— А вот и нет, бабушка готовила. Мне некогда было, — Настя открестилась от комплимента.

— Как твои девочки поживают? — спросила баба Аля, имея в виду коз и курей соседа.

Малозначимая беседа, позволявшая Кириллу поухаживать и пошептаться с Настей, устраивала всех. Никто не лез в душу, не подшучивал: тили-тили-тесто. Как будто сто лет Кирилл был частью этой компании.

Немного отдохнув после сытной трапезы, мужчины полезли на крышу чистить дымоход и проверять шифер. Пара листов, закрывавших сарай, действительно треснула, так что на замену им притащили с крыши соседнего пустующего дома.

К ночи устали все. Дядя Гена не беспокоился за домашнее хозяйство, брошенное им в пустой деревне: животина давно привыкла к самостоятельности и спокойно прожила бы без хозяина неделю, а воды ей оставили целое корыто. Только собаку, не привыкшую к подножему корму, было жалко, поэтому завтра вечером он собирался вернуться назад.

Мужчинам постелили на полу, а Насте досталась вторая кровать, железная, с прогибающейся сеткой — вдвоём спать на такой было бы неудобно. На этот раз никто не стал проситься на сеновал: первой захрапела сама хозяйка, за ней — дядя Гена, и Кирилл, сам не заметил, как уснул, слушая деревенский храп и поглаживая провокационно опущенную вниз Настину руку.

Следующие дни завертелись в работе. На второй день починили разболтавшиеся доски в сарае, перебрали печные колодца в доме, очищая их от сажи — теперь Настя могла белить и во второй комнате. Повыносили мебель во двор, здесь же баба Аля варила на костре уху, заказанную Кириллом. Вечером потащили всё назад, и дядя Гена, забрав свои подарки, уехал с обещанием забрать столичных в субботу утром: ' А пока приберусь там, в домике, да приготовлю сауну, попаримся от души'.

Среду, четверг и пятницу все работали на зиму — косили июльское сено, ходили в тайгу за дровами, в результате поленница увеличилась на два ряда. Мелкие ветки хозяйка не разрешила трогать, на самом деле, сжалившись над столичным работягой, пыхтевшим, но выполнявшим свою мужскую роль.

За неделю Кирилл оброс бородкой, вызывавшей у Насти улыбку, но принципиально решивший не бриться — оставить свой таёжный вид до возвращения домой, хотя и с непривычки сначала лицо чесалось, а потом понял: чем меньше открытой площади на лице, тем меньше еды для вездесущих комаров и мошек. К слову, когда скосили траву во дворе, насекомых заметно поубавилось. Кирилл это отметил с глубоким удовлетворением:

— А если всё заасфальтировать вокруг, то и жить здесь можно!

— В столице у себя уже так заасфальтировали, что дышать нечем, — проворчала баба Аля, но согласилась: без насекомых лето куда краше.

— Так можно и просто дорожки сделать, а если бы мелкой газонной травой засеять…

Женщины расхохотались: менять в тайге одну траву на другую — идея сомнительная.

По вечерам, окуривая себя дымом костра, сидели неподалёку от домика. Расчистили землю так, чтобы не устроить пожара — паранойя бабы Али требовала идеального соблюдения всех её антипожарных условий. Пили сладкий чай с домашними булочками, пекли картошку и пели под гитару: единственная хозяйка Линт заказывала музыку, напевала — Кирилл подыгрывал, а там и Настя присоединялась.

— Отвела я душу с вами, деточки, — с каким-то невыразимым умилением и блестящими глазами поблагодарила в субботу утром Алевтина собранных, с небольшими рюкзаками, гостей. Обняла каждого, целуя в висок. — Благослови вас Бог!.. А ты, мальчик, береги свой талант. Слышал, что тебе баба Аля говорит?

— Слышал, — улыбнулся Кирилл и передвинул съехавшую на плече лямку от гитарного чехла. — И вам спасибо. Обязательно в следующий раз нормальных… душевных песен вам привезу.

— Дай-то Бог, мальчик!

— Да что же вы прощаетесь, как навсегда! — спохватилась Настя: — Баб Аль, мы же через неделю вернёмся!

— Как вернётесь, так и вернётесь. Там другой разговор будет… Сюда будете ехать, заберите у Геннадия шерсть, которую он приготовил, не забудьте, — старушка переключилась на хозяйственные проблемы, недолго постояла у плетня и пошла за козами, отошедшими слишком далеко от домика.

Вынужденные каникулы не отменили тренировок Фикса. Событие, которое чуть было не дисквалифицировало и хендлера, и самого пса, вернуло Настю к размышлению о просьбе Ольги, золовки Кирилла, помочь создать «бригаду» собак-ассистентов, в которых очень нуждались пациенты с нарушениями опорно-двигательного аппарата. Поэтому, продумав последовательность обучения Фикса, Настя начала тренировки другого характера, нежели ранее — на его примере она хотела посмотреть, как научить звать на помощь.

Быстро обучаемый и всегда готовый к игре, Фикс уже имел навыки послушания дрессированной собаки, об этом свидетельствовала целость кур на подворье бабы Али, а так же способность находить общий язык с чужими собаками, правду сказать, одичавшими в уральской глуши. На второй день Жулик бабы Али вовсю носился за Фиксом и, будучи вновь посаженным на цепь, чтобы не побежал провожать, скулил, видя, как его друг уходит, кажется, навсегда.

У дяди Гены был свой пёс, лохматый с шикарным хвостом-султаном, Малыш. Тот самый, что научился предупреждать громким лаем хозяина о появлении в небе яркой вспышки и отголоска «бабаха». Собакам дали время познакомиться, зорко наблюдая за их реакцией. Но хитрый Фикс увалился на спину, подставляя беззащитный живот более сильному самцу и тем самым признавая его превосходство, чтобы через несколько часов бессовестно пользоваться его снисходительностью и задирать, приглашая поиграть в догонялки.

Геннадий Белов охранял, если можно так выразиться, небольшую охотничью базу, построенную два десятка лет назад для чиновников из Екатеринбурга. Разумеется, в их частое отсутствие здесь было столько же народа, сколько и в Линтах с их единственной жительницей. Но, как говорил дядя Гена, его дело маленькое — следить за порядком, в том числе и за постоянной готовностью принять хозяев. Три деревянных домика стояли недалеко от берега Тавды, и сауна ближе всех, чтобы любителям попариться и затем испытать все прелести погружения распаренным в холодную воду не приходилось совершать длительный забег.

Недалеко от частной зоны отдыха в воде берёзовые колья обозначали границу ловушки для рыбы — там плескались на глаз приличного веса чушки, которых дядя Гена не торопился ловить — не для кого было. Но Кирилла удовольствия не лишил: после знакомства с местом ночёвки повёл на рыбалку мечты. Тот ухмыльнулся, наблюдая за игрой крупных особей:

— Не хуже, чем в «Бриллиантовой руке»: «Здесь будет такой клёв, что забудешь всё на свете!»

Пошутил, а сам за полчаса натаскал жирной рыбы на обед, ужин, завтрак. Остаток поставили коптиться — побоялись, что пропадёт добыча.

— Тебе ещё не надоела рыба? — посмеивалась Настя, видя, с какой охоткой уплетает Кирилл белый кусок томлёной на овощах щуки.

— Неа, — Карамзин чуть ли не урчал от удовольствия.

Дядя Гена смотрел на него с улыбкой и лёгкой завистью: ему-то «водяные куры» давно успели приесться.

Хорошее настроение гостя было объяснимо. За неделю столичный гость подустал от ночёвок как на сеновале, после которого на третью ночь начали зудеть ноги, так и от «половой» жизни на жёстком матрасе, стелящемся в спальне бабы Али возле Настиной кровати. Здесь же, в охотничьих домиках, лежанок было предостаточно и устроиться можно было намного удобнее. Кроме того, наконец встретились два спорщика, а небольшая порция самогона, который дядя Гена пару раз в год гнал для себя, чтобы периодически заглушать тоску одиночества, помог развязать языки.

С первого дня Кирилла не переставал изумлять вопрос решимости местных отказаться от цивилизации и жить вот так, робинзонами, посреди бесконечного леса, рядом с дикими животными. Да, ежедневная рыбалка — весомый бонус. Но иметь возможность поговорить разве что с залётными рыбаками да редкими гостями — к этому Кирилл пока не был готов.