— Как уж не понять, — усмехнулся черноволосый кхассер. Мелена стала головной болью для всех, а после пропажи Вейлора, так и вовсе стянула на себя все внимание. Подумать только, одна молодая женщина, а проблем, как от целого Роя!

— И следите, чтобы она близко не подходила к той темнице, где сидит Ингвар.

Имя рыси они узнали, когда посадили под корону его безумную подругу.

Мажс помнил, каким взглядом она наблюдала за рысью. С тем же выражением Мел смотрела и на Вейлора. Вейлор исчез…

— Может, запрем ее? — без особой надежды предложил Аксель.

— Хорошая идея, — Хасс перевел выжидающий взгляд на своего правителя, — это решит многие проблемы.

— Ты хочешь, чтобы я нарушил свое собственно слово? — тон императора стал на несколько градусов холоднее.

— Нет. Конечно, нет.

— Просто держите ее под контролем.

Вскоре с крепостной стены Асоллы в небо поднялись кхассеры во главе с мрачным императором. Его красная шкура, изрезанная темными полосами, лоснилась на утреннем солнце, движения были сильны и уверенны. Он улетал из замка со смешанными чувствами, с одной стороны испытывал облегчение, с другой — все сильнее натягивалась дрожащая нить между ним и парой.

— Просто перетерпеть — напоминал сам себе, — просто стиснуть зубы и перетерпеть. Скоро полегчает.

Их было шестеро, по одному из каждого крана. Все кроме рысей. И хотя в Асолле был их представитель, а вернее даже два, но толку от них никакого. Один безумен и бросается на все, что движется, вторая — бестолковый котенок, готовый днями напролет бегать за шелестящей бумажкой на веревочке и играть. Придется обходиться без них.

Они добрались до сторожевой гряды, как раз к тому моменту, когда Морт словно угорелый носился вокруг кареты, явно позабыв о том, сколько ему лет.

— Аккуратнее! Не уроните! Не разбейте! Да что же вы как медведи неуклюжие?! Бережнее надо. Бережнее!!!

Спустя полчаса, когда все было перенесено в маленький дом, обычно служащий пристанищем для стражников, охраняющим переход между Долиной и Милрадией с весны и до наступления осени, Морт носился уже с другими криками:

— Зацепки! Надо найти зацепки! Якоря, на которых все держится! — повторял он как заведённый, — только так можно сломать. Остальное — бесполезно.

Увы, в этом он был прав. Дыра, которую пробили андракийцы, прорываясь в Милрадию, уже начинала затягиваться, как рана на теле великана. Защита восстанавливалась.

— Разделение миров нам не преодолеть, да и не зачем. Но эту границу надо сносить, иначе каждый год нам придется пробивать брешь заново, — хмуро произнес Хасс, — замкнутый круг.

Император и так этот знал. Он уже продумывал, как быть дальше. Кого оставлять здесь, когда зима кончится, как распределять силы, чтобы защитить Андракис и контролировать притихшую Милрадию.

Вторая граница действительно была серьезной помехой. Миры сопряжены сто зимних дней, и тратить время на то, чтобы каждый год ценой неимоверных усилий пробивать новый проход – бессмысленно.

Надо ее ломать.

К следующему полудню под четким руководством Морта вдоль сторожевой гряды были расставлены причудливые приборы, похожие на перекошенные рогатки с множеством ответвлений. Они помогали магам усилить линии дара и сообщали громким писком, если вдруг где-то шли ответные колебания

Первую зацепку нашли еще через день благодаря Доминике.

Когда целительница начала проверку напротив перекрытого на зиму подгорного прохода между Милрадией и долиной Изгнанников, прибор, откликнувшись на ее дар, впервые истошно запищал.

— Я что-то нашла! — закричала Ника, привлекая внимание остальных, — Там!

Группа отправилась внутрь, на поиски источника колебаний, но смогла добраться только до середины пути. Дальше вставала невидимая стена, обозначающая границу.

Тогда они начали методично обыскивать каждый доступный сантиметр, а потом кто-то обратил внимание на то, что синие грибы, сонно мерцающие прожилками, расположены не так хаотично, как казалось на первый взгляд. Они сплетались в паутину, которая становилась плотнее вокруг острого валуна, вросшего в каменные своды.

Объединив усилия, трое кхассеров отвалили его в сторону. За ним обнаружилась глубокая ниша, а в ней — круглый сосуд, заполненный золотистой жидкостью. А внутри, то всплывая на поверхность, то полностью скрываясь, пульсировало сильное сердце.

Ника испуганно отпрянула, а Маэс мрачно произнес:

— Кто-то из древних кхассеров.

Это было сердце одного из тех, кто когда-то остался в Милрадии, и кого вероломно предали ради жажды золота и власти.

Все знали, что вторая границы стояла на крови тех, кто отдавал свою жизнь, защищая людей от роя, но увидеть это своими глазами было жутко.

***

— Неправильно все это, — прошептала Доминика, — нельзя так.

Дрожащими кончиками пальцев она прикоснулась к холодной поверхности сосуда. В ответ на робкое прикосновение сердце дернулось, замерло на миг, а потом продолжило размеренно биться. Оно не знало покоя уже сотни лет.

Целительница по привычке нашла линии жизни. Они тугим сгустком пульсировали в центре органа, но по краям были черными, будто оплавленными.

— Это рысь, — горько произнесла она, — был…Он устал…надо его отпустить.

Маэс молча забрал сосуд и вышел на улицу. Сквозь толстое стекло он чувствовал усталый ритм обреченного сердца. У него самого за грудиной так сильно ломило, что едва удавалось сделать вдох. Хотелось кричать. На всю округу, срывая голос, выплескивая все то, что кипело внутри. Дикая ярость сплеталась с отчаянием и болью. Он был воином, порой излишне жестоким и безжалостным, но даже у него в голове не укладывалось, как так можно. Изуродовать, вырезать сердце и заковать его в стеклянной темнице на века, поддерживая в рабочем состоянии за счет какой-то лютой магии. Зациклить на ем защиту от других кхассеров, использовать, не оставив шансов на успокоение.

В Андракисе так не поступали даже с заклятыми врагами.

Не замечая пронизывающего ветра, Император вышел на небольшой холм, возле сторожевого поста. Приняв звериную форму, разрыл снег и мощными когтями вспорол стылую землю, потом снова стал человеком, опустился на колени и ладонями разровнял глубокую лунку, подготавливая последнее пристанище для древнего кхассера.

Закаленное стекло поддалось не сразу. Император давил его до тех пор, пока по мутной поверхности не побежали тонкие трещины. Хруст, шипение, похожее на измученный выдох, и на землю полилась золотистая жидкость, а само сердце выпало на ладонь к Маэсу.

Оно было теплым, и как бы глупо это ни звучало, глубоко несчастным и измученным. В нем пульсировали остатки прежней жизни и неиссякаемая боль. Она была настолько ощутимой, что у императора перехватило дыхание, и жгучий ком перекрыл горло. Даже глаза, никогда не знавшие слез, начало печь.

Он достал из-за пояса короткий изогнутый нож. Приставил острие к надрывно бьющемуся сердцу и тихо произнес:

— Прости. И спи спокойно.

Одним движением Маэс проткнул его насквозь и держал в руках до тех пор, пока оно не замерло. Только после этого положил в приготовленное углубление и присыпал сверху землей.

Люди встретили его настороженным молчанием. Мужчины угрюмо хмурились, Доминика, изо всех сил пыталась скрыть слезы, и у каждого из них внутри болело.

— Нам надо искать остальные якоря. Всего их будет семь, как и кланов, — император говорил тихо и уверенно. Все всегда крутилось вокруг кланов. — рысь уже есть. Осталось найти остальных. После тащим сюда Сеп-Хатти и ломаем эту границу ко всем чертям! Ясно?

Ему в ответ были лишь молчаливые, полные холодной решимости, кивки.

После первой находки дело пошло живее. Теперь они знали, что искать.

В тот же день огненный маг почувствовал сердце древнего тигра, снежный — барса, воздушный — пуму. Еще через день им удалось обнаружить сосуд, в котором было заточено сердце черной пантеры, а ближе к ночи обнаружили и ягуара. Дольше всех пришлось повозиться с песчаным кхассером. Его останки оказались запрятанными далеко в горах, в темном ущелье.