Позже, прижавшись друг к другу под спальником, чей покрой позволял превращаться ему в одеяло, они пытались уснуть. Но на третий или четвёртый тихий вздох Насти Кирилл всё-таки не выдержал:

— Чего ты пыхтишь, притворщица? Рассказывай уже, что случилось?

После нерешительной паузы, Настя уточнила, сомневаясь, будут ли её слушать в поздний час:

— История за историю?

Кирилл фыркнул:

— А ты не любишь быть в должниках, да?

Они повозились: Кирилл снова пощекотал Настю. А когда отпустил, она, с улыбкой, расслабленная, начала свою исповедь.

— Ты спрашивал, что за гитарист на том плакате, который мои гномы тебе показали.

— Уже не надо: чувствую, снова буду ревновать.

Она остановила руку, заползающую под футболку:

— Дело не совсем в нём.

— Это не то, что я подумал? — вместо того чтобы остановиться, рука поползла ниже.

— Не совсем… — поняв безуспешность борьбы с коварными чужими сильными руками, Настя позволила себя ласкать, но, больше чтобы самой освободиться от так называемого долга, начала торопливо. Кир мешал, но примерно на середине вдруг заинтересованно прислушался, и остаток истории прозвучал, как и положено, размеренно и тихо.

— У меня тоже был случай, который я запомнила, и который изменил что-то во мне. Не такой красивый, как у тебя. Наверное, потому что я девочка в первую очередь… Ах, Кирилл, ну, дай рассказать!

— А ты не тяни!

— Мне было тоже около тринадцати лет, мамина сестра, моя тётя, живёт с бабушкой в Калининграде. Однажды они пригласили нас на день рождения наших бабушек — мамина мама и её сестра — близнецы. У нас в роду часто они рождаются.

— Через поколение? — рука Кирилла обогнула холм на бедре рассказчицы и заползла сзади, притягивая к себе её бёдра и закидывая одну ногу на себя.

— По-разному бывает. В общем, мы поехали в Калининград. Там, конечно, было для нас, детей, очень интересно, но мне больше запомнился уличный музыкальный фестиваль… Ты меня отвлекаешь! Не буду рассказывать!

Настя рассердилась притворно: прикосновения и движения рядом лежащего уже не вызывали сомнения в его намерениях, а одновременно говорить и получать удовольствие она ещё не научилась.

— Нет, рассказывай. Я тоже бывал на Калининградских фестивалях, почти каждый год, — Кирилл на минуту успокоился, но вскоре рука снова поползла, куда не надо. — Что там случилось?

Настя рассказывала. Про музыкальный фестиваль, про самый странный случай в своей жизни — незнакомого парня и солнечное гало вокруг его фигуры.

— Может, это был Иисус?

— Нет, прекрати! Просто появилось стойкое чувство, что это ОН. Тот, кого я ищу и буду искать всю свою жизнь. Я помню его спокойное чистое лицо, светлые глаза, волосы, чуть рыжеватые на солнце, тёмный блондин, прямой нос и, почему-то, необычные светлые штаны в серую крапинку. А, ещё на руках кожаные браслеты и на шее что-то тоже похожее… В общем, чем-то он напоминал музыкантов…

Кирилл начинал терять терпение: описание какого-то там пацана, за чей счёт он сейчас заводил Настю, возбуждало ревность. Чуть было не посмеялся над «увлекательной» историей, но вовремя прикусил себе язык, хотя так и подмывало шутить:

— И что было дальше?

Не подозревая подвоха в вежливом вопросе, Настя продолжила:

— У одного из уличных музыкантов (к тому же был солистом) от быстрой игры лопнула струна. Он не остановился, продолжил играть — лопнула вторая, потом третья. Толпе это понравилось, и нам тоже стало интересно, как музыкант сможет играть на оставшихся струнах.

— А что он играл?

— Не помню. Песня была хорошая, но я всё это время пялилась, как дура, на того парня — не могла отвести глаз, сама не знаю, почему. У него в правом ухе была серебряная серьга-колечко, тогда у парней был бзик на эту тему. Отец высмеивал таких, да и я особо не обращала внимания, а тут — стою, смотрю и понимаю, что мне нравится всё… Надпись на рюкзаке «Rock is everything», на котором болталась подвеска в виде гитары с вензелем «К» — Калининград… Белая, со стразами…

Настя вздохнула. Кирилл перестал испытывать её терпение, лежал рядом неподвижно, и под его рукой на бедре начала потеть кожа. Должно бать, он задремал от рассказа, изобилующего мелкими скучними подробностями, но Настя не тормошила его. Ей тоже надо было выговориться.

— Что случилось с тем брелоком? — неожиданно спросил Кирилл, словно бы проснувшись, когда Настя замолчала.

— Я его сначала хранила в своих «сокровищах». Потом мы с Катькой закопали его на Усть-Вагильском холме. Провели обряд на то, чтобы я однажды встретила кого-то, похожего на Калининградского незнакомца. Я долго носилась с его образом — самой стыдно вспоминать. У нас в школе старшеклассники организовывали музыкальную группу, пытались, так сказать. Один, мне казалось, был похож на мою фантазию: у Никиты даже ухо было проколото, и он носил серьгу-колечко… В общем, я влюбилась, вернее, обманула себя. На выпускном играли бывшие старшеклассники. Никита с ними. Я попросила одноклассника нас познакомить, мы вместе встречали рассвет… И несколько других потом. Мои думают, будто Никита разбил мне сердце и бросил. На самом деле, его бросила я. Да что мне тогда было? Всего девятнадцать? Я просто поняла, что Никита — не тот, не та моя мечта, которую я себе придумала. Да и играл он скверно, был тщеславен. От внимания девчонок млел, словно подросток, на критику обижался. И меня это всё раздражало… Вот такая история. А плакат я купила на том же фестивале, в Калининграде. Мне показалось, что музыкант на плакате похож на моего призрака, только брюнет. Это было напоминание о том, чего не бывает — сказки, в которую хочется верить… Кир…

Дослушав историю, он не просто возобновил свои приставания, а, словно долго удерживаемый от желания, набросился на девушку:

— На-асть, Настя… Настенька моя… Белоснежка…

И она задохнулась от поцелуев, от порыва, какого, кажется, ещё не бывало. Было в этом неопределяемое исступление — Кир ласкал её, не намекая на взаимность, до тех пор, пока она не застонала, прикусывая зубами шёлковую ткань спальника — чтобы за стенкой, в соседней комнате, не услышали. Позже, справедливости ради, она хотела было вернуть долг, но её разморило, Кирилл не настаивал — и она неблагодарно уснула.

Спустя время Карамзин поднялся, оделся и вышел на крыльцо, минуя спящих у порога собак. Нашёл в куртке пачку сигарет, задымил, наблюдая за туманом, клубящимся возле себя и на озере. Не прошло и нескольких минут — послышалось сопение, любопытный Фикс всё-таки присоединился, с присвистом зевая и вопросительно глядя своими глазами-бусинами на бодрствующего хозяина.

— Она меня нашла, Фиксалий, представляешь? — Кирилл потрепал пса по голове. — И всё благодаря тебе. Умница, Фикс, молодец. Иди ко мне, заслужил…

Планы Кирилла вдруг резко поменялись. Вместо активной деятельности таёжного бирюка он почти весь день подбирал явившуюся ему мелодию, неразбираемо мурлыкал слова — Настя уловила только фразу «два дня и сто лет». Догадаться, о чём складывается песня, было сложно.

Дядя Гена тем временем свой план перевыполнил: нарубил немало поленцев, их занесли в домик, в угол. Потом вдвоём с Настей отправились по грибы, и вечером на железном костровище заблагоухал грибной суп, за компанию — жареная свежая рыба, к чаю намяли собранные ягоды с сахаром. От запаха ли, или от усталости Кирилл вернулся в реальность, жадно набросился на еду, а после отправился бродить возле озера, цепко ухватив Настю за талию.

Утром следующего дня выехали в обратный путь. По дороге заехали к знакомому, охранявшему в одиночестве очередную рыбацкую базу начальников из Екатеринбурга. Попили у него чай, оставили продукты, сигареты, и теперь второй остановкой значилось Зыково, где работала мобильная связь.

Для местных жителей любые гости в радость — сразу пригласили за стол в ответ на просьбу задержаться часик или больше, чтобы зарядилась техника. Купили у довольных хозяев круги творожного сыра, молоко. Кирилл не был уверен, что всё это можно съесть до того как оно испортится, но дядя Гена пообещал проблему решить. А пока Настя помогала накрывать на стол и рассказывала о своей работе, родителях, которых помнили местные, Карамзин удалился в соседнюю комнату и нетерпеливо включил телефон. Не шибко сильная была связь, почти такая же, как в Линтах, но телефон быстро стал нагреваться от загружаемых сообщений.