— Логично, — кивает головой подруга. — А ты упустила очередной шанс. Может, у вас ничего и не вышло бы, но любовью заняться то, кто мешал? Ладно я всё не могу решиться — но у меня законный муж диван занимает. А ты на этом самом диване с мужиком три дня просидела. При этом мужик вполне достойный. Всё при нём. Захотела бы специально найти — никогда бы не нашла.

— Как раз и нашла. На «Мамбе», — напоминаю я.

— Кстати, — от избытка эмоций Алина хлопает руками. — Я буквально вчера Машу Баренцеву встретила, когда Владика из сада забирала. Помнишь, моя одногруппница, чуть полноватая. Она одна красный диплом защитила?

Не то, чтобы с портретной точностью, но образ Маши появляется перед моими глазами.

— Она в институте работать осталась. Ей сразу предложили, — припоминаю я.

— Да. Она. Живёт недалеко от садика, а я, представь, впервые её увидела. Ладно, дело не в Машке. Мы, конечно, перекинулись парой слов. Она сообщила, что наша философ, Елена Константиновна, замуж два года назад вышла! Ей тогда сорок исполнилось! Целый год с бельгийцем на «Мамбе» переписывалась. Затем он к ней прямо сюда, в Минск, в гости на неделю приехал и… дозаказал второй билет обратно. Женились уже в Бельгии.

Алина достаёт телефон и заходит в одну из социальных сетей:

— Смотри, как наша Елена преобразилась! Если бы не Машкины слова, никогда бы не узнала.

Елену Константиновну я помню хорошо. Достаточно высокая и худая, всегда в длинной юбке или платье, с неизменной причёской в виде такого же длинного чёрного хвоста, достающего до самой пятой точки. Студенты часто шутили, что, если отрезать и продать хвост философички, можно несколько стипендий сразу получить.

Теперь с экрана телефона на меня смотрит ухоженная блондинка с коротким ассиметричным каре. Похожа на модель, а не на знакомого нам преподавателя философии.

— Так тоже бывает, — вздыхает Алина. — Знаешь, я почти уверена, что Кирилл — отличный любовник.

— Вот и проверь. Шанс ещё есть, — злюсь я. Говорить о Воронцове мне не хочется. А за Елену Константиновну я искренне рада. Очень умная женщина. Это мы, дураки, до неё только теперь дорастать стали. И только те, кто успел познать своё собственное, персональное, одиночество.

В понедельник все домашние дела переделаны, продукты в холодильник куплены, двухчасовая ванна принята. В восемь вечера я залезаю в кровать с телефоном с намерением отвлечься и почитать какой-нибудь лёгкий роман перед сном. Но пальцы зачем-то нажимают иконку мессенджера. Верхняя строчка — номер Кирилла. Не давая себе времени передумать, нажимаю значок трубки. Почти моментально идут гудки. Связь с Москвой качественная. Сбрасываю собственный вызов. Что я творю? Воронцов перезванивает через минуту. Хочется смалодушничать и проигнорировать звонок. Но это уже ни в какие ворота не лезет. Жму другую трубку и произношу:

— Алло.

— Привет, Софи. Ты звонила?

Отвечаю то, что ответили бы, как минимум пятьдесят процентов женщин, создав такую же ситуацию:

— Привет. Собиралась набрать Алине, поболтать перед сном. Засмотрелась и случайно нажала на твой номер.

— Приятно, что ты перед сном засматриваешься на мой номер, — смеётся он.

— Я, правда, случайно. Извини, если помешала тебе.

— Не помешала, скорее отвлекла, я работал. Но отвлечься мне полезно, — решает Воронцов. — Включи камеру, хочу на тебя смотреть.

Без макияжа он меня видел гораздо дольше, чем с макияжем, поэтому в его просьбе нет ничего некомфортного для меня. Я включаю камеру, и он тоже. Если на мне знакомый спальный комплект, то на Кирилле только простые брюки. Он удобно устраивается в огромном компьютерном кресле. На фоне сзади — домашний рабочий кабинет.

— Как дела? — спрашиваю я. — Приедешь в эту субботу?

— В пятницу. Выходной. Восьмое марта, — напоминает он. — Договорились с Анжеликой встретиться. В пятницу и субботу. Воскресенье будет свободным, наверное. А что будешь делать ты?

— Я и забыла, что пятница выходная. Ещё не знаю. Вечера точно заняты, ведь уроки никто не отменял, — отвечаю я. — С Алиной у меня посидим. Может, куда сходим. Ещё не обсуждали. В четверг, наверное, на работе будет корпоратив. Опять же, у меня вечером уроки. Нужно подумать. А у тебя кто-то из родственников есть? Разве не нужно поздравить?

— В семье я был единственным ребёнком, — произносит Кирилл. Он несколько минут молчит, словно собираясь с мыслями. — Княжеская кровь, которую ты так любишь упоминать — это от мамы. Она не только из достаточно известной семьи, но и из обеспеченной. Мой отец был из простой семьи. Его не приняли, затем просто выжили. Несколько лет назад его не стало. Мама вышла второй раз замуж. На этот раз две семьи в социальном плане стали равны друг другу. У меня с ней хорошие отношения, но мы не общаемся двадцать четыре на семь. Конечно, я её поздравлю с утра восьмого, поприсутствую на семейном завтраке. Но своих девушек, даже официальных, я с ней никогда не знакомлю. Она не примет никого из них и будет настроена очень враждебно.

— Ясно, — бормочу я. — Больше не буду упоминать твою кровь. Не думала, что всё так серьёзно.

— Я не обижаюсь, но не люблю говорить о семье. Вернее, говорить о ней нечего.

— А если ты когда-нибудь женишься на простой девушке? Гипотетически?

— Я не женюсь, Софи. Никогда, — резко отвечает он. — Ни на простой, ни на праправнучке самой императрицы. Я был женат. Почти три года. Этого достаточно.

— О?! — это всё, что я могу сказать. Понимаю, что следующий вопрос неуместен, но не могу его не задать. — А дети у вас были?

— Нет. Детей не было, — более мягко отвечает он. — Теперь ты скажи: кофе пробовала варить без меня?

— Пробовала. Получилось. Жалко такую дорогущую пачку выбрасывать. Мы, мещане, очень экономные.

— Софи, ты же обещала, — смеётся он.

Я прижимаю ладонь ко рту:

— Прости, само вырвалось. Больше не буду.

— Не обещай. Иначе будешь извиняться через каждую фразу, — смеётся он.

Мы проговариваем почти полтора часа. О всякой ерунде. И я первая решаю завершить разговор, понимая, что не только не дала Воронцову доделать дела, но ему ещё и на работу рано вставать.

— Спокойной ночи, Софи, — желает он мне. — Не пропадай.

Утро начинается с громкого звона будильника. Мне тепло, сзади и сверху такой приятный кокон одеяла. Кажется, я умудрилась в нём запутаться, так как практически не могу пошевелиться. Кокон начинает двигаться самостоятельно прямо на мне, и только здесь я понимаю, что проснулась полностью накрытая телом Кирилла. И не факт, что это он на меня залез, а не я — под него. Воронцов громко чертыхается, а тяжесть усиливается. Это мужчина полностью перенёс на меня вес собственного тела, потому что рукой пытается нащупать свой орущий телефон. Последний оказался не только далеко, но и с моей стороны. И орёт вовсе не будильник.

— Да, — отвечает Кирилл. — Что? Восемь? Ладно, Дмитрий, мы проспали. Да, минут двадцать. Максимум полчаса.

Телефон вновь в стороне, а Кирилл приподнимается, опираясь на руки. Мне удаётся убрать упавшие на лицо волосы, и наши глаза оказываются напротив друг друга.

— Завтракать, я понимаю, ты не будешь? — мямлю я.

— Для завтрака нужно меньше спать, — хмыкает он. — Я в ванную. Одеваться, чтобы раздеться, а потом ещё раз — у меня нет времени. Полежи полчасика, чтобы я не смутил тебя своим внешним видом. О*кей?

Лежать не хочется. Натягиваю шорты и иду в кухню, где щёлкаю клавишу электрического чайника. Через две минуты по квартире разносится аромат моего кофе. Пока оно стынет, наблюдаю как Игорь гоняет возле машины дворового кота. Привычная картина успокаивает. Правда, из неё выбивается стоящее рядом представительное «БМВ». Толковый водитель не только раньше приехал, но и разбудил проспавшего шефа. В коридоре слышатся шаги Кирилла, но я не выхожу из кухни. Очень хочется по-маленькому в туалет, но терпеть ещё можно. Пусть Воронцов, как минимум, оденется. Если совместную ночь в одной кровати ещё можно объяснить самой себе. Ну, захотелось вспомнить, как это — спать с мужчиной в одной постели. Да и эффект котика никто не отменял. Но ходить за Кириллом сзади, пока он собирается…