— Анжелика, возьми себя в руки. Если ты этого не сделаешь, я вызову охрану и велю выставить тебя вон! И мне плевать, как это будет выглядеть. Мы ничего друг другу не обещали. Я пытался быть с тобой как можно мягче, но ты этого не ценишь. Я не люблю тебя и не смогу полюбить. И в этом никто не виноват, кроме меня самого. Я готов поговорить с тобой ещё раз, если у тебя есть, что мне сказать, но никаких отношений у нас больше не будет. Проводить тебя до такси или вызвать охрану?

— Проводи. До такси, — чуть успокоившись, просит девушка.

Они вскоре уходят, а я сажусь на кровать, сбрасываю с ног сапоги, затем ложусь на край, давая отдых ступням. Воронцов возвращается не быстро, минут через двадцать и, забывшись, наступает на кристаллы моего колье. С противным хрустом они рассыпаются под его туфлями. Я слышу, как мужчина чертыхается, снимает трубку и просит слегка прибраться в номере.

Он включает ночник с моей стороны, и я пододвигаюсь, освобождая место, чтобы он мог присесть.

— Не молчи, — тихо просит он. — Скажи, какой я мудак, козёл и что там ещё тебе хочется сказать.

— Ничего я не буду говорить. Я понимаю Анжелику, но и тебя тоже. А ещё мне очень не хочется становится бумерангом в выяснении ваших отношений.

— Прости меня. Больше ничего подобного не повторится, — обещает он. Сбрасывает туфли и тоже ложится, но не рядом со мной, а поперёк кровати, устраивая свою голову на моих коленях. Сама не замечаю, как касаюсь рукой его волос, гладя, словно провинившегося, но давно прощённого котёнка.

Нашу идиллию прерывает горничная.

— Прошу прощения, — женщина заглядывает в спальню. — Украшение, которое повреждено — это что-то драгоценное? Его собрать?

— Нет. Выбрасывайте в мусор, — отвечает Кирилл. — Там уже нечего восстанавливать. Проще купить новое.

Как и их отношения с Анжеликой, думаю я. Проще завести новые.

— Привет, «Мамба»? — уточняю.

— Нет. Перерыв, — вздыхает Воронцов. — Что-то не клеится в последнее время. Пойду в душ. Какое-то состояние паршивое.

Пока его нет, я раздеваюсь до трусиков и, без спроса, натягиваю хозяйскую майку. Вряд ли Кирилл станет возражать. Он и не возражает. Мы больше не разговариваем, и я засыпаю первой. Не знаю, что меня будит. Отсутствие тепла рядом? Это плохо. Пора завязывать с этими совместными ночёвками, иначе повторю путь Анжелики. Сажусь на кровати и понимаю, что мужчины действительно нет рядом. Даже пугаюсь. Вдруг, ему плохо стало? Вскакиваю и замечаю, что возле диванчика в прихожей горит торшер. Кирилл сидит с бокалом коньяка в руке, забросив ноги на столик. Его глаза закрыты, а из одежды — только боксеры.

— Кирилл, всё в порядке? — зову я.

Он тут же открывает глаза:

— Я не пьян, если ты об этом. Всего пару глотков. Почему ты проснулась?

— Не знаю. Ты не уснул?

— Нет. Не смог. Решил не ворочаться и не тревожить тебя, — он убирает ноги и протягивает мне свой бокал. — Хочешь немного? За компанию?

— Если только немного, — я делаю два глотка крепкого напитка и протягиваю ему руку. — Пойдём в кровать. Уже поздно, наверное?

— Не очень. Двенадцать ночи, — он берёт мою руку и встаёт с дивана. Доливает ещё коньяка в бокал. Я отмечаю, что бутылка почти полная.

Мы возвращаемся в кровать, но ложимся не на разные стороны, а на середину. Кирилл притягивает меня к себе, и мы по очереди делаем по глотку спиртного.

— Софи, я ещё точно не знаю…. Возможно, через две недели я не приеду в Минск.

От неожиданности я делаю большой глоток коньяка и тут же давлюсь.

— Из-за Анжелики? — спрашиваю, когда откашливаюсь.

— Всё нормально? — уточняет мужчина и садится выше, притягивая меня к себе. — Может, воды принести?

— Не нужно, — я справляюсь с дыханием. — Ты не ответил.

— А? О, нет, не из-за Анжелики. Из — за работы. Ещё точно неизвестно. Возможно, мне придётся занять другую должность.

— У тебя проблемы? — хмурюсь я.

— Нет. Скорее, наоборот. Повышение, — мужчина медленно гладит меня по волосам. — Софи, если я не приеду. Прилетишь ко мне, в гости?

Так как бокал в руках Воронцова на этот раз я не давлюсь.

— Как это? К тебе?

— Очень просто. Садишься на самолёт. Один час двадцать минут в воздухе. В аэропорту я тебя встречу. Живу один. Разведён. Бывшая жена в квартиру не заходит. Мама, кстати, тоже. Котов нет, поэтому аллергии у тебя не будет, — подробно объясняет Воронцов.

— Смеёшься? Кирилл — твоё предложение очень неожиданно. Я летала в Лондон и Париж. Мне не понравилось. Воздух — это не моё.

— Поездом очень долго. Нужно ехать всю ночь, — серьёзно отвечает он. — Если я за тобой прилечу? Со мной — не страшно будет?

— Глупо будет. Это же не на такси по дороге в ресторан заехать, — возражаю я. — Ты же сам говоришь, что ещё ничего неизвестно. Давай подумаем об этом позже?

— Давай, — соглашается он. — Если ты не решишься, то я постараюсь освободиться на выходные. Хотя у тебя вся суббота занята. Ко мне ты могла бы прилететь в субботу ночью или в воскресенье утром и улететь в понедельник вечером или во вторник. Я бы отвёз тебя в аэропорт и поехал на работу, а ты бы успела к своим вечерним занятиям. А в понедельник я могу съездить на работу всего на несколько часов и провести с тобой почти целый день.

— Кирилл, не торопись. У меня всё в голове перемешалось. Мне нужно над этим подумать. Хорошо?

— Хорошо. Но ты подумай. Обещаешь?

— Обещаю, — киваю я.

Мы допиваем коньяк и выключаем свет. Кирилл ложится на спину и протягивает мне руку. Я удобно устраиваю голову над впадиной его плеча и упираюсь коленями ему в бок.

— Солнышко, — тихо зовёт мужчина.

— Да, ваша светлость.

— У нас никогда не будет так, как с Анжеликой, — произносит он. — Всегда онлайн. Ты же помнишь?

— Я помню, Кирилл.

На этот раз он засыпает первым. Переворачивается во сне, подминая меня под себя. Я не бужу его, мне и так удобно. Но с его последними словами я не согласна. Едва мы позволим себе перейти хрупкую границу между дружбой и чем-то большим, я тут же займу вакантное место Анжелики. Да, я помню, его рассказ о Наташе. Два года ничему не обязывающих отношений. Но я незнакома с Наташей. Возможно, она была достаточно умна, чтобы не показывать ему собственную симпатию. Возможно, она всего лишь хотела от него материальных выгод. Но в дружбу, разбавленную сексом, я почему-то не верю. Или Кирилл прав насчёт моего скудного сексуального опыта и я банально чего-то недопонимаю?

Утром, подходя к диванчику в прихожей, чтобы сесть и застегнуть сапоги, я случайно наступаю на незаметный в ковре кристалл от колье. Резкая боль пронзает ступню, я вскрикиваю и невольно хватаюсь за стоящего рядом Кирилла. Он тут же подхватывает меня на руки и относит назад на кровать:

— Нужно посмотреть.

Я приподнимаюсь, чтобы он смог стянуть колготки. Тонкая лайкра не спасает. Кристалл прорезает её и впивается в ступню.

— Потерпишь немного? — просит Кирилл.

Я терплю, пока ему не удаётся подковырнуть камешек пилочкой для ногтей, которую предварительно обработали перекисью водорода. Нашлась в аптечке в номере. К счастью, кристалл не раскрошился, и ранка на ступне выглядит чистой. Мужчина обрабатывает и её тоже перекисью. Поверх накладывает стерильную марлевую салфетку закрепляя лейкопластырем. В сумочке у меня есть запасная пара колготок.

Не случилось ничего страшного. Лишь двадцать минут потерянного времени. Но дурное предчувствие скребёт мою душу. О чём хотят предупредить меня оброненные слёзы ангела?

С Кириллом мы больше не видимся. Вечером от него приходит сообщение на мессенджер, что он уже дома и полёт прошёл хорошо. А ещё у него появилась традиция будить меня по утрам. Каждое утро ровно в восемь от него приходят сообщения. Среда:

Кирилл: «Солнышко, ты встала? Я уже выхожу. Судя по дождю за окном, кто-то ещё спит».

София: «Конечно, спит. Ещё восемь утра. Имей совесть, Воронцов».