Оле в шутливом раскаянии развел руками.

— Я до появления Герды все прикидывал, когда и как Ларсу насчет шлюх лучше объяснить, — чуть смущенно признался Оле. — Эх, девчонки дуры, за палача с охотой пойдут, а хронисту — шиш. Фунсовы суеверия.

— Суеверия ни при чем, Оле. Некоторые девушки мечтают о раннем вдовстве, ведь это свобода, свои деньги, более высокое положение в обществе. Людей пугает тот, кто всегда говорит правду. Это смущает, как увечье. Или некий дар, недоступный простым людям. Кто захочет связывать свою жизнь или судьбу дочери, сестры с… монстром.

— Эх, дурость, дурость человеческая! Так ты правда против Герды ничего не имеешь?

— Кое-кто, помнится, сам подозревал девочку Драконы знают в чем, — Хельга, рассмеявшись, прижалась к плечу мужа.

— Недолго! И это я за Ларса беспокоился. Я и раньше все думал. Растили, растили ребенка, а потом его чужой тетке отдавать? А вдруг она, стерва, злая? Или дура? Дело-то ответственное! А у меня сейчас и вовсе детей вроде как двое.

— Слышь, Хельга, отрада моего сердца, — сказал Сван часом позже, когда улеглись. — Я с утречка схожу, посмотрю, что и как, поговорю. Но ты, когда Ларс вернется, помягче как-нибудь, порадостней. Чего вам ссорится, родные ж люди.

Глава 2

Проснулся я от громкого грохота и ора. Вернее, сначала кто-то завизжал, потом чем-то стукнули. Так или иначе, разбудили.

Я хотел сесть, но тут глаза мне закрыли черные крылья. На концах черные. Это уже понятно, это увечная ворона хотела взлететь и усесться на лампу в изголовье, но промахнулась.

Спихнув пернатое чудище на грудь и поддерживая его двумя руками, я наконец уселся. Ох, лучше бы Хельга меня вчера до смерти убила. Ноги не ходют, руки не держут, голова думать отказывается. Сам весь как доска, на которой сколько-то времени пролежал.

– Кра? – ласково поинтересовалась ворона.

– Кра, кра… Хорошо, что день сегодня от присутствия свободный, никто хоть в ратушу не притащится. А то было б представление королевского театра. Утречка нам. Доброго и бодрого, ага. Пить хочешь? Вода у меня здесь есть, а сухари все Вестри еще в начале недели выпросил. Надо бы на будущее новых запасти…

Тело наконец начало худо-бедно слушаться. Я слез со стола, плеснул для вороны воды в свою кружку. Искать другую посудину не было ни сил, ни настроения, лучше эту отмою или другую потом принесу. Сам отхлебнул из фляги из горла и уселся в кресло с высокой спинкой.

Надо было бы выглянуть, узнать, что это с утра за стук да гром, но лень было нестерпимо. Утихло все, и ладно. Может быть, вообще приснилось.

Выложил на стол кусок коры серого дерева, взял в руки перо. О чем писать? Спасение ощипанной вороны и скандал в доме Къолей несомненно достойны занесения в городскую летопись!

– Сейчас Герда должна прийти, поесть нам принесет, заодно расскажет, что дома…

– Тэ-экс. Здесь они. Разговаривают.

Вместо любимой девушки заявились Оле Сван и Вестри.

Все, кончилась сага о гордом изгнаннике. Сейчас разгневанный капитан просто возьмет меня за шиворот и оттащит домой. Отбиваться бесполезно. Хотя все равно буду. Из вредности.

Протиснувшись вперед капитана, пес деловым шагом подошел ко мне, поставил лапы на плечи и тщательно облизал все лицо. Отстранился, будто оценивая проделанную работу, добавил еще пару лизков и, довольный, улегся блудному хозяину на сапог.

Оле, присев на край стола, с интересом меня разглядывал.

– Хорош. Наконец выглядишь как герой. Как там того типа из легенд звали? Хотя вообще-то полагаются не собака и ворона, а волки и вороны. По два зверя и птицы. И глаз должен быть не просто подбит, а…

– Оле, чего надо?

– Чего надо? – от удара мощного кулака на столе подпрыгнула чернильница. – Убедиться, что ты жив, вроде бы здоров и продолжаешь позорить семью. Пятнадцать минут назад Тора Хольм наскочила на меня с горестным воплем, что ты помер, лежишь в ратуше, и черный ворон кружит над твоим хладным телом. Черный ворон, – хмыкнул Оле, покосившись на птицу. – Добро еще Тора, у нее нервы крепкие, а если б хесса Кеб прит… зашла? Старая больная женщина?

– Оле, эта старая больная женщина всех нас переживет и похоронит. А что Торе понадобилось в ратуше в неприсутственный день с утра пораньше?

– У тебя на окне лампа горит, – буркнул Оле. – А дверь на улицу оказалась не заперта. Вот булочница и решила, что кто-то ночью решил обокрасть хрониста. Шкаф твой тяжеленный стибрить, не иначе. Со всеми хрониками, которые никто, кроме тебя, не читает. Почему дома не ночевал, сам Торе объяснять будешь. И скажи спасибо, что эта новость ляжет в лед вместе с ней, а не пойдет веселить народ по всему городу. Но ты не особо радуйся. Драконы все же решили покарать непутевого: хесса Кеб спрашивала, откуда у тебя фонарь под глазом.

– И что ты ответил?

– Ничего, ибо спешил потрудиться на благо города и на праздные разговоры времени не имел.

– Сказал бы ей правду: любовница, узнав об измене, врезала мне по роже.

– Э-э-э… – Оле выглядел озадаченным. – Ларс, тебе, похоже, не дома ночевать вредно. А с лестницы ты, говоришь, как упал? Если такая слава по городу пойдет, Хельга тебя точно придушит. А Герда…

– В том-то и дело, что не пойдет. Если сказать то, что хесса Кеб хотела услышать, то ей будет неинтересно рассказывать собственную выдумку всему Гехту.

– Ты откуда знаешь?

– Удосужился несколько раз внимательно послушать, что почтенная хесса думает о нашей семье. Поразмыслил и сделал выводы. Однажды ответил, как она ожидала. Потом еще раз подумал и снова сделал выводы.

– Вот ведь! – Оле восхищенно помотал головой. – И не лень было время тратить. Но смотри, если я что-нибудь для Герды обидное хоть от кого услышу…

– Не услышишь.

– Сам разберешься?

– Разберусь. Оле, где Герда?

– Где ж ей быть? Дома сидит.

– Взаперти?

– Нет, просто честное слово отцу дала. Почтительная дочь. Хотя готова за тобой на край света идти, в рваных башмаках через Белое Поле. Только не будет того. Если тебе, Ларс, так уж невыносимо с нами жить, ступай, куда хочешь. Но Герду не пущу. Хоть в рваных башмаках, хоть в новых валенках.

– Проклянешь и лишишь наследства?

– Волей отцовской запрещу. Ясно? – слова свои Сван подтвердил демонстрацией внушительного родительского кулака. – Теперь о главном. Ворона где?

Я хотел было гордо заявить, что не могу выбросить покалеченное существо на улицу на верную погибель, но тут шустрая птица неслышно подкралась из-под стола, выхватила перо из моей опущенной руки и, радостно приподняв крылья, кинулась наутек.

– Ты ж мышь! Добытчица! – с чувством сказал Оле, приподнимая ноги в сапогах, чтобы пропустить воришку. – Так Хельга сказала: можно. Только пусть твое чудище крылатое в клетке сидит. Ты до вечера где-нибудь помайся. Хельга сейчас Тору успокаивает, потом ей самой надо будет… выдохнуть. Ты ж, на моей памяти, в первый раз с сестрой серьезно поссорился?

– На моей тоже.

– Дожили! Нет, не видать мне с вами спокойной старости. В общем, чтоб в сумерки был дома. Обедать пойдешь в «Три петуха». У Торы после, с Гердой, посидеть можешь. На барке, плюшках и конфетах долго не протянешь! Деньги есть?

– Да.

– Держи пока.

Оле вытащил из кармана яблоко, яростно потер о рукав и сунул мне в руки.

– Пса с тобой оставлю. На случай, если опять гордость и дурость взыграют. Вестри-то пожалеешь, фунс знает как ночевать не заставишь, домой пойдете.

Уже у самого порога Оле оглянулся, окинул меня взглядом, от которого захотелось встать навытяжку, и мрачно изрек:

– Оболтус!

Если будешь долго смотреть на ворону, ворона посмотрит на тебя. Чего, мол, надо? Ничего, так гляжу.

Вообще, если приглядеться, красивая птица. Черный блестящий клюв. Гордая осанка. Угольная голова, а каждое серое перышко на крыльях и теле прочерчено посередине тонкой темной полоской. Круглый глаз окаймлен, словно мелким бисером, короткими ресничками.