Карамзин уже понял: с этим папашей торговаться — себе в ущерб. До сих пор с гостем ничего плохого не делали, если только намеренно не доводили до бессознательного состояния, чтобы сделать то самое плохое. Но что именно? Настя глаза не мозолила, как будто у случайных друзей оказался. Семейный лёгкий уют и доверие чувствовались во всём, и это, безусловно, была заслуга хозяина дома — насмешливого мужика лет пятидесяти. Никакого пафоса и высокомерия. Отношение к пацанам на уровне равноправия, а не подчёркнутого покровительства, как между двумя поколениями Карамзиных. К малознакомому мужику доверия и уважения у Беловых было больше, чем у…

— Ну, за твоих родителей! — хозяин озвучил третий тост.

Кирилл, хоть и закусывал, коварство «аналоговнетной» продукции Белова-старшего почувствовал запоздало: сначала стало хорошо, и вдруг накатила горечь. Хлопнул стопку из послушания, ему подсунули кусочек сала на вилке, потом огурчик… И он поплыл…

Ещё после бани тело расслабилось так, что перестали болеть напряжённые за день плечи. А сейчас весь мир отошёл на второй план, на первом остался стол с домашней самогонкой, сковорода с жареной картошкой и напротив мужик, которого захотелось обнять и всплакнуть в его похожее полосато-тельняшечное плечо.

Не заметил, как стопка снова наполнилась:

— Кирюха, не пропускай! Шлангуешь… За что пьём? Предлагай, твоя очередь, — добродушно сказал собеседник, не акцентируя внимание на факте странной очередности.

— Мне всё равно… — осоловело покачал головой Кирилл, просто осушил посуду, подпёр щёку кулаком и задумался, кажется, засыпая в вертикальном положении.

— А теперь рассказывай, — вырвал его из расслабленного состояния хозяин.

— Ч-что рас-сказывать? — нехотя отозвался Кирилл. Слова давались с трудом, верно, и в самом деле пора было спать.

— Всё рассказывай. За всё, что на душе накипело. За ту дрянь, что в тебе сидит, — каким-то особенным душевным голосом сказал Сергей Сергеич. Кирилл помотал головой, не соглашаясь делиться сокровенным, и мужчина передвинул табуретку, сел ближе, обнял за плечи и притянул к себе. — Это тебе надо, сынок. Говори, я свой, не боись. Никто тебя не услышит, кроме меня… Давай, сынок…

Внезапно сжало горло. Словно дали под дых, хотя голова и так чувствовала себя шаром, плавающим в невесомости. Наверное, дело было в ласковом тоне и слове «сынок». Родной отец никогда к нему так не обращался — только «сын». И вдруг незнакомый мужик его понял и готов был поддержать…

Кирилл мотнул головой, прогоняя позорное желание заплакать, словно чувствительная девица, и хрипло попросил:

— Д-дядь Сергей, налей ещё!

Время близилось к двенадцати, когда в спальню к близнецам открылась дверь и просунулась голова отца:

— Наська, ты спишь?

— Нет, пап, — шёпотом быстро откликнулась дочь и сразу же пошла к двери, осторожно, чтобы не разбудить вроде бы уснувших братьев. — Что случилось?

— У Кирюхи твоего женщин три года не было. Мне его раскодировать?

— Папа! — смущённо шикнула Настя.

— Понял! — отец аккуратно закрыл за собой дверь.

Кто-то из близнецов хихикнул под одеялом, и Настя пригрозила:

— Щас, кто не уснёт, получит тёмную!

— Лось начнёт кричать, всё равно проснёмся, — буркнул Мишка. — Скоро они там? Я спать хочу.

— Вот и спи!

— Просыпаться ночью не хочется.

— Вы точно всех предупредили? — подумав, вспомнила Настя, заранее содрогаясь от перспективы услышать то, что периодически заставляло всю деревню вздрагивать.

Это была заслуга матери — в том, что ни разу к Беловым не приходила полиция и разгневанные жители. Если не считать первого раза, во время которого отец открыл миру новый психотерапевтический способ быстрого снятия стресса за один-два «сеанса». Диплом психолога был у матери, а обращались почему-то к отцу. Причем даже сами соседи советовали знакомым.

— Предупредили, а то! — хмыкнул Мишка.

Прошла четверть часа, Настя задремала, и вдруг во дворе гаркнул голос отца — соседская собака испуганно залаяла, будя остальных. Своя, привыкшая, забилась в будку, подальше от чудаковатого хозяина.

— О, начинается! — Сашка кубарем слетел с верхней кровати, и близнецы бросились к окну, створки которого были приоткрыты из-за духоты в комнате.

— А-а-а? — во дворе неуверенно крикнул неровный голос помоложе.

— Давай громче! Как раненые лоси кричат. Выплесни свою боль, сынок! Выкричи всё, чем этот поганый мир тебя отравил. Давай! Где твой кураж? — басил голос Белова-старшего. — Давай вместе!

Рядом неустойчиво покачивалась фигура пониже и тоньше. Батя, снизив тон, подсказал: «А-а-а-а!..» — чем подбодрил гостя. И тот затянул, сначала нетвёрдо:

— Га-а-а…

Его поощрили: «Вот так, сынок, молодец, давай ещё!». И Кирилл заорал, чувствуя то самое облегчение, которое ему обещали:

— А-а-а-а!..

Он останавливался для того чтобы отдышаться и повторить крик. По селу давно пошла цепная волна — псы захлёбывались лаем, передавая тревогу тем, кто жил дальше. Потом волна пошла на спад. Издалека послышались два-три поддерживающих крика: каждый раз кто-то из молодёжи обязательно присоединялся к «сеансу Сергеича».

— Минута и семь секунд, новый рекорд, — удовлетворённо констатировал Сашка, когда столичный гость охрип и покачнулся, валясь на батю.

— А если он ещё будет кричать? Подожди, не убирай, — Мишка протянул руку за секундомером.

— Не будет, — убедительным тоном сказала Настя, — он себе голос сорвал. Всё, дождались? А теперь быстро спать! И чтобы ни слова, у меня тоже был тяжёлый день!

В тишине, постепенно устанавливающейся на улице, было слышно, как отец приговаривал, практически таща на себе ослабевшего и морально опустошённого пациента:

— Молодец, Кирюха! Как заново родился! А теперь — баиньки. Чайку с мёдом — и в кроватку.

— Н-не-е хо-чу в ба-ню… — капризничал охрипший гость, чья когнитивная кондиция дошла до точки, за которой осмысление речи превращается в квест.

— Бани не будет, спать пойдёшь, — терпеливо соглашался батя.

Они шумно протопали по крыльцу в дом, теперь голоса звучали глухо. Минут через десять, как и обещал отец, заваливаясь на дверные проёмы, целитель и пациент проследовали в комнату напротив. Послышалось бормотание, звякнула железная ручка о край ведра (отец на всякий случай поставил «шансовый инструмент» возле кровати гостя), закрылась дверь, и в доме вскоре все улеглись. Лишь где-то, на другом краю села, самая нервная собака никак не могла успокоиться.

Настя вздохнула, устроилась поудобнее и только тогда уснула.

Знакомые голоса тихо бубнили рядом.

— Дракон это, — сказал то ли Мишка, то ли Сашка.

— Не, на змея похож, — не соглашался второй, рассматривая часть татуировки на шее лежащего.

— Где ты у змея крылья видел?

— А вот видел!

Кирилл кашлянул, прочищая горло, и с трудом перевернулся с живота на спину. Пацаны отступили на шаг, но не ушли. Он с удивлением уставился на них, потом перевёл взгляд на окружающую обстановку, не узнавая место. Какое-то время его взгляд был растерянным, но потом сменился осмысленным.

— Уже утро? — спросил хрипло. — Который час?

— Двенадцатый, — хмыкнул близнец с прыщом на лбу.

Кирилл осторожно сел, прислушиваясь к своим ощущениям. Тяжёлого похмельного синдрома не было точно, зато срочно нужно было сделать кое-что.

— А где?.. — вопросительно посмотрел на ведро и замолчал.

— Пойдём, покажу, — ухмыльнулся беспрыщавый.

Туалет находился в десяти метрах от дома. На счастье, никто из Беловых не попался по дороге, и Кирилл, воровито озираясь, вернулся в комнату. Жажда напомнила о себе. Заметил на стуле свои вещи — постиранные джинсы и футболку,

— Где все?

— Мамка на работе, Наська с батей поехали телёнка смотреть. Чья-то корова ночью от испуга родила, — пацаны прыснули.