Мы не хозяева своих жизней. От рождения и до смерти мы связаны с другими прошлым и настоящим. И каждый наш проступок, как и каждое доброе дело, рождает наше будущее.

(Облачный атлас)

Пролог

Август 2022 года

Бургас. Болгария.

Резкий визг тормозов. Удар. Взлетевшее вверх тело. И тихий шепот: «мама….»

Все это стояло перед моими глазами, ослепшими от слез. Я все время видела этот кошмар: во сне, наяву…… он преследовал меня каждый час, каждую минуту, каждую секунду….

Кто-то говорил мне слова сочувствия, кто-то уговаривал съесть хоть кусочек. Но в каждом обращенном ко мне взгляде, в интонации каждого слова я слышала упрек: «Это твоя вина! Ты убила сына!»

Да я и сама это знала: я убила сына, я разрушила семью, я предала мужа. Моя фатальная ошибка стала началом конца.

Мужа не было на похоронах… и вряд ли когда-нибудь я его еще увижу. Да мне уже и все равно…. Моя жизнь закончилась со смертью Кира.

Я пошатнулась.

Сильная рука поддержала меня за локоть. Это прикосновение я бы узнала из тысячи. Ненависть и злоба залили меня до краев.

— Ненавижу, — прошипела я прямо в красивое лицо.

— Я знаю…. — ответили побелевшие губы. — Знаю….

Его лицо было белым как бумага, ни кровинки. Только серые глаза жили на этом безжизненном лице. И в них была бесконечная тоска и бесконечная любовь. И эта любовь иссушила, выпила мою ненависть.

Нельзя винить того, кто не виноват.

Мне хотелось оттолкнуть его, но сил на это не осталось. Только эти сильные руки удерживали меня от падения в бездну. Я ненавидела эти руки, заставившие меня совершать ошибки, и не могла без них. Совсем не могла. Даже сейчас их тепло проникало в лед моего существа, давало силы держаться на ногах.

Мозг отмечал поджатые губы пришедших проститься с моим сыном друзей, их презрение и злость в их глазах. Но державшие меня руки даже не дрогнули, стойко вынося общественное обвинение.

Душная, тяжелая жара летнего полдня отступала перед вечерними сумерками. Ушли те, кто пришли со мной, ушел проводивший обряд батюшка, ушли все. Оставался лишь он и я.

— Уходи, — вытолкнула я из себя.

— Я тебя не оставлю, — надломился его голос.

— Уходи, — я закрыла глаза, тяжело опускаясь на кладбищенскую землю.

Мне хотелось лечь рядом с сыном и умереть. И тот, кто не давал мне это сделать вызывал уже не ненависть, а глухое раздражение.

— Ты даже сюда пришла с ним… — услышала я такой знакомый, такой родной, такой любимый голос. Он вырвал меня из оцепенения, из пучины страха и отчаяния. Он заставил поднять голову и посмотреть на мир.

Он стоял напротив меня: резко постаревший, почти весь седой. Руки его дрожали.

Обнимавший меня резко напрягся, поднимаясь на ноги.

— Сука! — муж никогда не оскорблял меня, слово пулей пронзило мозг.

— Оставь ее, — оборвал его глухой голос за моей спиной.

Мне хотелось зажать уши руками. Мне хотелось оглохнуть и ослепнуть.

— Будьте вы оба прокляты, — услышала я усталый, полный ненависти голос мужа и дикий нечеловеческий крик того, второго.

А потом резкая боль пронзила грудь. Она была настолько острой и реальной, самой реальной из всего, что произошло за последнюю неделю, что я даже обрадовалась. Как же хорошо почувствовать хоть что-то, настолько реальное, как эта боль.

Наверное, я вскрикнула, но сама даже не поняла этого. Обжигающее тепло растекалось по груди, возвращая меня к жизни.

Внезапно боль прошла. А вместе с ней ушли и страх, и горе, и отчаяние. Я почувствовала такое умиротворение, какого не чувствовала с самого раннего детства. Мне показалось, что я снова стала маленькой девочкой, лежавшей в объятиях мамы. Услышала ее ласковый голос, зовущий меня к себе. Исчез тлетворный запах земли и смерти, его сменил легкий аромат свежескошенных трав. Духоту тяжелого, южного солнца заменила прохлада лесного ручья. В голове стало необыкновенно свободно, легко и радостно.

Мягкая рука прикоснулась к щеке, ласково провела по лицу, погладила по волосам. Родной запах, знакомое с детства движение заставили горло сжаться спазмом. Любовь затопила мою душу.

Это было так реально, так по-настоящему.

Из-под закрытых глаз скатилась слеза. Я ощутила ее соленый вкус. И это тоже было реально.

— Вставай, малышка, — услышала я мягкий и нежный, полный невероятной любви, голос мамы. — Нам пора уходить….

Я не хочу открывать глаза, не хочу снова возвращаться в кошмар своей жизни, я не хочу, чтобы ты ушла мама. Я хочу остаться с тобой.

Мягкая рука осторожно коснулась плеча.

— Кира, — голос мамы стал более настойчивым, — ты ведь сгоришь сейчас.

Я резко открыла глаза.

В глаза ударил свет от яркого солнца, которое еще и не думало садиться. Где-то совсем рядом, я не ошиблась, журчал ручей от которого тянуло весенней прохладой, солнечные блики весело играли на воде. Пели птицы в высоких кронах березовой рощи, наполненной ароматами весенних цветов.

Я приподнялась на локтях, прикрывая лицо рукой, не в силах поверить самой себе.

— Мама?

Она сидела напротив меня и улыбалась: такая молодая и красивая, в своем персиковом платье.

— Задремала, малышка?

— Мама?

— Все в порядке, Кир? — тень тревоги задела красивое лицо. Где-то в стороне послышался колокольный звон, всплывающий в памяти и такой реальный.

— Мама, где я….? Что… — я закусила губу, осматриваясь.

— О, — засмеялась мама, этот смех бальзамом пролился на мое сердце, — да ты не задремала, а уснула. Хорошо, хоть отдохнула.

— Прости, — я еще раз тряхнула головой, — мне нужно умыться….

— Родник там, — качнула она головой в сторону, где стоял небольшой деревянный домик, внутри которого слышалось бойкое журчание.

Все еще пребывая в прострации, я покачиваясь добрела до родника и сунула голову под холодные, освежающие струи воды. Ледяные капли потекли по горящему лицу, шее, восстановили порядок в голове. Нет, мне это не снилось — я отфыркиваясь вынырнула из-под природного душа. Еще раз протерла глаза. Еще раз осмотрелась.

Небольшая церковь на холме — оттуда доносился колокольный перезвон, родник, роща. Пение птиц, шуршание высокой травы в которой я, судя по всему, спала.

Все это было реально. Более чем.

Я не могла поверить. Заглянула в стоящее в домике ведро, наполненное родниковой водой. Оттуда на меня смотрело мое лицо, мокрое, шоковое, но мое. Только на 20 лет моложе!

Я знала это место, я знала это время.

Я снова оказалась в 2002 году.

В мае 2002 года!

— Кира, — мама озабочено потрогала мой горящий лоб, — похоже, что ты все-таки заболеваешь.

О, если бы, мама!

Я положила голову ей на плечо и прикрыла глаза под мерное покачивание трамвая. Мы не стали задерживаться в монастыре, только поставили свечи и отправились домой.

Я отлично помнила этот день, почти что во всех подробностях: день, который был одним из самых счастливых и спокойных в моей жизни. Несколько последних месяцев первого курса я сильно болела: то подхватывала грипп, то ангину. Да и, положа руку на сердце, училась спустя рукава, считая, что поступив — выполнила план максимум. По большей части в тот год, да и в последующий, я зависала со своей закадычной подружкой Анжеликой на различных вечеринках. Как при этом мне удалось сдать сессию — ума не приложу!

Сессия! Твою мать! Я же…

Я помнила. Я действительно помнила программу первого курса! Ну, по крайней мере те лекции, которые посещала.

Две памяти прочно свились в моем мозгу, переплелись гибкими змеями, рождая новое восприятие знакомого мира.

Снова закружилась голова, вынуждая меня закрыть глаза и сглотнуть, подавляя тошноту.

Я отлично помнила, что именно из-за подобного недомогания, мама и потащила меня в это место — монастырь на окраине города. Сначала я сопротивлялась изо всех сил — чувствовала себя полной идиоткой. Никогда не считала себя особо верующей, но видимо, придется малость пересмотреть мои теологические взгляды. Как сейчас помню, что и в тот раз я задремала у ручья, а проснулась с опаленным весенним солнцем лицом. И точно так же как сейчас, чувствовала себя разбитой и больной. Думать о сессии не хотелось совершенно.