Два часа пролетели почти незаметно. В конце тоннеля забрезжил свет — знаний в моей голове значительно прибавилось. Заданную напоследок задачу я решила быстро и самостоятельно. Похвалы, естественно, не дождалась, но и язвительного замечания не удостоилась. А видит бог, в этот вечер их было достаточно. Стоянов словно испытывал мое терпение на прочность, позволяя себе довольно чувствительные выпады в мой адрес. Будь я помоложе и поглупее — уже бы взорвалась, но к счастью я нынешняя на провокации не купилась. Матерные слова загнала поглубже и продолжала, скрепя зубами, слушать разъяснения. Разве что пару раз, не сдержавшись, бросила на него злой взгляд.

— На сегодня достаточно, Якимова, — наконец, смилостивился мой мучитель. — Завтра придешь в это же время.

— Спасибо. Буду, — кивнула я, собирая свои вещи со стола. — Вы…. Вы куда-то летите?

Он вскинул голову и удивленно приподнял брови.

— Да, на конференцию в Берлин, — но все-таки удосужился ответить.

— О, это здорово!

И тут в голове родилась гениальная идея.

— Михаил Иванович, а можно вас попросить кое-что привезти мне из Германии? — прежде чем хорошенько обдумать идею, вопрос уже вырвался на свободу. — Я смогу оплатить и….

— Якимова, я похож на работника почты? — холодно оборвал он мои излияния, заставив прикусить губу.

— Нет… простите…. — от обиды в носу защипало. — До завтра. Хорошего вечера.

Из кабинета я вылетела пулей, боясь, что все-таки не сдержусь.

Мозгами я понимала, что он в своем праве относиться ко мне подобным образом. Перед ним ведь стояла не та женщина, которую он хотел со страшной силой, а глупая студентка, которая половину года относилась к учебе и к нему самому с огромным пренебрежением.

И все же обидно, что пришедшая в голову идея была оборвана на корню. Значит придется искать другой способ заработка на лето.

Гад он все-таки! Мог бы хотя бы выслушать!

* Старый еврейский анекдот про евреев. Рассказанный автору евреем на одной из посиделок. Анекдот добрый и полностью раскрывает суть, почему автор очень любит эту нацию.

Следующая консультация началась так же как и предыдущая — продуктивно, но язвительно. В какой-то момент, мне показалось, что Стоянов действительно испытывает меня на прочность.

В итоге, даже мои закаленные нервы не выдержали очередной колкости.

— Михаил Иванович, — стиснула зубы, чтобы не сказать в ответ гадость. — Прошу вас, хватит!

— Что не так, Якимова? — фыркнул Михаил, — ты в любой момент можешь уйти.

Это был совсем не мой Михаил.

Мой? Я впервые подумала о нем так….

— Вы так сильно меня ненавидите? — с горечью спросила я, глядя на Стоянова.

— Ненависть, Якимова, очень сильное чувство, — внезапно серьезно ответил он. — Для ненависти нужны очень, ну просто очень существенные причины. А тебя я… — он подумал, прежде чем сказать, посмотрел в окно. — Пожалуй ближе всего будет слово — презрение.

— Что? — я не верила своим ушам.

— Да, Якимова. Пожалуй, это слово наиболее точно описывает мое отношение к тебе. Я презираю тебя за то, что умная, талантливая девушка растрачивает свой потенциал в никуда, выбрасывает на помойку! Посмотри на себя, Якимова, ты разве что последнюю неделю являешься на занятия не словно с панели. Ты поступила в хороший ВУЗ, с хорошими баллами, но просто забила и на будущее, и на настоящее. Ведешь себя как портовая шлюха, прогуливаешь, являешься на занятия с вечеринок, благоухающая…. Ну понятно как! Грубишь всем, от сокурсников до преподавателей, сплетничаешь за спинами со своей мажористой подругой.

Его задели, его сильно задели и оскорбили слова Анжелики! Намного сильнее, чем я могла себе представить. И тот факт, что я их не поддержала роли не играл, достаточно было того, что они прозвучали.

Но даже если не брать во внимание этот факт, огромная доля правды в его словах была. В прошлой жизни я не любила вспоминать первые курсы в университете именно по причине стыда за свое поведение. Однако, и представить не могла, как это выглядело со стороны. А Мишо никогда не ставил мне это в упрек. Он вообще меня никогда не упрекал.

Щеки и уши полыхали огнем от стыда и гнева и на себя, и на него. Ладони невольно сжались в кулаки.

— Что, не очень приятно, да? Думаешь, Якимова, что если ты за последнюю неделю взялась за ум, это что-то меняет? Понятно, что запахло паленым, и ты резко стала ответственной, но это не меняет твоей сути! Глупой, недалекой, неуверенной в себе сути. Не смотря на то, что потенциал в тебе большой.

Он со злой усмешкой смотрел на меня, словно ждал, когда я сорвусь на него.

А вот хрен тебе!

— Простите меня, — собрав в кулак всю выдержку и силы, посмотрев ему прямо в глаза, спокойно сказала я.

— Что? — казалось, он ушам своим не поверил.

— Простите меня, — повторила я. — Вы во многом правы, хоть мне и сложно это признать.

Во взгляде Михаила впервые за все время появилась растерянность. Он не ожидал от меня такой реакции: спокойствия и выдержки.

— Мне стыдно за свое поведение, за свои слова, — каждое слово приходилось тщательно подбирать, выталкивать из себя, преодолевая гнев и гордость.

Но тяжелее всего было смотреть ему прямо в глаза и видеть в них не восхищение и любовь, а лед и презрение.

— Я совершила много косяков, Михаил Иванович, — «причем большинство из них в постели с тобой», — но даже самые отъявленные преступники имеют право исправить ошибки. И я постараюсь это сделать. Спасибо вам за откровенность, по крайней мере сейчас я понимаю, что натворила, — я говорила абсолютно искренне, имея ввиду не только прошлое и настоящее, но и будущее, хотя Михаил об этом даже не догадывался.

Он молча кивнул, собираясь с мыслями.

— Может быть, продолжим? — все таким же ровным, безжизненным тоном предложила я, кивая на стол с тетрадями.

— Пожалуй, — он быстро посмотрел на часы, — на сегодня мы достаточно осточертели друг другу. Прервемся. А ты, к тому же, вымотана, тебе нужно как минимум часов 10 сна.

От удивления мои брови поползли вверх.

— У тебя круги под глазами, — угрюмо пояснил Стоянов. — Придешь завтра.

Шо, опять?

Легко ему сказать — проспи 10 часов! А как спать, когда нервы взвинчены по полной программе? Выходя из университета, я еще гордо держала голову, но проходя мимо ботанического сада, не удержалась, села на ближайшую скамейку, скрытую раскидистыми елками и разрыдалась. От усталости, от напряжения, от обиды и бессильного гнева. А может и от шока, который достал меня только сейчас. Снова и снова прокручивала разговор в голове и понимала, что ровно так в его глазах и выгляжу.

Но тогда почему 20 лет спустя нас так неукротимо привлекло друг ко другу??? Он же реально терпеть меня не мог! А с учетом моего дальнейшего поведения весь следующий семестр, эти чувства должны были только возрастать!

Когда поток слез иссяк, я бессильно легла на скамью, глядя в чистое синее небо. Было около десяти вечера, высыпали первые звезды, взошла красавица-луна. Она напомнила мне долгие вечера, которые мы с Димкой проводили на террасе нашего дома, глядя на луну и море. Тихо мурлыкала музыка, в бокалах искрилось легкое, белое вино, в комнате сладко посапывал Кир. И мы были счастливы. Очень счастливы.

Как странно, эти воспоминания становились все дальше от меня, все больше похожими на сладкий, чудесный сон, который приносил отдых и умиротворение душе.

Мне казалось, я слышу тихий шум прибоя, крики чаек над волнами, кваканье лягушек и стрекотание сверчков. Мне казалось, я ощущаю едва заметный вкус соли на губах, запах йода и распускающейся черешни.

Тело становилось легким, голова — свободной.

— Эй, — резкий голос Ирины вывел меня из состояния сна. — Кира, ты тут ночевать собралась?

Я вскочила со скамьи, озираясь по сторонам. Я ведь действительно почти заснула, и если бы не Ирина, вообще непонятно что случилось бы.