Церемония была долгой и тревожной. Народ с радостью принимал слова нашего Божества, но меня пугало то, к чему может привести все происходящее. Мне нравилась перспектива помазанниц на троне, когда Морин была для меня Богиней, но теперь она использовала риторику оскорбленного и жаждущего отмщения, а народ… я не видела народ таким никогда, даже глазами прошлых императриц.

— Не могу поверить, что она приказала вам убить Берту, — герцогиня держала меня под руку на выходе из храма, провожая взглядом уходящих зрителей сегодняшней «проповеди», — неужели наши жизни в руках той, кто сам скован путами судьбы?

— Мне тоже все это не нравится, однако наставница в данной ситуации слишком опасна. Она зла на правящую семью, а люди теперь намного восприимчивее ко всему, что она будет говорить, пользуясь своим положение слуги Морин.

— Верно, но я кое-что не могу понять, сколько бы не думала, — оглянувшись на Карлайла и убедившись, что он не может расслышать, она продолжила, — при всем уважении, мама, я правда люблю вас и рада вашему чудесному спасению, однако, так ли оно было необходимо и так ли полезна ей гибель Берты? Ваша прилюдная смерть действительно была эффектна, а наставница точно стала бы беспрекословно служить ей, влиять было бы проще на Аделин, так зачем она спасла вас?

— Скорее всего, Морин желает сама занять место наставницы, вынудив нас принять ее в сенат и соглашаться с ее решениями, чтобы не заиметь репутацию иноверцев или атеистов.

И все же, это было странно. Смерть Берты должна была остаться тайной, ведь официально мы не могли доказать ее преступления. Но, думая об этом, выходит, что Морин не могла довериться Берте. Богиня призналась, что видит все, так могло ли статься, что она знала о нежелании Берты вставать на ее сторону? Она сочла главу духовенства угрозой?

— Если бы вы только не скрывали это, и мы могли бы обдумать все вместе заранее… Хотя, стоит ли мне самой говорить о секретах? — Эмили сжала губы. — И почему это должно быть совершено именно вашими руками?

— Нельзя включать больше людей в решение конфликта с планами судьбы, — Карлайл открыл перед дочерью дверь кареты, — ступай. Я скоро вернусь домой.

Морин ехала в отдельной карете. За неделю пребывания Богини во дворце, она старательно избегала мою дочь, хоть и сама Эмили не горела желанием пересекаться с ней, а Эдриан не отставал от супруги ни на шаг. Конфронтации в империи были подавлены, но теперь они начались во дворце.

Смеркалось, череда карет направлялась к дворцу, где их ожидал праздник в честь благословения кронпринцессы, а я застыла на месте, окруженная стражей, гадая, как скоро будет достигнута точка невозврата.

Я шла по храму, волоча за собой меч. Меня утянули в платье с корсетом, небольшой шлейф из синего бархата тянулся по полу. Она стояла у статуи Морин, не обращая на меня внимания, а я видела, как моя тень полностью ее поглощает. Меч был невыносимо тяжел.

— Порядок нарушен, верно, великая мученица Аннабель? Однажды и тебе будут ставить памятники, твои портреты вывесят в храмах. Странно ли будет увидеть себя из камня при жизни?

— Одна из нас должна была погибнуть в ходе этой истории, — я остановилась в 3 метрах от нее, — я отдала свою жизнь за империю, но моя жертва обесценена. Думаю, ты сожалеешь, ведь ты так мечтала меня убить.

— Обесценена? Такие выражения ты подбираешь для описания чуда воскрешения, коим тебя наградила Богиня? — ее привычная улыбка и чуть надменный взгляд.

— Я разменная монета в неподвластном мне споре. Если бы я могла умереть еще раз, то наш разговор не состоялся бы.

— Кстати, я твоей смерти не желала, — в ее руках был фальшивый договор, — мне лишь виделось, что кронпринц лучше подходит на роль правителя. Может мои суждения и кажутся тебе смешными или самоуверенными.

— Ты не первая Наставница, возомнившая себя всезнающей. Вина есть на тебе, но на мне ее больше.

— И что же ты будешь делать, императрица? Готова к дальнейшей жизни под гнетом Божества? — она усмехнулась. — Интересно, ждавшие ее пришествия, могут ли утверждать, что теперь времена станут светлее. Не спокойнее ли было бы, оставайся она на своем прежнем месте?

На своем месте осталась лишь я. Возродившись в глазах людей новым символом божьего промысла и щедрости, мне было суждено прожить долгую жизнь на посту императрицы. Сколько бы мучений не вызвал во мне долг, я знала, что до недавнего времени справлялась достойно, но теперь не могла даже обеспечить безопасность своему народу.

— Хоть и смотрим мы на Халькопирит с разных сторон, но любим его одинаково.

— Тогда поклянись, императрица, что не истратишь свою жизнь на пустые сожаления. Защити то, за что мы боролись, — она указала рукой себе за спину, — не забудь, что мы молились той, кого видели в этой статуе, а не той, кого встретили.

Ни разу за сотни уроков меч не был так тяжел и лезвие не дрожало так сильно. Даже если она улыбалась, если не пискнула на вонзившийся в грудь металл, — это все еще страшно. Белоснежные одежды так быстро напитывались кровью, тело неловко шмякнулось об пол, укрывшись моей тенью. Просто не думать. Развернуться и унести свое бренное тело из храма. Я просто буду считать это расплатой за ее преступления.

— Ваше Величество? — Карлайл встретил меня у выхода, подставив руку и отдав приказ страже войти внутрь.

— Тело увезти в эрцгерцогство Таафеит в закрытом гробу. Похороните ее у первого храма Морин.

Выход. Нужно найти выход. Принимать решение — пытка, но был ли способ получить правильный ответ сейчас? Если я встретилась с Богиней, то, возможно, был способ пообщаться и с самой судьбой, сдерживающей Морин.

Однако, добраться до судьбы я не могла. В библиотеке естественно не оказалось ответов на мои вопросы, даже поездка к гадалке мне не помогла.

— Я вижу вашу победу, Ваше Величество, вижу меч и страшный грех. Спасение родится из вашей воли и Божьего промысла, — туманно рассказывала пухлая девушка, раскладывая по столу карты, пока я с ужасом ждала новой встречи с той жуткой тенью.

— Можешь ли ты сказать хоть что-то конкретное?

— Простите, но я лишь подглядываю в щелку, а не распахиваю врата. Я лишь могу сказать, что ваш страх будет побежден совсем скоро, повлияв на все, что было для вас правильно. Вам стоит ждать, что задует ветер и принесет нечто светлое и новое. Возможно, это повлияет на всех нас.

Все ее слова дарили надежду, однако, мне бы хотелось понимать ситуацию. В дни, когда мы наладили отношения с югом и не волновались о западе, вольно ходили по морю и смотрели на восток, стоило ли нам беспокоиться за собственную голову?

Лил дождь. За почти полный месяц империя, так долго противоборствующая главенству женщин, словно сошла с ума, опустившись на колени перед Богиней. Она заняла место наставницы с общим одобрением, так что ее голос стал звучать еще громче.

Каждая встреча Морин и Эмили сопровождалась грозным взглядом моей дочери и скорым побегом Богини, неловко находившей причины для своего ухода. Я все чаще прокручивала фразу, сказанную Морин при виде моего рыжеволосого дитя: «Почему?.. Как могла произойти эта ошибка? Неужели ты носила ее под сердцем падшего бога?».

И в тот день, когда Эмили приехала в императорский дворец без мужа и дочери, практически без багажа, я мучилась от головной боли. Словно молнии били меня с завидной периодичностью, вынуждая спрятаться в полумраке кабинета, глотая настой от боли. А потом все стихло, в ушах появился странный звон, и я побежала по длинным коридорам.

Стража, находившаяся в стойке, означавшей, что комната занята, встретила меня поклоном. Спрятав отдышку, я спросила:

— Герцогиня здесь?

— Да, Ваше Величество.

— А… Богиня?

— Тоже здесь.

И почему я так волновалась? У Морин не хватило бы духу навредить моей дочери, она бы не посмела.

— Я зайду.

В миг, когда открылась дверь, воспоминания нахлынули на меня вместе с ярким светом из комнаты: первое прикосновение к коже, первые шаги, корявые буквы моего имени на бумаге, смех, растрепавшиеся сорванные цветы, первый пойманный кролик на охоте, поездка с отцом на лошади, ее глаза, что смотрели на новорожденного брата. Как та кроха, что смеялась от щекотки во время пикника, малышка, которая скатывалась по перилам дворцовых лестниц, девочка, что хвасталась сразу тремя выпавшими зубами… Как она могла так вырасти? Стала главой дома, выбрала мужчину, родила дочь… Когда же все это произошло? Как дитя, умещавшаяся на моих ладонях, смогла достичь всего этого?