Я представить себе не могла, как вести себя с Михаилом. Он ведь по-прежнему оставался моим преподавателем, холодным и замкнутым человеком. И его альтруизм выглядел скорее исключением.

Он уже ждал меня, хотя я пришла даже на пять минут раньше. Просто читал газету, на столе стояла чашка с кофе. Черным, крепким, как он всегда любил. На несколько секунд я замерла на пороге кафе, просто любуясь этим мужчиной, позволила себе краткие мгновения слабости.

— Добрый вечер, — при виде меня он тут же сложил газету и бросил на стол.

— Привет, — цепкий взгляд пробежался по мне от головы до ног, потеплел. — Прекрасно выглядишь. Садись.

Я последовала приглашению, села напротив него за маленький столик, на долю секунды задев коленом его ногу. И снова ток прокатился по моему телу — определенно этот мужчина был моим личным наркотиком! Ни время, ни пространство этого не поменяли.

Интересно, а если бы я хоть раз дотронулась до него тогда, в прошлой жизни? Был ли бы такой эффект? В общем-то гадать не было ни смысла, ни желания.

Пока я думала, Михаил быстро заказал подошедшей официантке что-то.

— Надеюсь, ты любишь кофе и мороженое, — это уже адресовалось мне. — Здесь они очень хороши.

Встреча все больше и больше напоминала свидание, я почувствовала, что краснею. Он это заметил.

— Успокойся, девочка, — улыбка скользнула по губам, — я всего лишь стараюсь быть вежливым.

— У вас это отлично получается, — пробормотала я.

— Ладно, Кир, не буду больше тебя мучать, — какое облегчение! — я все привез. Надеюсь, это то, что ты хотела. Держи.

Из угла он достал запечатанную коробку. Большую коробку. Очень большую коробку.

— Э… — челюсть моя поздоровалась со столом. — Как вы это везли?

— Даже не спрашивай, — ответил он. — И не спрашивай, как мы это искали со всеми собаками. Знаешь, по части задать непосильную задачу ты мне сто очков вперед дашь.

Я выдохнула.

— Открой хоть, посмотри, не зря ли я мучился, — проворчал Михаил, протягивая канцелярский нож.

Я вскрыла посылку и буквально взвизгнула от восторга, тут же зажав рот рукой.

В коробку было все, что могла предложить компания Фимо на это время. Абсолютно все: глина разных цветов, раскатывала, инструменты, клеи.

— Судя по реакции я не зря поработал контрабандистом, — прокомментировал Стоянов, довольный, как сытый кот.

Я едва сдерживала эмоции. Хотелось запрыгать от счастья и громко повизжать на весь зал. Но я все-таки мудрая, старая женщина позволить себе такого не могла.

— Спасибо, — повернулась к Михаилу, — спасибо большое!

Он улыбался. Тепло и радостно. От серых глаз к вискам разбежались веселые морщинки. Поразительно, каким красивым он мне показался. Таким красивым, что в горле пересохло от эмоций.

К счастью, принесли кофе и мороженое.

Я села на место и убрала коробку со стола.

— Сколько я вам должна, Михаил Иванович?

Он фыркнул.

— Спрошу еще раз: я похож на почтальона? Кира, мне не нужны твои деньги.

— Но…. — я растерялась.

Он посмотрел за окно, где поднимался сильный ветер.

— Я сильно обидел тебя, — осторожно подбирая слова, сказал он. — И сожалею.

Он никогда не умел просить прощения. Впрочем, этого и не требовалось.

— Вы во многом были правы, — поспешила ответить я, борясь с ужасающим желанием задеть его за руку. Боялась даже не его реакции, а своей. — Может просто забудем об этом?

— Это лучший вариант, — выдохнул он, улыбнувшись. Сложный вопрос был закрыт. — Что ты планируешь делать со всем этим?

— Работать, Михаил Иванович, работать. И вы первый увидите результат, чтоб сомнений во мне у вас больше не было.

— У меня их и нет, Кира, — он чуть погрустнел. — Я рад, что ты взялась за ум. Я буду рад, если ты раскроешь свой потенциал. И если это произошло в том числе и из-за моих…… слов, это значит, что я не зря работаю преподавателем.

— Не зря, — эхом повторила я, чувствуя глухую тоску. Он ведь действительно видел во мне лишь запутавшуюся девочку. Всегда видел. И запомнил в прошлой жизни только потому, что не смог ничего сделать для меня. Я была его неудачей, его незакрытым гештальтом. Теперь узел развязан — я чувствовала это всем сердцем, всей душой. Мы оба могли идти дальше и не оглядываться назад.

Почему же я чувствую горечь от завершения этой истории?

Впереди меня ждет Дима, и наш сын — Кир. У меня будут и плохие и хорошие времена, но не будет больше страшной, фатальной ошибки. Через полгода мы расстанемся навсегда, забудем друг о друге. Мои чувства к нему перегорят со временем, под напором новых впечатлений, новых эмоций. Я стану для него одной из многих, еще одним смутно знакомым лицом в череде сотен студентов.

— Спасибо вам за все, что вы для меня сделали, Михаил Иванович, — тихо поблагодарила его от всего сердца: и за прошлое и за будущее, хоть сердце мое и сжалось от грусти. — Мне очень повезло, что вы стали моим учителем, — в носу предательски защипало.

Михаил молча кивнул, но в его глазах я тоже видела легкую грусть.

— Я надеюсь, Кира, что ты найдешь свой путь. И будешь счастлива.

Ком в горле я стремительно запила кофе, не чувствуя ни горечи, ни температуры напитка.

Больше мне нечего было добавить к сказанному. А Стоянов мое положение облегчить не стремился.

Но, когда я хотела заплатить за свой кофе и мороженое, он резко мотнул головой. Ослушаться я не посмела.

— Мне пора… — голос мой прозвучал как шорох осенних листьев.

Стоянов кивнул, не удерживая.

Встала как во сне, отчаянно желая, чтобы Михаил задержал, сказал хоть что-нибудь.

Не сказал.

Где-то вдалеке ударил гром, предупреждая, угрожая близкой грозой.

— До свидания…

— Удачи, Кира…. — он тоже поднялся, прощаясь.

Сверкнуло.

Я вздрогнула, моргнула и быстро развернувшись, поспешила к выходу, прихватив драгоценную коробку.

На улице почувствовала, как в глазах скапливаются непрошенные слезы и подставила лицо нарастающему ветру. Шла быстро в сторону остановки, стараясь как можно скорее увеличить расстояние между мной и Михаилом, почти физически чувствуя, что он продолжает наблюдать за мной.

Глупая, глупая девчонка! Нужно радоваться, что беда пройдет мимо, что жизнь скоро войдет в свою колею, оставив мне лишь легкую грусть и понимание ошибок. Но почему тогда так больно в груди? И почему глаза обжигает не холодный ветер, а слезы?

Я добежала до перекрестка и, дождавшись зеленого сигнала светофора, ступила на зебру. Снова ударил гром, теперь уже прямо у меня над головой, на волосы упали первые капли свежего, прохладного дождя.

Я шла, почти ничего не видя перед собой. И только краем глаза заметила странное движение сбоку.

Рефлексы сработали без моего участия. Я рванулась вперед, отталкивая на ходу впередиидущую девушку, сбивая ее с ног, уводя из-под удара.

А потом резкая боль в ноге, удар, падение и…. тьма.

Меня несколько раз перевернуло по асфальту, обжегшему ладони, колени, лицо. Протащило по дороге.

Это испытывал мой сын, когда случайная машина оборвала его короткую жизнь? Страх? Боль? Отчаяние? Понимание, что это конец? Обиду на жестокую судьбу?

Дождь крупными каплями падал мне на спину и плечи, охлаждая горевшее огнем тело. Я чувствовала, как что-то течет из носа и рта, слюни, наверное, смешиваются со слезами, но вытереть их не хватало сил. Или желания.

Закрыла глаза. Наверное, так выглядит смерть. Мне ли ее боятся? Я же уже умирала…. Интересно, а что дальше….

Прикосновение горячих ладоней вернуло сознание, а вместе с ним и боль. Яркую, мощную, обжигающую все тело.

— Кира! Кира! Нет, господи, нет!

Я застонала, чувствуя, как болит все, что только может болеть в теле. И что не может — тоже.

Едва сдерживая рыдания, перевернулась на спину и тут же захлебнулась дождем и соплями, что продолжали течь из носа. Закашлялась.

— Тихо, Кира, тихо. Не двигайся, пожалуйста.