Впервые мне довелось получить шанс выстроить дружеские отношения с членом правящей династии другой страны, что вызвало бурю внутри. Радость от возможности закрыть вопрос, нервировавший меня долгое время, осознание способности оказать поддержку, доверие ко мне, узурпировавшей трон — все бушевало во мне, горело, вновь дав ощущение собственной важности.

Через 10 дней, во время подготовки моей поездки на крайний север, умер исполняющий обязанности главы герцогства Оттон.

— Ну надо же, подцепил срамную болезнь! — в бешенстве я бросила письмо на стол. — Не мог хотя бы подождать? Теперь мне нужно убеждать сенат поставить на должность принцессу, приняв ее отказ от титула, а Эмили радостно сообщить, что нет причин мне что-то доказывать, все вновь упадет в руки любимой дочке императора!

Голова раскалывалась. Я лежала в постели, пребывая в смятении из-за неудачного стечения обстоятельств, пока надо мной крутилась лекарша, то и дело поправляющая очки на цепочке.

— Ах да, вы же выставили условия для принцессы Эмили… — неловко вспомнила Ракель, хоть и была в большей степени озабочена состоянием моего тела.

— Верно, но вы признались, что в любом случае отдадите ей титул, — Теодор выглядел крайне растрепано, а отросшие светлые волосы картину не скрашивали.

— Да, в конечном итоге я даже решила, что мнение сената учитывать не буду, так как отдавать тутовые плантации кому-то из действующих дворян будет равно созданию невероятного перевеса из-за прибыльности угодий. Но Эмили все еще крайне проблемная личность для династии — она же наследница Божьей крови, вспомни ее волосы!

— Даже так, если она родит ребенка, похожего на своего мужа, то проблем не будет.

— А если нет? Ее будут использовать в попытка свержения ее брата в будущем, — меня затошнило, — о, Морин, я правда не знаю, как лучше поступить…

— Для начала лягте, Ваше Величество! — строго пробурчала лекарша, о нахождении которой в комнате я и забыла. — Сколько часов вы спите?

— Не знаю, ночью часа 3–4, днем могу подремать, если придется, — я пожала плечами, — со мной все нормально.

— Прошу прощения за дерзость, но вы походите на забитую на ужин курицу, — мое хмурое лицо было обращено к ней, — кожа бледная, синяя, круги под глазами, вы почти упали в обморок! При всем моем уважении, 3 часа — не сон, а пытка. И, как погляжу, рекомендации по питанию вы тоже не соблюдаете, а в месячном дневнике уже 3 месяца не было отметок.

— Чего удумала меня как ребенка отчитывать? Я императрица в конце концов.

— Вот именно. Вы же мать империи, так как сможете убедить народ в своей заботе о них, если за себя не беспокоитесь?

Под строгим взглядом лекарши и тревожными взглядами друзей и Эмми я вздохнула. В последнее время даже мне казалось собственное поведение одержимым. Организация охотничьего турнира с большим размахом, решение вопросов о предстоящем строительстве флота, подготовка материалов, а еще слишком много табака и кофе. К ночи я была либо слишком возбужденной, чтобы спать, а потому занималась перечитыванием дневников императриц в поисках ответов о наследовании воспоминаний, либо же падала замертво от усталости, но просыпалась через пару часов в тревожной дрожи. Голос Дориана все еще преследовал меня.

Лекарша к моему отвару от головной боли добавила успокаивающий настой, Ракель накормила печенью, которой мне очень захотелось, а Тео принес миндаль в сахаре ближе к вечеру, предложив выпить глинтвейна. Несмотря на достаточно теплое лето для столицы, из-за вновь упавшего веса я продолжала кутаться в теплые вещи, ощущая вечную зябкость.

— Ох, я не оторвусь от миндаля, пока весь не доем, ты же знаешь.

— Потому и принес.

Сидя за столиком у окна, запивая миндаль и табачный дым глинтвейном, мы смотрели на серое небо, с которого срывался дождь. Меня радовало присутствие Тео рядом, ведь все больше одиночество пугало и утягивало туда, откуда не было сил бежать. Хотелось уехать поскорее отсюда, но нельзя было не признать, что научиться жить во дворце без тягости на душе тоже было необходимо.

— Ракель беременна.

— Знаю. Поздравляю тебя, — пальцы стали липкими от сахара, — ты не выглядишь радостным.

— Просто устал, — его глаза, так похожие на это мрачное небо, что-то выискивали за окном, — в день вашего совершеннолетия была такая же погода. Император расстроился, посчитав это дурным знаком.

Я помнила тот день ясно, словно та комната, залитая теплым светом, находилась за моей спиной. Бурный праздник по случаю моего 15-ого дня рождения, ночь после него, впервые проведенная в супружеской спальне. Меня облачили в самую красивую полупрозрачную сорочку, стекавшую по моему телу прямыми линиями, но ничего абсолютно не скрывавшую, а на плечи набросили длинный шелковый халат с широкими рукавами, словно вспомнив, что наготу положено закрывать. Я ждала стоя, спокойная, бесстрашная. Воспоминания были в моей голове, да и 8 предыдущих императриц оставили одну общую рукопись, которая была предназначена для этого знаменательного дня. Их теплые слова и инструкции успокоили меня. Император был в расшитых шелках. Брюки, рубашка и халат были свободными, делая его фигуру объемной, но мягкой из-за переливов струящейся ткани.

— Мне крайне неловко, моя Бель, — произнес он губами, что, как и всегда, оставили поцелуй на моей руке.

— Тебя ведь обучали, — с улыбкой напомнила, руками касаясь расслабленного узла на поясе его халата.

— Все так, но мне жаль… Все эти люди пришли не на праздник твоего рождения, в который должны были благословлять дочь Богини, а лишь из желания сделать ставку на твою беременность.

— Не стоит обижаться на слова не блещущих умом. И мне бы не хотелось, чтобы в этот час твой разум был занят посторонними. Или же тебе будет проще представлять кого-то?

В то время я слишком была податлива к влиянию других людей, впитывала подобно губке их комплименты, в которые были завернуты непрошенные советы. Долг императрицы покорил меня, стал идеалом и мечтой, даже первую брачную ночь я воспринимала как часть своей роли.

Если бы Дориан сказал, что будет представлять другую, то я бы улыбнулась, велел бы позвать советников в спальню, я бы согласилась. Унижений для меня не было, не было и морали, отличной от той, что позволит мне стать идеальной женой правителя. Затуманенный разум пугал моего супруга.

— Отвратительный вопрос, — его лицо скривилось, — позволишь себе же себя унижать еще раз в моем присутствии, и я разозлюсь. Мне так хотелось, чтобы эта ночь была для тебя комфортной и приятной, дабы ты не чувствовала разочарования в будущем, но ты лишь желаешь мне угодить… Начнешь ли ты думать о себе, моя Бель?

Смотря в его искренние глаза, я впервые почувствовала запах тюльпанов, что гордыми рядами цвели весной под моими окнами в родном поместье. Оглянувшись на кровать, глаза нашли наволочки, расшитые моей почившей няней, которые я с любовью прятала в комоде, боясь, что они износятся. На столике были фрукты, нарезанные мелко, как мне нравится, пышущий паром красный чай, а на императоре комплект был кремового цвета, моего любимого, похожего на суфле.

Оказалось, и себя я не замечала: дрожь в пальцах, а еще волосы неприятно липли к лицу, и, кажется, я немного опьянела. Я не была смелой, меня манила, но и пугала неизведанность, с которой предстояло впервые встретиться наяву.

— Похоже, я пыталась быть взрослее, чем есть, — моя голова виновато опустилась, но тут же пальцев коснулись мужские ладони, — мне немного тревожно, от того хотелось показаться увереннее.

— Ничего зазорного в этом нет, разве что немного смешны твои попытки меня обмануть.

— Я даже себя обманула.

Мы около часа тогда просто сидели на кровати разговаривая, а после все вышло само собой. Помню, меня удивило, что нежные прикосновения к коже совсем не отличались от повседневных. Хоть тело и пробирала приятная дрожь, но поцелуи ладоней, кончики пальцев на запястьях и касание щек — все это было уже привычным, обыденным, таким же говорящим о нежной любви, как и всегда.