Стоя на коленях в месте, где вы были одеты скромно, каждый набрасывал на себя мантию и скрывал голову капюшоном, я думала о жалкости своей доли, где вся моя помощь заключалась в мольбе к той, кто мог и не выслушать моей просьбы.

— Именем Богини благословлена и убережена от невзгод будет несущая жизнь. Прислужница Морин и верноподданная империи, исполняющая долг дарования жизни, сохранена будет, а молитва ее достигнет неба, земли, воды и ветра, всего окружающего, что станет колыбелью для новорожденного. Было и будет благословение Божье для носительницы бремени.

Мы уходили по тому же проходу, в котором я кричала от боли, когда в меня помещали легендарный камень. Я взяла камергера под руку и опустила капюшон пониже.

— Я разговаривал с членами совета о передаче герцогского титула принцессе Эмили.

— За моей спиной? Вот уж от кого не ожидала. — я усмехнулась.

— А от принцессы ожидали? — его серый взгляд выглянул из-за белой ткани. — Последовав вашему совету, она искала способ заставить сенат позволить назначение Ее Высочества на роль главы рода.

— Правда? и какое же решение она нашла?

— Вы удивитесь, но она уже подготовила обширный документ и предоставила мне. Хотите прочесть по прибытию во дворец?

Мы сели в карету, где наконец скинули капюшоны.

— Изложи выжимку.

— Принцесса обещает отказаться от титула, принести рыцарскую присягу наследному принцу, а также дать клятву рода, что она и ее потомки будут верны только правящему монарху, а значит не будут участвовать в заговорах и примыкать к враждующим фракциям.

— Показуха.

— Но убедительная, — Теодор долго сдерживался от усмешки в ответ на мой прожигающий взгляд, — что ж, она к тому же пообещала вернуть несколько выигранных в карты герцогом Виктором родовых драгоценностей.

— Это уже больше похоже на правду.

— Уловка с клятвами тоже сработали. Дворянству сейчас выгоден мир.

— Только бы Эмили не родила дитя с Божьей кровью, — я сжала в руке медальон, — тогда ее внешность можно будет списать на обычную случайность.

— Ну да, случайности ведь так часто случаются с императорской семьей.

— Вы так напряжены.

Карие глаза Карлайла казались медовыми в солнечном свете, подающем сквозь окошко кареты.

— Все еще не верится, что моя дочь станет главой и откажется от титула принцессы, — я закусила губу, — к нашему возвращению в столицу закончится подготовка к церемонии.

— Вас расстраивают ее амбиции?

— Мне кажется причудливым сном, что мой ребенок способен на нечто подобное.

— К ней все еще приставлен наставник, да и вассалы будут вам обо всем докладывать, — рыцарь задернул шторку, — насколько мне известно, Ее Высочество будет на испытательном сроке целый год.

— Формальность. Лишившись титула принцессы, она уже не сможет вернуться во дворец, так что она либо станет хорошей главой, либо будет выдана замуж за хорошего примака. Ладно, давай не будем об этом, не для того из дворца выехали, чтобы о делах думать.

На полуострове было значительно холоднее, чем в столице, но хотя бы не было снега. Из-за обособленности местных жителей, пришлось дожидаться в ближайшем к ним большом городе людей с полуострова, дабы узнать, примут ли они вообще чужаков. Трое мужчин, выехавших за покупками, казались дружелюбными, даже не смотря на отказ принимать решение сразу же. Через 2 дня они вернулись, объявив, что старейшина позволит нам остаться на сутки в их поселении, но не более.

Народ, звавший себя Оршастылбу, являлся кочевым, хоть и передвигался в пределах одной местности. В момент нашего приезда они разбили лагерь в самом благоприятном месте — о реки в центре полуострова, вблизи небольшой чащи.

Казалось, что мы с Карлайлом стали диковинкой, которую привезли на выставку. Остановившаяся повозка, запряженная оленями, в городе смотрелась инородно, но здесь стала частью единой картины, непривычной почти до дикости. Мужчина, ведший упряжку, вдруг засвистел, когда мы спустились, и из чумов начали выходить люди.

— Чувствую себя невиданной зверушкой, — тихо произнес Карлайл, следуя рядом со мной меж жилых треугольных домиков из шкур, к центру поселения, где женщины и девушку занимались готовкой, пока дети играли в догонялки.

На звук наших шагов оборачивалось все больше загорелых лиц с узким разрезом глаз. У меня появилось едва ли преодолимое желание убежать.

— Приветствую гостей, — из-за спины послышался голос.

То был старец с длинной белой бородой с тростью в руке, но той было недостаточно, так что под другую руку его поддерживала немолодая женщина. Вдруг во мне возникло ощущение, что я пришла туда, куда не следовало. Я сделал шаг назад.

— Благодарим, что позволили нам остановиться у вас, — моя голова склонилась, — вам, наверное, уже сказали, что я писательница, желающая напомнить жителям империи о обычаях, которые раньше существовали на ее пределах…

— Раньше? — с некоторым отвращением переспросила женщина, поддерживающая старейшину. — Если другие и забыли о своих корнях, то не мы!..

— Будет тебе, Асту, — старец похлопал ее по руке, — мы все люди, хоть и хранимы разным, но начало и исход у всех един, так к чему эти распри? Моя семья примет вас.

Названная Астой смотрела на нас исподлобья даже провожая нас к чуму старейшины. Карлайл был до страшного напряжен, что совсем не успокаивало меня. Помнится, в городе я расстроилась, что нам дан лишь день для знакомства с местными, но теперь казалось, что едва ли мы вынесем сутки.

Оглядываясь в попытках снять напряжение, я заметила, что сурми, носимые здесь, значительно проще и изношеннее тех, в которые были одеты мы, что моментально прибавило к прочим неприятным чувствам смущение. Мы с рыцарем словно куклы в магазине дорогих игрушек.

Нам было позволено войти в чум, перед входом в который мы разулись и опустились у очага рядом со старейшиной на устеленный шкурами пол. Внутри было темно и душно, Асту покинула нас, оставив наедине с мужчиной и возившейся у огня старушкой.

— Ох, пустая голова, я же не представился. Мое имя Бей, я старейшина этого клана, а это моя жена Ушта, — его дряблая рука указала на женщину, — но она глухая стала, так что ответа от нее не ждите, да и языка вашего не знала никогда.

— Но вы так хорошо говорите, — с нервной улыбкой заметила я.

— По молодости ездил до города, пока не стал старшим, от того и учился, а женщинам нельзя покидать поселение, ведь их долг за огнем следить, да детей беречь.

Признаться, я не знала, как продолжить диалог. Мне казалось, что все вокруг словно выталкивало меня подальше отсюда и сдавливало голову. Я даже не сразу заметила вошедших женщин, принесших с собой блюда, заполненные угощениями. Две дамы устроились вокруг очага, говоря о чем-то, но язык мне не был известен, так что я лишь неловко поблагодарила Бея за еду.

— Вот, дружок, угощайся, — старейшина подвинул к Карлайлу миску с чем-то блестящим и коричневым, — свежая оленья печень.

— Благодарю, но я не голоден, — до абсурдного спокойно отказался рыцарь, — но чай очень вкусный, благодарю.

Я даже не заметила, как женщины налили в пиалы горячий напиток, источавший сильный травяной запах. Среди неизвестных блюд я заметила кровяные блинчики, похожие на те, что готовят в Рутил зимой.

— Нравится?

— В столице тоже такие готовят, — ответила я, едва прожевав, — они всегда вкусные, хотя в детстве я сильно испугалась, когда узнала способ приготовления.

— Нечего пугаться крови, коли мясом питаешься, — старец улыбнулся беззубой улыбкой, — мы, Оршастылбу, всегда говорили, что все данное природой должно быть использовано полностью или не тронуто вовсе. Уж коли выдернул редис, то ешь и ботву, а с забитого оленя или свиньи даже кровь и копыта должны пойти в дело.

Я опустила взгляд. Конечно же этот мужчина знал, что за пределами полуострова совсем другие понятия, знал, что мы живем иначе, но все же мне стало неловко.