Страдала мама сильно, от горя ничего не замечала. В ноги дракону падала, просила оставить хоть прислугой в доме, хоть со стороны на дракона смотреть, за его счастьем, любит безумно, что, не видя его, жить не хочет.

Но дракон, был не умолим, сказал, что на первый раз он ее прощает, но если она своим появлением еще раз потревожит его дом и истинную, которая в нем живет, то отправит мою маму в тюрьму. Вернулась мама в деревню, да жить уже не могла и не хотела. Бабушка ее с ложечки кормила, думали так и высохнет от любви, потому что с кровати даже не вставала.

Но вызванный лекарь, при осмотре матери выявил беременность. И загорелось в матери огонек жизни, пусть любимого она никогда не увидит, но будет растить его ребенка и хоть так его частичка рядом будет.

Радует, что пойти к дракону и признаться в беременности не рискнула. Понимала, что ребенка заберут, а ее снова выкинут. Повезло мне, что дракон, чувствует ребенка, только от истинной, который в будущем драконом будет.

А Морал, после того, как мама его бросила, ушел в солдаты, говорят, смерть свою в битве искал, но выжил и стал капитаном. По возвращению в отпуска, сначала маму стороной обходил, простить предательства не мог. Но с годами сердце его оттаяло, да только от маминого сердца ничего уже не осталось, растоптал его дракон.

Дослушав исповедь рыжего парня до конца, я взяла его руку и сжала в знак поддержки. Парни похлопали его по плечу, выражая сочувствие. Дальше мы шли, молча, каждый из нас окунулся в боль Дойла, каждый из нас понимал его, потому что мы все столкнулись с драконами и их вседозволенностью.

Так в думах, дошли до сына кузнеца, вверили своих лошадей и уже пешком пошли за провизией.

Деревушка оказалась небольшой, можно сказать все друг на дружке. Быстро вышли к дому старосты, по обе стороны которого, стояли различные лавки, и амуниция, оружие, настойки, непортящиеся продукты.

За провизию у нас отвечал Маркус, который быстро собрал мешок с продуктами.

— Хватит надолго, голодными не останемся. Тем более, насколько я знаю, вместе с формой и стандартными мечами, каждой четверке выдается запас провианта на неделю, — закидывая мешок на плечо, пояснил блондин.

— Ну, теперь на летнюю кухню, а то так кушать хочется, что сил нет, — горестно прошептал кот, театрально повиснув на моих руках.

— И помыться, — в тон коту сказала я, — так, чтобы полная лохань горячей воды.

— Что за выдра, в теле женщины мне досталась, мытья и мыться, сначала на кухню! — недовольно спрыгнув с моих рук, пробурчал Барс. — три дня назад, только мылись, и ладно бы одна, так она еще и меня заставляет!

— От тебя несет, как от лошади, не скажешь, что кот, — засмеялся Гвен, специально поддевая кота.

Не выдержав такого наговора, оскорбленный Барсик, прыгнул на брюнета, изловчившись в полете повернуться так, чтобы зубами вонзиться, аккурат в пятую точку парня.

Дойл и Маркус смеялись в голос, глядя на клубок из рук, ног и лап, больше в поднявшейся пыли разглядеть было не возможно. Кот словно позабыв человеческую речь, только угрожающе мявкал, а Гвен видимо отплевывая шерсть, сквозь смех умудрялся еще ругательно подзадоривать кота.

— Что здесь происходит?!

Неожиданно раздавшийся командный голос, привел всех в чувство. Парни как по команде выстроились в ряд, а кот без разгона запрыгнул, ко мне на руки, преодолев в прыжке несколько метров. Тем самым привлекая к себе все внимание.

Но судя по его округлившимся глазам, он сам от себя такой прыти не ожидал, да и удержала я его каким-то чудом, он стал крупнее и тяжелее раза в два, чем был.

Первым пришел в себя Дойл.

— Капитан Морал, здравия желаю, прибыли на границу для вступления в боевую четверку. Сейчас … отдыхаем с дороги.

Я спустила кота с рук, который из-за своих новых размеров, мешал мне рассмотреть капитана. Передо мной стоял высокий, русоволосый с проседью мужчина, на вид не больше сорока пяти лет, поджарое тело, рваный шрам, проходящий по левой щеке, голубые глаза с лучиками морщинками, глядя на рыжего, капитан улыбался.

— Рад, видеть тебя сынок, совсем взрослый стал. А я все ждал, когда ты появишься. Как только ты с дома ушел, Мари мне сразу письмо написала, говорит, жди сына моего, пригляди, убереги.

— Вам мама писала?

— Дык считай, уже четыре месяца как с ней связь держим, ответил ей, что все новички через меня проходят, как только ты появишься, сразу сообщу. Так и держим связь, каждый месяц здесь появляюсь, ее письмо забрать, новое отправить. А теперь вот новое напишу, что встретил тебя, живого, здорового. Ты почему мать оставил я понять могу. Военное дело правое, одобряю. Но почему весточки не отправляешь, что живой, ты хоть представляешь, как она переживает?

Или думаешь, она мало настрадалась за свою жизнь? Мари одна тебя на ноги ставила, нет для нее другой жизни кроме тебя. Эх, молодо, зелено, вместе со мной ответ писать матери будешь, и смотри у меня, не расстраивай Мари.

А вы чего встали? За мной, поди голодные с дороги и собаку вашу не забудьте.

— Это кот, — тихо сказала я, направляясь за мужчиной.

— Лесной что ли? Здоровый какой, — бросив удивленный взгляд на Барса, сказал капитан.

Барсик на всякий случай мявкнул, но Морал уже не обращал на него внимания, полностью сосредоточившись на Дойле, расспрашивая его о жизни в деревне и о дороге сюда.

Летняя кухня, представляла собой деревянные, грубо сколоченные столы, составленные в ряд, вдоль которых, по обе стороны, стояли скамейки. За столом уже весело переговариваясь, уплетали мясную кашу человек семь, солдат и мужчина, одетый в деревенскую одежду.

Рядом на углях в больших казанах, уже остывал готовый ужин. Мы умылись в бочке с водой, и быстро шмыгнули за стол.

— Знакомьтесь ребята, в нашем полку прибыло, — обратился Морал к уже сидевшему отряду. — С гордостью представляю своего, можно сказать сына, Дойл Ромен, земеля мой, на моих глазах рос парень. Со своей командой, в боевую четверку приехал записываться.

Мы представились, всем кто находился за столом, да и капитану, поскольку сначала ему было не до нас. Видно, как он Дойла любит и с отеческой гордостью на него смотрит.

Мужчина, одетый по рабочему, это староста. Раз в месяц он встречает солдат с границы, обновляет провизию, забирает и выдает почту.

А солдаты, это личный отряд Морала, бравые ребята, прошедшие с ним огонь и воду. Особенно я обратила внимание, на двух седовласых мужчин, братья близнецы, которые выглядели старше самого капитана. Ром и Мор, у каждого был такой же рваный шрам на лице, как и у Морала.

Вкусно отужинав, отряд начал сооружать костер, вокруг которого было решено заночевать. А нас отправили в баньку, к старосте.

Первые ушли мыться парни, прихватив с собой упирающего Барса, Гвен сердечно мне обещал, хорошо намылить ему шею. А я осталась ждать во дворе на лавке, наслаждаясь теплым ветерком и дикими криками и смехом, доносившимся с бани. Минут через тридцать, красные, распаренные и чистые парни, вышли из бани, даже кот выглядел счастливым. Хорошая банька творит чудеса.

— Елизовета, это не баня, это рай — сказал Маркус.

— Мы к костру, тебя караулить останется Барс.

— Ты представляешь Лизонька, эти бесстыжие, хотели сами тебя ждать, но я в честной битве выиграл это право, так что мойся спокойно.

— Оставьте грязные вещи, я простирну — сказала, забирая у парней котомки с вещами.

В бане творился бедлам, видно Барсик действительно с боем выбил право, ждать меня один. Приведя все в порядок, первым делом перестирала все грязные вещи, свои и парней.

Потом не спеша помылась, почувствовала себя человеком, единственное чего мне не хватает в походной жизни, это возможности быть чистой. В такую жару, мыться желательно каждый день.

Собрав все вещи, вышла во двор, на лавке растянулся Барсик, уже почти сухой. Я прошла за баню, и на растянутых веревках развесила вещи, главное не забыть, поутру все собрать.