Старый мудак! Да что ты вообще знаешь о чувствах?

— Ты трус, Михаил, — резко подняв голову и посмотрев Стоянову прямо в глаза, отчеканила я, — ты просто трус, прикрывающий свой страх красивыми словами о моем будущем! Знаешь, Мишо, я очень надеюсь на одно: каждый день, глядя в зеркало, ты будешь видеть в нем жалкого труса. И надеюсь, все твои благородные побуждения не станут тебе даже малым утешением!

С этими словами я пулей вылетела из машины и рванулась в сторону дома.

— Кира! — Михаил выбежал за мной, но я успела захлопнуть двери подъезда перед ним, не желая слышать ни одного слова больше.

Идиот! Какой же он идиот!

Задыхаясь, я вбежала в квартиру и упала на колени прямо в прихожей. Мне хотелось кричать от адской боли в груди.

— Кира, — на шум вышла мама и сразу бросилась ко мне.

— Он бросил меня, мама, — задыхаясь, прошептала я. — Он меня бросил….

— Кира….

Я хотела заплакать и не могла! Ведь я была уверена, что исправила свою жизнь, что изменила ее к лучшему! Так почему сейчас мне кажется, что меня вывернули наизнанку?

От ярости, от невозможности выплеснуть из себя боль я завыла и схватив флакон с розовым маслом с силой запустила им в стену.

Холодный звон бьющего стекла, тяжелый, растекающийся по квартире аромат роз, аромат из прошлого и будущего вырвали из моей груди сначала крик, а потом глухие, отчаянные рыдания.

Мама молча села рядом, обхватив меня за плечи.

От одной мысли, что нужно будет пойти в университет и встретить на занятиях Михаила меня начинало трясти. После вспышки холодной ярости в тот злополучный вечер, я чувствовала полное опустошение внутри. Боль все еще скребла по сердцу, но я загнала ее глубоко, очень глубоко внутрь себя.

Я назвала трусом Михаила, но и сама ушла от него не так уж и далеко. И первую неделю занятий, подло и трусливо думала не приходить на его лекции.

Он звонил мне не один раз — я не брала телефон, а позже и вообще отключила связь. Мама как-то попыталась поговорить со мной, но я накричала на нее, не желая слушать.

Злость отвергнутой женщины смешалась во мне с обидой на судьбу, поманившую счастьем и забравшую его. Доля правды в его словах была — мне ли не знать этого? Да, действительно впереди у меня была встреча с Димой, рождение горячо любимого сына, но даже осознание этого не давало желаемого облегчения.

Напротив, и Дима, и Кир все чаще и чаще стали появляется в сознании лишь в образе мимолетных видений, размытых, неясных фигур, все больше напоминая сон, а не явь. Воспоминания о прошлой жизни затягивались густым туманом, становились смутными очертаниями, не четкими ощущениями.

Боль от потери Михаила была реальной.

И все же, не смотря на свой страх, даже ужас перед новой встречей, не смотря на уговоры Анжелики пропустить лекцию, я на нее пошла. Одному жизнь научила меня хорошо, вбив это знание через задницу: нельзя бегать от проблем, их нужно решать.

Михаил выглядел бледным и потерянным. Увидев меня, он на секунду, казалось бы, ожил, но я быстро отвела от него глаза, садясь как можно дальше. И больше все занятие головы не поднимала от конспектов. После видела, что он задержался, но быстро собрала вещи и вышла из аудитории вместе с однокурсниками.

Так повторилось и на следующей лекции, и на следующей. Я и сама не заметила, как сентябрь перевалил за вторую половину.

— Что-то наш Михаил Иванович странно выглядит, — озабоченно высказалась Ирина, не оставляющая попыток обратить на себя внимание Стоянова. Но, как я заметила ревнивым взглядом, он относился к ней абсолютно равнодушно. — Кто-нибудь знает, что у него случилось?

— Может, влюбился? — в шутку предположила Наталья, переписывая задачу.

— Кто? Он? Вряд ли… — скептически пробормотала Ирина, зло сверкнув глазами, — думаю у него до сих пор в памяти свежа та история.

Я тут же превратилась в Большого Уха.

— Какая история?

— Это мне ребята-математики рассказали, — Ирина чуть понизила голос. — В общем, лет десять назад он сделал предложение девушке-аспирантке. Она его моложе лет на шесть была. Уже и дата свадьбы назначена была, и тут выясняется, что его один приятель мощно на деньги кинул. Ему пришлось продать все, что было: квартиру, машину, большой дом…. Родители его не в России были, ничего не знали, а он им ничего и не сказал, сам свои проблемы решал. Ну и накануне свадьбы, когда он невесте сказал, что не сможет позволить себе праздник на 100 персон, как она хотела, она при всех его нищебродом назвала и бросила.

— Вот суууука! — вырвалось у меня, к горлу подкатил ком.

— Редкая. Она-то планировала замуж за успешного и перспективного математика выйти, а не за обманутого, потерявшего все человека. Я бы…. — она закусила губу и замолчала.

«Что я могу дать тебе, Кира?» — эхом отозвались у меня в голове горькие слова Михаила. И заиграли совершенно новым смыслом.

Там, в Бургасе он встретил меня будучи более чем обеспеченным и успешным. И осыпал меня своим вниманием и подарками сверх меры, не прекратив даже когда я просила об этом. Только сейчас я вдруг осознала, что таким образом он хотел удержать меня рядом с собой, не зная, как еще можно это сделать. Та незажившая рана, оставленная другой женщиной, навсегда изменила и его психологию.

— Ты тоже что-то сильно бледная, — заметила Наталья, переводя тему, чтобы спасти подругу от неловкого положения. — с утра кашляешь? Не заболеваешь?

— Да черт его знает, — призналась я, действительно ощущая боль в горле. Только гораздо сильнее этой боли, меня мучали мои вопросы.

— Может отпросишься с лекции? — нахмурившись, предложила Ирина. — Я скажу Стоянову, что ты заболела.

— Нет, девочки, сегодня пятница, лекция последняя. Если даже заболеваю — завтра отлежусь. Хватит с меня приключений с матстатистикой, не будем дразнить гусей.

Но свои силы я сильно переоценила. К боли в горле прибавилась головная, а следом меня начал бить озноб. Кашель мучил не очень сильно, но ближе к концу лекции голова стала совсем тяжелой, глаза покраснели и слезились. В добавок ко всему я увидела, что одна из ручек протекла в сумке, испачкав чернилами тетради и книги.

— Да, фааак! — прошептала я, вытаскивая из сумки все, что там лежало.

Лекция закончилась, однокурсники спешили уйти из аудитории, а мне нужно было спасать вещи. Краем глаза я видела, что Ирина снова остановила Михаила и что-то быстро ему говорит. Стоянов слушал ее невнимательно, то и дело поглядывая в мою сторону, чем невероятно нервировал меня.

Ирина, пожалуйста, уведи его с собой! Я не готова сейчас оставаться с Михаилом наедине!

Увы, он что-то ответил нашей старосте, отчего та расплылась в улыбке и вышла.

— Держи, — в три шага оказавшись около меня, он протянул мне салфетки.

— Спасибо, — буркнула я, не глядя на него.

— Я увезу тебя домой, — после минутной паузы сказал он.

— Нет, — все так же пробурчала я.

— Ты еле досидела до конца лекции. Я же не слепой — ты заболела. Как ты в таком состоянии домой поедешь?

— Михаил, — я выпрямилась и посмотрела в серые глаза, — это мои проблемы, не твои!

— Кира, — он устало потер глаза, — я не враг тебе.

— Мишо, а кто ты мне? Скажи? Что ты ко мне чувствуешь?

Он тяжело вздохнул.

— Мои чувства, Кира, не играют никакой роли. Имеет значение только твое будущее и то, что я могу дать тебе.

— Единственное, что мне надо, Мишо, ты мне старательно не даешь. Не знаю по какой причине: не можешь, не хочешь, боишься… не знаю. Но это — единственное, что мне нужно!

— Тебе сейчас так кажется, Кира. А что будет через год? Через три? Через пять?

— А разве это зависит не от нас?

Он молча смотрел на меня. Я на него. Ни один не уступал другому.

И все же через минуту, вздохнув, я схватила сумку и поспешила прочь из аудитории.

— Кира, подожди!

Я распахнула двери и выскочила в коридор, едва не снеся дверями стоявшую рядом бледную как мел Ирину.