Мелену это не трогало. Пусть думают, что хотят. Совсем скоро она доберется до Рыжего Моря и уплывет в новую жизнь. На острова, где все начнет с чистого листа. Возьмет новое имя и будет путешествовать об берега до берега, открывая для себя новые места, а может осядет где-то в деревне, в доме на отшибе. Заведет собаку и какую-нибудь курицу. Может даже козу! Научится доить, разобьет огород. Станет печь пироги и вязать шерстяные носки на продажу.

Мысли эти показались такими нелепыми, что Мел пренебрежительно фыркнула, дивясь на собственную глупость. Где она и где носки?

Новая жизнь отчаянно манила, но почему-то ехать напрямую к Рыжему морю не получалось. Сначала она каким-то неведомым образом оказалась возле Сторожевой гряды, хотя та была в противоположной стороне от конечной цели.

И провела она там не час и не два, а несколько дней. Слушала камень у подножья гор, поднималась до перевала и забиралась в развороченный андракийцами подгорный переход. Раньше эти места ничего для нее не значили — пустые и безжизненные, теперь же она чувствовала, как пульсирует порода там, где созрели самоцветы, как сквозь толщу пробивается упорное семя эдельвейса, как где-то дальше, скрываясь в низких облаках от посторонних глаз, по выступам скачут ловкие винторогие козы.

Камень готов поделиться секретами, надо только слушать. И Мелена делала это жадно и с упоением, наверстывая те годы молчания, в которые ее заточили по прихоти Вейлора. С каждым разом сила все легче откликалась на ее призыв и работала более филигранно. Мел могла выбить ступени в боку седой горы или перекинуть узкий, но прочный мостик через небольшое ущелье. Могла укрыться от непогоды в пещере, которая открылась специально для нее или собрать воедино расколотый валун, только лишь прикоснувшись к нему ладонью.

Это было странно. И приятно. И рождало внутри ощущение целостности. Будто все эти годы половина ее была скована параличом, а сейчас чувствительность возвращалась. Порой было щекотно, порой больно. Иногда хотелось смеяться от того, что магия вернулась, а иногда выть от отчаяния, что ее не было столько лет.

Задержавшись у Сторожевой гряды еще на день, Мелена снова исследовала места прорывов. Долго, сантиметр за сантиметром, иногда даже спускаясь в обвалившиеся проходы. Они были мертвыми, холодными и хранили отпечаток чужого злого присутствия. Мел аккуратно закрыла каждый из них. Сравняла с землей, убирая ущерб, нанесенный чужаками. И снова слушала, пытаясь уловить зов Ведущих.

Было тихо. Иногда лишь, доносились приглушенные отголоски, так глубоко, что не дотянуться, и они неизменно двигались в сторону Асоллы, словно их туда тянуло неведомой силой. И каждый раз Мел испытывала дикое желание отправиться следом. Приходилось напоминать себе, что к столице она больше не имела никакого отношения, и город под защитой не только купола, но и кхассеров с тренированными воинам. Не нужна она там. Да и не хотела она туда! Ее ведь новая жизнь ждала! На островах.

Осмотрев, что только было можно, Мел снова двинулась к Рыжему Морю. Но неизменно на пути появлялись какие-то препятствия. То погода испортилась и пришлось пережидать лютый снегопад, сжирающий все на расстоянии метра, то кончились запасы и Мел вынуждена было свернуть в сторону деревни. То еще что-нибудь.

Время шло, а она все кружила и кружила посреди Милрадии, не в силах разорвать зачарованный круг. А может дело было не в силах, а в желании.

Сколько бы Мелена не пыталась себя убедить, что впереди ее ждет новая, возможно даже счастливая жизнь, сердце тянуло обратно в Асоллу, судьба которой была не безразлична. Как там воины? Справляются? А кхассеры? Хватает ли им их звериных сил теперь, когда кругом полно столь ценного для них аракита. Как там Хасс? Все так же суров и молчалив и превращается в ручного котенка, только когда остается наедине со своей драгоценной Ким? Как Доминика? Всех ли излечила?

А еще хотелось узнать, как дела у крошки Эссы. Мел трусливо сбежала, так и не попрощавшись с племянницей. Побоялась, что та не отпустит, увяжется следом, да и не хотелось видеть в ее глазах обиду и разочарование.

И это…на императора бы посмотреть. Хоть одним глазком. Просто так. Чтобы успокоить неистово молотящее в груди сердце.

В такие моменты она строго говорила самой себе:

— Дура! — и решительно разворачивалась в сторону островов…лишь для того, чтобы сделать крюк и найти причину задержаться еще ненадолго.

Так и кружила, то приближаясь к столице, то мчась от нее прочь, пока не оказалась в зажиточной деревне, в двух днях пути к югу от Асоллы.

Дома здесь были крепкими, заборы ровными, и на вытоптанном поле по снегу носилось два десятка молодых лошадей — непозволительная роскошь для многих поселений.

Приютили ее в доме старосты. Он стоял в центре деревни, а от него полукругом расходились дома попроще, образуя посреди площадь, на которой местные любили проводить собрания, да и попросту встречаться, чтобы обсудить последние сплетни и перетереть кости соседям.

В тот день главной темой для разговоров стало появление бывшей главы королевской стражи. Чего только люди не напридумывали! И то, что Мелена на специальном задании и ищет беглых преступников, и то, что она заговор плетет, и то, что обезумела и ищет какие-то древние сокровища. Взрослые не преминули запугать ее появлением детей. Мол, кто будет себя плохо вести, того мрачная женщина заберет и превратит в ворона.

Дети боялись. Особенно когда проказливая вирта, внезапно являла им облик ящера, а через миг уже становилась прежней. Тогда малышня с криками разбегалась.

Мел отрешенно слушала перешептывания за своей спиной. Ни одно из них и близко не было к правде. Нет ни заданий, ни заговоров. А мрачной она была потому, что в душе намертво проросла тоска, от которой не избавиться.

***

— Надо уезжать, — строго произнесла Мелена, рассматривая утром свою физиономию в небольшом, оплывшем по краям зеркальце, — хватит!

В последнее время она саму себя не понимала. И на острова не уезжала, и в Асоллу не возвращалась. Какой смысл крутиться тут, как на привязи? Никакого!

Все! Прямо сейчас оседлает вирту и махнет подальше из этих мест. Решено.

Собралась она быстро. Да и что там собираться, когда из вещей лишь то, что на ней, да небольшой рюкзак со сменой одеждой.

От завтрака, предложенного женой старосты, Мел не отказалась — знала, что силы в дороге потребуются, поэтому съела полную тарелку густой овсяной каши с большим куском сливочного масла, потом чай выпила с еще теплой ватрушкой. Несколько пирогов радушная хозяйка замотала в тряпицу и сунула ей в рюкзак.

— На перекус.

Мел поблагодарила, испытывая при этом некоторую неловкость. Странно было. Раньше она людей не замечала, воспринимая, как обузу на пути к цели, а теперь смотрела и понимала, что не так уж они плохи и бесполезны.

Когда Мелена вышла на крыльцо, деревня уже проснулась. Пацаны, кто на санках, кто на простых картонках, гоняли с горки, которую им сделали взрослые, собрав снег, сползший с крыш. Кто-то чистил дорожки, кто-то пек хлеб, а почтенные бабки прогуливались, заложив руки за спину и обсуждая последние новости.

— Уже уезжаете? — поинтересовался староста, неподалеку размахивающий лопатой.

Остановившись на верхней ступени, Мелена обвела взглядом деревню и кивнула.

Спокойное место, хорошее… И почему-то при свете солнца оно ей не понравилось. Вчера приехала уже в сумерках, и не обратила снимания, а сегодня по нервам било ощущение неправильности.

Вроде деревня, как деревня. Дети, бабки, визги свиньи из соседнего хлева и запах растопленных бань. На окошках горшки с цветами и пушистые жирные коты, раскормившие себя на зиму.

Так почему вместо умиротворения Мелена испытывала здесь неуместное отторжение? Неприятно было. Крики детей, смех жителей, заливистый лай собак. Все это било по ушам, оглушало.

Мелена спустилась с крыльца, вышла в центр площадки между домами и, не понимая, что происходит, осмотрелась. В одну сторону, в другую, насколько хватало взгляда.