Как только я вхожу в темную комнату, то слышу звук льющейся воды, доносящийся из ванной.

Тихими шагами я подхожу к двери и распахиваю ее.

Перед раковиной стоит тень.

Я нажимаю на выключатель. Белый свет заливает ванную комнату.

Эльза не щурится и не двигается. Как будто даже не осознает, что стоит в кромешной тьме посреди ванной.

Она снова и снова моет руки под струей воды. Выражение ее лица безмятежное, почти умиротворенное.

Это так похоже на выражение ее лица.

Я ненавижу это выражение. Моя Эльза – это не версия кого-то другого.

Эльза – это Эльза с ее приводящим в бешенство упрямством и хрупкой невинностью.

Она не та женщина.

Ее руки покраснели, а это значит, что она, должно быть, занимается этим уже некоторое время.

– Эльза, – зову я ее по имени.

Она не обращает на меня внимания, словно меня не существует. Она продолжает тереть, тереть и тереть.

Такими темпами ее руки начнут кровоточить.

Я подхожу к ней и хватаю за запястье.

Она отталкивает меня и снова сует руки под кран.

– Они грязные. Мне нужно их вымыть.

– Они не грязные, Эльза. – Я снова пытаюсь оттащить ее, но она вырывается.

Я позволяю ей. Любой тип силы окажет на нее прямо противоположный эффект.

– Я видела тебя, – шепчет она.

– Ты видела меня, – повторяю я, не уверенный, к чему она клонит.

– Ты был прикован цепью. Вот откуда у тебя шрам. – Ее нижняя губа дрожит, и движения становится более агрессивными. – Это была мама или папа?

Мой левый глаз дергается.

Она вспомнила.

Она, наконец-то, черт возьми, вспомнила.

– Нет, не говори мне этого, – выпаливает она. – Мне кажется, я знаю. Когда Джонатан сжег фабрику Итана дотла, отец, должно быть, похитил тебя, чтобы проучить Джонатана. Коул и Ксандер были похищены по ошибке, поэтому их почти сразу вернули, а похитители так и не потребовали выкуп. Итану не нужны были деньги. Он только хотел ударить Джонатана по самому больному месту.

Я храню молчание. Если она вспомнит, то и все остальное начнет обретать смысл.

Она достаточно умна, чтобы соединить все ниточки.

– Но ведь это не папа держал тебя, не так ли? – Шорк, шорк, шорк. – Это была мама. Хуже всего, я не думаю, что ты был первым мальчиком, которого она держала в подвале после смерти Илая. Но обычно они исчезали через день. Ты единственный, кого она продержала так долго. – Слеза скатывается по ее щеке и прилипает к верхней губе. – Ты единственный, кому она причинила такую сильную боль.

Выражение на моем лице остается прежним. Я знал, что это время настанет. Я знал, что Эльза вспомнит, но слышать ее сдавленный тон и наблюдать, как она изо всех сил старается не сорваться, ранит сильнее, чем я мог предположить.

Я хочу обнять ее.

Защитить ее.

Но я сомневаюсь, что она мне позволит.

– Я ее точная копия. – Наконец она останавливается, но ее руки остаются под водой.

Ее глаза встречаются с моими.

Эти электрические, пронзительно голубые глаза.

Они покраснели от слез, как будто она плакала с тех пор, как я расстался с ней десять лет назад.

– Как ты можешь смотреть мне в лицо? – Ее голос едва слышен.

– Я говорил тебе, – бормочу я. – Ты была призраком.

– Ты увидел во мне мою мать в тот первый день, не так ли? – Ее голос срывается, как будто она не хочет произносить эти слова.

Да. И иногда я вижу ее, когда она выходит из себя.

Но ни разу я не принял ее за кого-то другого.

Это Эльза.

Моя Эльза.

Я отгоню от нее всех гребаных призраков, если понадобится.

– Ч-что мама сделала, Эйден? – Ее руки и ноги дрожат. Она вся дрожит, как будто сходит с ума от выброса адреналина.

– Не надо.

– Не надо что?

– Не задавай вопросов. Не сейчас. – Я вытаскиваю ее мокрые руки из-под воды и беру их в свои. – Я хочу чувствовать тебя, Эльза. Я хочу запечатлеть себя под твоей кожей так же глубоко, как ты запечатлела себя под моей.

– Как? – Она всхлипывает, задыхаясь от слов. – К-как ты можешь хотеть меня, когда я ненавижу себя прямо сейчас?

– Ты можешь ненавидеть себя, но я все равно буду хотеть тебя, сладкая. – Я притягиваю ее к себе и хватаю за бедра. – Я сказал, что буду защищать тебя, помнишь?

Она смотрит на меня печальными голубыми глазами.

Этот взгляд вызывает у меня желание вырвать свое сердце и положить к ее ногам.

Точно так же она посмотрела на меня, когда впервые увидела в подвале дома своих родителей.

Это взгляд, которым она одарила меня, когда я в последний раз видел ее в том гребаном доме.

Это она. Не ее мать.

Эльза всегда отличалась от монстров, которые правили ее жизнью.

Иногда она может быть такой, как они, но в глубине души она не изменилась.

Она не стала такой, как я.

Обхватив ее бедра, я подталкиваю ее до тех пор, пока она не ударяется спиной о стену.

– Я хочу тебя. Ты мне нужна. Ты единственная, кто когда-либо будет мне нужен.

– Эйден… – Ее мокрая, покрасневшая рука запутывается в моих волосах. – Я… мне жаль. Мне так жаль.

– Мне тоже, детка. – Потому что это я втянул ее в войну против Джонатана, которую мы оба можем проиграть.

Если я в конечном итоге погибну, то так тому и быть, черт возьми.

Я уже решил, что Эльза моя, и никто не смеет посягать на то, что принадлежит мне.

– Заставь меня забыть, – шепчет она, ее глаза все еще блестят от слез, а ноги дрожат.

Мне не нужно приглашение. Я задираю ее платье и стягиваю свои джинсы. Она обхватывает меня ногами, когда я толкаюсь в нее.

Бля-я-ять.

Я не могу и никогда не насытюсь ощущением того, что нахожусь внутри нее.

Это чувство принадлежности.

Это как обрести частичку себя после долгих лет разлуки.

Эльза – это проклятие, но она также единственная гребаная вещь, имеющая смысл.

Тихие дрожащие стоны, которые она издает, когда я вонзаюсь в нее, отдаются прямо в моем сердце. Она прикусывает нижнюю губу, как будто не хочет, чтобы хоть один звук вырвался наружу.

– Прекрати, – ворчу я ей на ухо. – Тебе никогда не нужно сдерживаться со мной.

– Это так ужасно. Это так неправильно. – С каждым словом она сжимает меня все крепче.

Даже если это хреново и неправильно, она все равно хочет меня каждой клеточкой своей души.

Мой темп ускоряется, и я снова и снова задеваю ее чувствительные точки.

Она кричит, цепляясь за меня изо всех сил:

– О, боже мой, Эйден!

Ее бог.

Мне всегда нравилось, как это звучит. Быть ее богом – это лучший подарок, который я когда-либо мог получить.

Я продолжаю входить в нее до тех пор, пока она больше не может дышать, не говоря уже о том, чтобы протестовать. Она кончает вокруг меня, и вскоре я следую за ней.

Эльза безвольно обвивается вокруг меня, ее голова прячется у меня на шее, она тяжело дышит. Мне нравится, что она доверяет мне настолько, что засыпает вот так, рядом со мной.

Она больше не видит во мне угрозы.

Точно так же, как и я.

Все еще обнимая, я несу ее в спальню и кладу на кровать. Когда я выпрямляюсь, чтобы снять пиджак, она хватает меня за подол рубашки.

Я опустошен.

Я потрясен мольбой в ее глазах.

Я отбрасываю куртку и опускаюсь рядом с ней. Она кладет голову мне на плечо и обхватывает меня обеими ногами и руками.

Моя Эльза.

Она моя.

Черт возьми, моя.

И никто этого не изменит.

Даже она.

Ее дыхание выравнивается, и я думаю, что она заснула, но затем она бормочет:

– Я люблю тебя, Эйден. Думаю, я всегда тебя любила.

– П-папочка?

Мои маленькие ножки заскользили и остановились.

Кровь.

Лужа крови, а в ней лежит папа.

У меня звенит в ушах, когда я подхожу к нему.

– П-папочка! Ты о-обещал, что не бросишь меня, как Илай.