— Твои слова звучат несколько богохульно.

— Я в Богиню не верю.

— Что?

— Не в том смысле, что отрицаю ее существование. Мне кажется, что она дала нам больше, чем необходимо, так о чем еще мне просить? Не порождение ли жадности храмы? К тому же, Морин где-то, а вы здесь. Если уж кому и молиться, то вам, — его глаза встретились с моими, — если однажды солнце не встанет, то мне проще будет поверить, что дочь Богини тому причина, чем Морин, которая не показывалась нам уже полтысячелетия.

Мой слуга был таким. Ляжет в лужу и скажет наступить на него, только бы я не испачкалась, снимет с себя доспех и наденет на меня. Кто-то назвал бы его верным слугой, кто-то влюблённым мальчишкой, а я бы сказала, что он тот пес, что надоедливо трётся о ноги, стоит тебе встать из-за стола.

— Умереть за кого-то — геройство, но мне верные подданные видятся теми, кто все сделает, дабы выжить и вернуться ко мне со знаменем победы.

— Ты сейчас меня процитировал?

Я нахмурилась, вспоминая день, когда мы с императором отправляли выпускников военной академии на фронт для защиты восточной границы. Обстановка в тех землях была не сильно напряженной, лишь малые столкновения с королевством, требовавшим вернуть им часть завоеванных земель, которые империя позволяла использовать под посевы на правах аренды. Молодые ребята, 18-летние бравые парни, обещали, что погибнут за мою честь, с улыбкой просили сохранить вымпел их отряда, где они бы написали свои имена. Мне тогда было 22 года, я была на две головы ниже самого высокого из них, но видела в них моего 10-летнего мужа, отправленного на передовую из-за формальностей. Меня трусило, и я выдала первое, что пришло в голову в надежде, что речь молодой наивной императрицы воодушевит их сохранить жизнь. Конфликт был подавлен, все они вернулись живыми.

— Еще и слово в слово повторил. Аж в дрожь бросает, — я передернула плечами.

— Ваши слова были ужасны, но они вдохновили тех, кому предназначались. Мне это понравилось.

Вдохновила? Комплимент, даже если им не являлся, засел в моей голове на время поездки. Я думала о своей роли идола, а к этим мыслям пристроились размышления о предстоящей свадьбе Теодора с Ракель, запланированной через 3 дня, в самой середине недельного празднования рождения Морин. С легкой горечью вспоминалась моя первая церемония во дворце.

В связи со смертью предыдущего императора меня отдали замуж в 9 лет. 12-летний жених лично прибыл в эрцгерцогство, дабы сопроводить меня до дворца. Покидая имение Таафеит с няней и десятком рыцарей, я смотрела на протянутую мозолистую руку наследника престола, моего почти супруга. Даже не обернулась. Боялась увидеть холодный взгляд матери, который ощущала на своей спине, словно за мной был не дом, в котором я родилась, а сырой подвал, серый и пугающий.

Свадьба императора и императрицы всегда были по большей части коронацией, чем церемонией объединения двух душ. Я была очень маленькой для своего возраста, так что, даже встав на колени передо мной, Дориан был практически одного роста со мной. Благословленная Богиней, я должна была опустить на его голову корону, которая была слишком тяжела для меня, так что я едва могла удержать ее трясущимися руками, от чего громоздкая золотая конструкция с россыпью драгоценных камней неловко плюхнулась на голову молодому человеку.

Преклонив колени, юный кронпринц Дориан де Рутил поднялся на ноги императором Дориан де Рутил фон Халькопирит.

Вдовствующая императрица, засвидетельствовавшая наш брак, одела на меня тиару, созданную специально к этому событию, так как полноценная корона императрицы была для меня слишком велика. Благородные гости, кто-то искренни, а кто-то наигранно, поздравляли нас с улыбками, стоящих на пьедестале с сцепленными руками, а я гадала, какое же выражение лица было у моей матери, но слишком боязно было взглянуть.

Долгие мрачные дни в новом доме тянулись подобно смоле, так как все мероприятия и посещения были строго ограничены. Император погиб из-за пандемии, захватившей север и запад государства. Дети от странной болезни не страдали, а вот люди, пережившие третий десяток, падали замертво через неделю после первых симптомов. Сидя на софе у огромного чуть мутного окна, я слушала, как няня читала письмо о смерти моего отца. Оплакивая его, вместе с новоиспеченным мужем, мы похоронили вдовствующую императрицу, затем посетили прощание с графом, что служил при дворе учителем. Может после и еще кто-то умирал, но моя драгоценная няня тоже покинула этот мир, а я слишком привыкла слушать письма из ее уст, так что отказывалась их открывать. Потом запретила зажигать огонь в камине. Мне так хотелось уйти за папой и няней, что я понадеялась, что суровый северный мороз и до меня донесет эту страшную болезнь с колючим влажным ветром…

Но в спальню мою, шаркая ногами, пришел император. Такой же юный и убитый горем, как я, свернувшаяся на софе, взывающая к Богине. Тогда я узнала, что он тоже плачет. Что Дориан тоже человек, даже королевская кровь не делала его непроницаемым или сверхсильным. Он потерял родителей, учителей, няню. Дориану пришлось нести непосильный груз ответственности, решать вопросы, к которым его готовили, но на практике он был лишь ребенком, вынужденный жениться сразу за смертью отца, встать во главе огромной империи, надеясь, что министры будут воспринимать его хоть сколько-нибудь серьезно, не пытаясь строить козни за его спиной, а его еще более юная и запуганная невеста перестала выходить с ним на связь. Тогда нас разделяли десятки метров и толстых каменных стен, но беды, свалившиеся на нас, были одними.

В тот вечер мы плакали на одной кровати в промозглой комнате. Лежа по разным сторонам, не смотря друг на друга и тем более не касаясь, два разбитых дитя пытались понять, смогут ли они стать поддержкой друг для друга достаточной, чтобы превозмочь все то, что свалилось на них.

Я позволила зажечь камин в ту ночь.

— Вы уверены, что хорошей идеей было устраивать свадьбу камергера в светлый праздник? — мы уже подъезжали к столице, когда поинтересовался Карлайл.

Неделя празднования начиналась в день рождения Морин и заканчивалась в день, когда та объявила себя Богиней спустя 5 лет от рождения. В империи не было более важного события, так что никакие другие мероприятия не могли проводиться в эти дни.

— Конечно нет, это попытка узнать границы дозволенного и хранится ли в умах моих вассалов понимание моего места.

Как дочь Богини, я представляла ее волю и имела больше духовного влияния, чем храм, от чего он до сих пор удавалось держать их подальше от политики. Хоть известие о свадьбе и вызвало негодование, судя по письмам, отданным мне Дитрихом, но сопротивления не вызвало, что говорило о еще жившей вере в мое Божественное происхождение. Что ж, в сложившейся ситуации было достаточно и этого.

Пейзаж за окном напомнил мне, что и на севере бывает лето, хоть и несравнимое с южным. Небо вспомнило о своей голубизне, а зелень разрасталась так бурно, словно спешила прожить свою короткую летнюю жизнь. В дворцовый город отовсюду съехались торговцы и туристы, улицы стали почти непроходимыми, а от обилия звуков гудела голова. Столичные резиденции горделиво задрали фамильные знамена, сообщая, что благородные семьи посетили Рутил.

— Приветствуем Ее императорское Величество!

— Мы ожидали вас только через пару часов, — Теодор помог мне выйти из кареты.

— Выехали до рассвета, чтобы прибыть пораньше, — после моих слов камергер посмотрел на рыцаря, выражавшего явное недовольство моей маленькой ложью, ведь уехали мы сразу по окончанию кострища, так как спать было ложиться уже бесполезно.

— Ее Высочество просила прощения, что не вышла встретить вас, так как занята приготовлениями, — Ракель улыбнулась, когда мы дружно направились ко дворцу.

— А принцы? Неужели еще не прибыли?

— Кронпринц уже с столице, прибудет с минуты на минуту, а вот принц Генри задержался из-за очереди на вратах перемещения…