– Блокхейн, значится, – задумчиво покачал головой почтенный Бо Эрнер. Несколько лет назад, познакомившись с наблюдательным и вдумчивым трактирщиком, капитан Оле Сван пытался сманить того в Гехт, в городскую стражу, но кормилец отказался бросить дело предков. – И, значится, упырь. Упырь, это бывает. Мимохожий человек какой сдуру караван бросит. Или свой бобыль спьяну в сугробе замерзнет. Но это редко. Все ж таки следят люди. А награда за упыря ловчим пойдет? Жаль, на всех поделить, мало получится. Вот одному бы все, это ощутимо. Так может, это кровосос молодого Родъера заел? Или же… – почтенный Бо замолчал, аккуратно доливая Хельге в кружку барка. – Сидел он, Торстейн, значится, тут давеча с одним. Вместе потом и ушли.

– С кем, дядюшка Бо?

– Человек не наш. Я так понимаю, с юга. С караваном до нас добрался. Купец или приказчик, только бестолковый какой-то. Как ввалился с холода, нет бы чего горячего спросить, так он принялся сразу лавит тянуть. Развезло, конечно, мигом, с хмельного-то. Тут к нему младший Родъер подсел. О чем говорили, не слышал, но убрели оба лыжным шагом, – сведя руки углом, трактирщик показал, как двое пьяных поддерживают друг друга, – и вроде как закадычными приятелями. Больше ни того, ни другого не видел.

– Торговца не искали?

– Даже не ждали. У купцов это не заведено. Когда караван отправляется, все знают: не явился человек вовремя, значится, своими делами занят. Или же дурак и разиня, поделом ему, пусть дальше сам добирается, как хочет. Этот ехал в первый раз, без товаров, просто присматривался. Из трактира вместе с Торстейном Родъером ушел, так все решили, что они о чем-то договорились и в замок Баг отправились.

– Дядюшка Бо, когда пропавший торговец с Торстейном сдружился?

– Сейчас, – трактирщик сосредоточенно перебросил туда-сюда несколько костяшек на лежащих на стойке счетах. – Шесть дней назад, значится.

Глава 7

Когда я вернулся в Къольхейм, Хельги дома не оказалось. Никто не мог толком сказать, куда исчезла сестра, да и отсутствие ее заметили немногие. В замке царила та деловая суета, что была мне знакома по сборам в Белое Поле во время набега кочевников. Пусть отец и не хотел призывать вассалов, народу в крепости в ближайшее время поприбавится. Гарнизон Къольхейма не пойдет штурмовать замок Баг, но причинить вред своим никому не позволит.

«Воевать собираются, – с внезапной неприязнью подумал я. – Против одного немолодого дядьки и пяти женщин разного возраста».

Отец был у себя. Сидел за столом, заваленным бумагами. На листе, который лежал перед родителем, я успел заметить запись «ружейного пороха к ним…» и цифры. Сетки таких же расчетов, сделанных для хозяйственных нужд, подолгу хранятся в любом доме.

– Ларс, что-то срочное?

И не высказанное, но абсолютно понятное: «И какого фунса ты, сынок, шатаешься без дела и мешаешь заниматься им людям?»

– Отец, нужно отказаться от блокхейна. Родъеры не сделали нам ничего плохого, за что их убивать?

Папа медленно сложил бумаги. Очень аккуратно, определяя место каждой, чтобы не запутаться, когда вернется к ним после окончания разговора.

– Нет, Ларс. Остановить блокхейн может только тот, кто его объявил. Но Эйнунд Родъер вряд ли сделает это, потому что нет в наших краях бесчестья хуже. Только трус призывает к кровной мести, а потом пытается уклониться от войны. Никто не хочет убивать Родъеров, и в блокхейне погибнут многие Къоли. Но мы не можем нарушать законы. Если отступимся от одного, то значит можно плевать на все. Среди законов много жестоких, но часто именно они удерживают от свершения более страшных преступлений. Зло встает против зла. Сильно подумаешь, прежде чем дать волю дурному нраву, если знаешь, что за слова и поступки придется отвечать жизнью, и не только своей, но и близких.

– Там же почти вся семья - одни женщины.

– Они способны сражаться. А если нет – прибегнуть к покровительству Драконов.

– То есть запереть себя в храме, всецело посвятить служению, забыть про нормальную жизнь?

– Кроме Леге, есть Троппер.

– Это значит, пойти в гарнизонные шлюхи.

– Выбор всяко остается за ними. Ларс, тебе лучше вернуться в Гехт. В походе против кровников должны участвовать все члены семьи. Когда мы двинемся на замок Баг, никто из Къолей, способный носить оружие, в Къольхейме не останется.

Лучше бы отец отвесил мне затрещину. Или отругал и выставил за дверь. Я почувствовал себя несмышленым кутенком, который вообразил, что защищает маленькую хозяйку, и сдуру растяфкался на проходящий патруль, и которого добрый стражник, подхватив под голое пузо, сует девочке в руки: держи, мол, крепче да следи лучше.

– Неужели ничего нельзя сделать? Если мы найдем доказательства, что Къоли не причастны к смерти Торстейна Родъера…

– Какие доказательства, Ларс? Къолям для того, чтобы признать свою невиновность в том, что они не делали, этого не нужно.

– А Эйнунду Родъеру?

– Ему тем более.

Блокхейн не остановить, что бы мы с Хельгой ни делали. Это приграничье, доспешный ряд замков, закрывающий собой землю Фимбульветер. Здесь свои законы не потому, что до королевской и храмовой власти далеко, а потому, что ждать помощи некогда. Здесь заключают союзы побратимства и режут глотки, долго не раздумывая. Здесь не обижаются на неосторожно сказанное глупое слово и ведут войну до смерти последнего кровника. Здесь привыкли ставить интересы клана выше собственных.

В приграничье нравы просты, чувства искренни и долгие разговоры не в чести, если, конечно, не ведутся у огня холодными вьюжными вечерами. Встать на пути кочевников, не дать им прорваться вглубь земли Фимбульветер? Так затем предки наши в этот край и пришли, и цитадель на перевале поставили, а уж мы их память не осрамим. Перебить всю семью соседа-кровника? Так он, дурак, сам блокхейн объявил, чего теперь церемониться, ждать, пока они нас? Это для городских жителей кровная месть просто обычай, отношения между людьми. В приграничье к ней относятся скорее как к болезни. Если уж не удалось уберечься, то не разговоры надо говорить, а лечить. Даже если придется отсечь руку или ногу, пораженные гнилой горячкой, то, Леге милосерден, рана со временем зарастет, зато человек останется жив.

И ведь я ничего, ничегошеньки не могу сделать! Я хоть и давно уже перерос отметку на стене в библиотеке, все равно остаюсь для Къольхейма десятилетним мальчишкой, ребенком, которого по тем же неписанным законам приграничья до поры оберегают от всего дурного и страшного. Клан не отрекался от меня, в Къольхейме любят и всегда ждут младшего сына Бъерна и Бергильот, но что значит мое слово в краю, где время отсчитывают не с воцарения правящего государя, а с последнего набега?

Даже если во имя совести предам свою семью и со шпагой в руке встану на пороге замка Баг, никого не спасу и ничего не исправлю. Меня даже убивать не станут, просто отодвинут в сторону.

И никто ничего слушать не будет. Все заняты подготовкой к блокхейну.

Пробегающая мимо Раннвейг помахала мне рукой, но не остановилась. На плече у племянницы прилепилась странная конструкция из тряпок, нечто вроде свернутого кольцом валика, в центре которого гордо восседала Карр. Вид и у вороны, и у девчонки был воинственный. И эти туда же…

Не можешь найти себе дело, так уберись куда-нибудь, не мешай людям. Я сунулся было к маме, но она была занята с другими женщинами замка. Разложив на столах старые простыни, они разрезали их на длинные полосы и скатывали в тугие рулончики. Бинты. Милосердие Леге, не все они понадобятся, но лишних никогда не бывает.

Так и не придумав ничего путного, я ушел в свою комнату. Там сразу выяснилось местонахождение Хельги. На столе я нашел записку.

В мое отсутствие сестра, конечно же, умело вывернула наизнанку всех родичей и членов клана, но ничего нового и полезного о соседях не узнала. До недавнего времени Родъеры Къольхейму были просто не интересны. В гости они не ездили, к себе не приглашали, и ничего, достойного внимания и обсуждения, в замке Баг не происходило. Теперь Хельга отправилась на охоту по окрестностям.