— Ваше императорское Величество императрица Аннабель, — она присела в реверансе, — знаю, вы не любите пышные встречи, от того не стала выстраивать слуг. Надеюсь, не обидела вас скромным приемом.

— Достаточно, — я обняла дочь, сжимая ее теплое тело, — подобное оставь для встреч во дворце и на официальных мероприятиях. Я приехала сюда как мать.

На заднем дворе было обширное место, выделенное специально для небольших приемов. Белая деревянная беседка гордо стояла в центре, увитая разнообразными цветами, а плетенная мебель напоминала мне о приморских регионах с их палящим солнцем и соленым воздухом. Моя дочь казалась той деталью, которой и не хватало этому яркому пейзажу, чтобы стать идеальным.

За легким обедом и непринуждённой беседой, наполненной смехом, под пробивающимися сквозь крышу из растений солнечными лучами, я не могла избавиться от мыслей о стычке марки Герснат с графством Бертон, расцененных мной как знак к началу черной полосы. Странное чувство зябкости покрыло мою спину, что заметил Карлайл, спросив, не вернулась ли ко мне головная боль, но все было совсем не так. Меня натянуло подобно тетиве, но цель была скрыта, хоть я и замечала ее мелькания, которые не могла распознать.

— Императрица, как вы смотрите на то, чтобы пройтись со мной по саду?

Рыцарь сопроводил меня от беседки по ровной тропинке к дальней части двора, где стояли небольшие птичьи клетки.

— Что с вами? Вы так напряжены, словно ожидаете удара в спину. Неужели заметили что-то, что не попалось на глаза мне?

— Сама не знаю. Ощущаю постоянную готовность защищаться.

— Я более чем уверен, что здесь нет посторонних, так что постарайтесь успокоиться. Давайте еще немного пройдемся, вдруг вам станет легче.

Мне правда стало несколько спокойнее. Сад был прекрасен, и я старалась убедить себя, что просто переживаю за Эмили, внезапно покинувшую отчий дом, когда она решила присоединиться к нам с Карлайлом.

— Мама, вы плохо себя чувствуете? — я ответила на ее прекрасную улыбку.

— Конечно нет, но ты оставила гостей? — но, обернувшись на беседку, я увидела лишь Тео, идущего в нашу сторону от поместья.

— Ракель стало плохо, так что она отлучилась.

— Тошнота, — подтвердил подбежавший камергер, — прогнала меня, сказала, что не терпит зрителей в такие моменты.

— Что ж, такое случается, — я опустила глаза на свои туфли.

Краткая мысль, но тело реагирует. Будь шанс изменить произошедшее, я бы обязательно это сделала, но, к сожалению, попытка была одна. Моя рука дернулась в сторону дочери, прижимаясь к ее животу, едва ли изменившемуся от бремени, и мой разум пронзили ощущения 6-ой императрицы Генриетты, рожавшей почти каждый год и ставшей матерью 13 раз, императриц Суран и Амалии, расплатившимися жизнями за роды.

Что я сделала не так? Как могла подобное допустить?

— Кто осмелился? — эти слова были гранью между злостью и слезами.

— Мама, это было моим решением… — ее голова опустилась, от чего я почти закричала в отчаяние.

— Твое? — я схватила ее за плечи. — Какой у тебя срок?

— 4 месяца. Мама, прошу вас, не зачем так волноваться.

Но я уже не слушала. Заметна вина в пристыженных глазах. Зеленые, как сочная листва, волосы темные, высокий. Я с усилием дотянулась до лица Эдриана, вознаграждая его за «подвиг» пощечиной, когда меня под руки схватил Теодор, но я не сдавалась и пнула со всей силы рыцаря по колену, видя, как он опускается к земле.

— Успокойтесь, Ваше Величество, и отзовите Анима! — голос Тео звучал у моего уха, пока я продолжала болтать ногами, в надежде попасть по неразумному юнцу.

— Как смеешь меня держать? Я убью его собственными руками!

— Мама, прошу вас…

— Пусти, я тебе сказала, это приказ! — все вокруг исчезло, остался лишь безвольный рыцарь герцогини, стоящий на коленях. — Как он посмел обесчестить мою дочь?

— Мама, я же сказала, что это было мое желание! — Эмили вцепилась в мою руку.

— Мы во всем разберемся, но сначала пообещайте, что не станете вымещать свой гнев на мальчишке, — Тео продолжал оставаться спокойным и все еще крепко удерживал меня.

— Верно, Ваше Величество, не зачем его бить, — знакомый голос и появившаяся в поле зрения фигура удивили меня.

— Карлайл, да как ты можешь⁈

— Самой. Не зачем быть его самой, вы ведь можете пораниться. Я изобью его за вас, — его расслабленная улыбка обрадовала меня, заставляя кипеть гнев внутри с новой силой.

— Да, отлично! Подпорть наглецу личико для начала, а с преступным органом разберемся напоследок.

Неразборчивый крик заполнил сад. Эдриан должен был понести наказание, должен был расплатиться за свой грех, и крови из его разбитой губы было недостаточно, однако Эмили выхватила меч своего любовника и встала на его защиту. Карлайл не мог пойти против герцогини, но мой приказ был выше, так что он дожидался моего позволения оттолкнуть дочь и продолжить наказание, но я была не в состоянии. Мой разум горел от боли, испытанной в прошлом, не мной, но кем-то. 22-е императрицы породили 47 принцесс и из них лишь треть пережила роды. «Я» присутствовала минимум на 8-ми из них, и боль матери, вынужденной наблюдать не за чудом рождения жизни, а за последними мгновениями собственных дочерей была сравнима с пыткой раскаленными прутьями.

— Достаточно, — злобный взгляд Эмили был направлен на меня, — вы уже пролили кровь, так что давайте остановимся.

— Ваше Величество, пожалуйста, — вторил мой друг, но я видела лишь фигуру наглеца на земле.

Что я сделала не так? Почему моя дочь пошла на этот необдуманный шаг? Почему не смогла доверить мне этот секрет и сколько собиралась скрывать? Если бы Дориан был жив, он бы узнал раньше?

Почему они продолжают кричать в моей голове?

После случившегося обморока от тревожных воспоминаний и головной боли, Теодор отчитывал меня за поведение, пока Ракель успокаивала Эмили, а Карлайл не без удовольствия рассматривал ссадину на костяшках.

Закурив на балконе, я приказала привести рыцаря, успокоив тем, что ругаться не буду больше. Закутав тело в плед, так как с теневой части поместья оказалось удивительно прохладно, я с легким сожалением прокручивала в голове события до обморока. Мне бы хотелось отреагировать иначе, быть понимающей и милостивой матерью, однако все мое тело и сознание отреагировало так, как отреагировало.

— Ваше Величество, — каштановые волосы все еще были взъерошены, словно у него не было времени даже провести по ним руками, хотя кровь с лица пропала.

— Садись, — рукой с сигариллой меж пальцев я указала на место напротив, — не волнуйся, Карлайл останется с нами для твоей защиты.

Я некоторое время просто смотрела вниз, на деревья и траву, кустарники и цветы, пытаясь свыкнуться с инородными мыслями. Эта ситуация породила столько проблем… И мой гнев был одной из них. Я никогда не сталкивалась с ярко выраженной злостью, от того и не умела с ней бороться. Сжимая пальцы, мне все явственнее выражалась причина злости: я лишь хотела сохранить детскость дочери, позволить ей подольше побыть ребенком, но теперь это было невозможно. Из-за этого парня или нет — не важно, он просто был удобной целью для вымещения гнева.

— Не знаю, важно ли это, но мое имя Эдриан, — он прервал молчание.

— Я знаю, как тебя зовут, ты ведь уже 3 года служишь моей дочери, — он держался на удивление ровно, — сколько тебе в этом году?

— 18.

— А моей дочери лишь 16, так как ты решил сотворить такое с ребенком? — в голосе моем не было ни злости, ни раздражения, во мне ничего уже не осталось.

— При всем уважении, но разве императрица сама не родила в этом же возрасте?

— Не говори так, словно понимаешь мое положение. За принцессой или герцогиней оставался выбор, а за мной — нет.

Мы вновь замолчали. Мысленно я уже копошилась в ворохе семейных древ, пытаясь найти у этого рыцаря родство с хоть сколько-нибудь благородной семьей, дабы дать ему фамилию и суметь женить на дочери. Раз уж ситуацию не изменить, то я не должна была позволить моему внуку или внучке стать ублюдками.