На большом приеме в честь Эмили, организованном в родовом поместье Оттон, а ныне именующегося Мурманит, мне хотелось расслабиться. В последние дни меня все чаще охватывала не всегда обоснованная злость, от которой я надеялась избавиться во время скорой поездки в Монро, а пока — заглушала приторным вином.

— Стоит ли столько пить? — Карлайл протянул мне руку. — Ваше Величество, давайте лучше потанцуем. Окажите честь?

Рыцарю крайне шел его серебристый костюм, его волосы блестели в свете свечей и сиянии обращенных к нему женских взглядов. Было большой глупостью среди этого разнообразия прекрасных ярких дам выбрать ту, что продолжала носить траур и избегать надоедливого внимания. Но я согласилась.

— Как ты смотришь на то, что я выберу для тебя невесту? — поинтересовалась я как только заиграла новая мелодия и 4 круга танцующих задвигалась по большому залу.

Стук каблуков, шуршание юбок и нескончаемая светская беседа — вот голос любого приема, вторившего в ушах еще несколько часов после завершения праздника. Мое тело следовало за рыцарем почти неосознанно, а разум старался игнорировать шепот, рассказывающий о том, что я впервые танцевала не с членом своей семьи.

— Не стоит.

— Почему же?

— Не думаю, что готов посвятить свою жизнь кому-то, кроме вас.

— Ради Богини, молю, скажи, что это не признание в любви…

— Раз вы просите.

— Карлайл…

— Да будет вам, я же шучу, — он улыбнулся совсем по-детски, — мне просто нравится быть при вас, а семейным человеком я себя не вижу вовсе.

— Значит, твой выбор — гора любовниц и свобода от клятв?

— Да, это мне ближе.

Я краем глаза заметила танцующих Адама и Аделин в самом центре зала, по обок с Эмили и ее личным рыцарем и компаньоном Эдрианом, смеющихся чему-то. Моя дочь в роскошном платье, в мерцании драгоценных камней, обласканная всевозможными комплиментами и пожеланиями казалась воплощением Богини, находящейся в центре всей империи. Сердце и сам дух Халькопирит.

— Вы так строги сегодня были с наставницей, — вдруг вспомнил Карлайл, подхвативший меня за талию и прокруживший над землей.

— Да, в последнее время я чувствую себя такой раздраженной, сама себе удивляюсь.

— Ну, повод для злости у вас был, — мужчина приблизил меня к себе сильнее, подстраиваясь под ускорившийся ритм, — к тому же, может вы не настолько терпимы, насколько считали?

— О чем это ты?

— Вспомните, когда вы в последний раз пили отвар от головной боли?

Удивившись и начав копаться в воспоминаниях, я могла сказать лишь о времени до поездки на крайний полуостров. Собственно, после того времени во мне вдруг стало меньше усталости, да и я сорвалась на маркизе Девовиль. Неужели моя извечная головная боль стала причиной для такой же привычной усталости и даже повлияла на характер? Но что изменилось? Обряд действительно помог мне излечиться? Тогда слова Бея были правдой: чье-то дурное слово было причиной для моих страданий, но чье?

— Ха, выходит, без боли я злая и нетерпимая, так выходит? — открытие вызвало еще больше раздражения.

— Или уверенная и сильная, — рыцарь пожал плечами, смотря на меня загадочным взглядом и совсем без улыбки, — знаете, а вам даже идет.

— И на кого я похожа с оскалом и детским ростом и весом? На вздыбившуюся кошку?

— А я люблю кошек.

— Давай прекратим этот бессмысленный разговор.

Танец продолжался, что означало мою невозможность уйти от надоедливых речей рыцаря.

— Может вам стоит найти себе любовника?

— Что ты вообще несешь?

— При всем уважении, но вам уж точно известно, что плотские утехи способны снять напряжение и с тела, и с разума, — Карлайл заговорил тише и от того приблизился к моему уху, — вам должно быть тяжело, ведь император никогда телесной слабостью не отличался.

Не было удивительным, что весь дворец, да и дворянство знало о нашей личной жизни. С Дорианом мы всегда спали вместе, однако в обществе это не приветствовалось и считалось вульгарным. Но мы были юны и энергичны, а зимние ночи холодными и пугающими воющим ветром за окнами. Мы зажигали свечи, камин, лампы, разливали крепкий чай и кутались в халаты. Дориан расчесывал мне волосы гребнем и заплетал косу, а я в это время читала вслух книгу. Часто я замечала, как мой муж делал идеальную прическу, приноровившись за годы, но тут же бубнил под нос, что вышло скверно, и начинал по новой, чтобы я побольше прочла ему очередной роман про простушку и прекрасного герцога.

К прочему, муж частенько оказывался в настроении для уединения и во время приемов, а уж пропавшие из виду монаршие особы — прекрасный повод для сплетен. Мне не было дела до разговоров знати и прислуги, ведь такое яркое проявление чувств супруга было для меня ценнее образа благочестивой пары.

Выпитое вино все же дало в голову, так что мой сопровождающий оставил меня на диване в комнате отдыха, снабдив прохладным лимонадом и долгожданной тишиной, ведь сам он остался за дверью. В полутьме комнаты с высокими окнами, мой взгляд обнаружил зеркало, вновь вернувшее меня к воспоминаниям о прекрасном времени.

— Не слишком ли вызывающий наряд? — поинтересовался Дориан, смотря на меня в зеркале.

Платье цвета зимнего океана обтягивало тело от объемной юбки под талией до самого подбородка, но «вызов» закрытого платья меня не смутил. Мой муж часто повторял, что закрытая одежда будоражит воображение сильнее голой кожи, как подарок меркнет перед его ожиданием, да и он считал странным называть обтягивающую одежду закрытой, даже если та прикрывала и кончики пальцев. Дориан часто был несдержан, если я укрывала тело длинным свободным халатом на запахе или же надевала платье с закрытой шеей, у которого на спине вырисовывалась длинная ровная линия из мелких пуговиц. Наверное, Дориан бы даже злился на те откровенные сорочки, что часто предлагали мне служанки, если бы умел злиться без серьезной причины.

— Даже запястья закрыты, Ваше Величество. Это крайне скромное платье, — горничная хмуро собрала мои волосы на макушке, ловко закрепив их шпилькой, — я планирую собрать императрице волосы вот так. Что скажите?

— Ты разве не видишь, как это смотрится со спины? Излишне соблазнительно, не думаешь?

Я усмехнулась, а служанка, смутившаяся приближением императора, с поклоном отошла. Он долго рассматривал меня в зеркале.

— Оставь нас императрицей. На сегодня ты свободна.

Дверь закрылась.

— Ваш взгляд красноречив.

— Как и твой вид, — длинные пальцы скользнули от бедер по талии к ребрам, — с таким же успехом тебя могли обернуть в подарочную бумагу и перевязать лентой.

— Настолько не нравится? Я сменю, — его лицо было спокойным, хоть и добравшаяся до груди ладонь была требовательна, так что я скрыла свою дрожь.

— Знаешь же, что нравится чрезмерно, — рука прижала за талию к сильному телу, а глаза следили за отражением, — борюсь между желанием заставить всех и каждого увидеть тебя в нем и разорвать прямо сейчас. Что думаешь?

Пальцы перебирали ткань на бедре, медленно поднимая юбку и обнажая ноги в туфлях. Дрожь уже было невозможно скрыть, как и сбившееся дыхание.

— Ваше желание — закон.

Он встал сзади. Его взгляд, такой же властный, как на заседаниях, в отражении не давал мне взглянуть куда-либо еще, словно пленил. Прохлада целовала оголенную ногу, когда ладонь проскользнула на внутреннюю сторону бедра.

— Чудный вид. А сейчас наклонись и обопрись о зеркало.

При всем этом Дориан порой подшучивал надо мной из-за моей попытки предоставить ему любовницу. Однажды, сидя рядом с мужем на троне во время летнего бала, я засмотрелась на герцога Картена. Ему было 40 лет, за которые ему довелось видеть войну и неурожай, наводнение и голод, но с каждой из задач он справлялся как истинный лидер, за что был награжден множеством орденов. Наравне с сильным характером он был одарен великолепной внешностью, делавшей его похожим на образ с картины Марты Алтонской «Торжество», где она изобразила свой идеал мужчины. С детства получивший звание самого красивого мужчины империи, он был невероятно самоуверен и вечно окружен женщинами.