Герда потупилась. По всегдашней своей привычке спрятала руки за спину. И прошептала:

– Не хочу быть содержанкой!

На минуту Хельге стало дурно. Но, укротив желание удавить непутевого братца сразу после его возвращения, мастер дознания осторожно спросила, откуда такие идеи. В ответ услышала про нелюбовь к долгам и прочее, что я знал уже давно.

Сестра снова ощутила тягу к убийству, теперь хотелось предать немедленной смерти всех воспитателей и попечителей приюта Благого Берне, авторов романов из тамошней библиотеки, а также того, кто эти книги подарил сиротам. Но не все мечты воплощаются в действительности.

Ограничившись всеобъемлющим «та-ак», Хельга взяла чрезмерно самостоятельную девицу за локоток и все-таки отвела ее домой, ибо не стоит обсуждать важные дела на улице. Сорок пять минут главный прознатчик Гехта и ценная свидетельница отчаянно препирались, а потом пришла Гудрун и все решила сама. Кто сказал, что Герда будет жить в доме Къолей просто так, когда она может приносить пользу? Наша домоправительница давно собиралась призвать из Къольхейма расторопную смышленую девушку себе в помощницы. Негоже деве юной незамужней жить в доме с людьми, которые ее родичами не являются? Про ту же помощницу из Къольхейма никто бы худого слова не сказал. Герда не входит в клан по праву рождения? А вассальная клятва на что?

В тот же вечер свободные горожане Олаф Трюг и Тора Хольм были приглашены в дом Хельги Къоль. Перед носом вездесущей хессы Кёб Гудрун ловко захлопнула дверь. Не знаю, чем наша домоправительница оправдала свой дерзкий поступок, но склочная соседка притихла.

На следующее утро Хельга удивила Гехт обновкой – массивным медальоном, на котором выгравирован был герб Къолей. Вышивка с таким же изрыгающим пламя серебряным драконом украшала накидку Гудрун и сопровождающей ее по городу Герды. Всем интересующимся, а также просто встречным наша домоправительница охотно объясняла, что это не просто рукоделие, а знак вассальной верности.

Вассалы не слуги и не родичи, а свободные люди, давшие клятву во всем помогать принявшему их клану. В ответ вурд-сюзерен обещает защиту и покровительство. И пусть Драконы – все! – плюнут в очаг Къолей, если в речах Гудрун было хоть слово лжи или неправды.

Пару дней наши дамы походили с клановыми знаками, а потом решили, что город уже достаточно осведомлен о новом положении Герды в обществе.

Все были довольны, особенно Гудрун. Сердце доброй женщины согревало появление не столько помощницы, сколь нового человека, о котором можно заботиться, воспитывать, а главное – кормить. Последнее было истинной страстью и призванием Гудрун, но – увы! – порадовать себя ей удавалось нечасто. Мы с Хельгой худые и к еде довольно равнодушны, разве что выпечку любим. Оле не прочь подзакусить и телом объемен, но не от полноты, а от мускулистости. Да и дома мы все целыми днями не бываем. И к тому же частенько обедаем в городе в трактире «Три петуха», что в глазах Гудрун равно почти что святотатству. Герда же охотно взялась учиться стряпне и не стеснялась пробовать приготовляемые супы, соусы и начинки для пирожков, чем весьма радовала свою наставницу. Обладала она и еще одним очень полезным талантом. Ловко уклоняясь от уборки, стирки и хождения на рынок, новая жиличка дома Къолей с большой радостью возилась с Вестри, рыжим Редом и Хельгиной комнатной розой. Последняя, чахлое растеньице, подаренное сестре капитаном Сваном (помню день, когда Оле заявился в наш дом, прижимая к груди цветочный горшок, долго мы все потом шипы из стражнического мундира выдергивали), не смотря на тщательный полив и уход, три года размышляло, загнуться ему окончательно или еще помучиться на этом свете. После появления Герды роза приободрилась, зазеленела и даже решилась на три крепких атласных цветка. Когда мы вернулись, они и не думали осыпаться, да еще сбоку торчал новый бутон, крупный, свежий, с задорным розовым хвостиком. Хельга взирала на это великолепие в восхищенном изумлении.

Все эти новости мы узнали позже, а сейчас Герда в клетчатой шали и белом чепце стояла возле нашего дома и одной рукой уже тянулась к кованым прутьям калитки, а другой придерживала за ошейник насторожившегося Вестри, и, обернувшись через плечо, смотрела, смотрела…

Есть в жизни счастье!

На следующее утро после возвращения из похода не хотелось не то что вставать и куда-то идти, а даже глаза открывать. Но попробуй благодушествовать, когда здоровенная псина вскакивает на кровать и начинает по тебе радостно прыгать, а в дверь, настежь распахнутую этим другом человека, доносятся бодрый шум и разговоры, из которых явствует, что сейчас за тобой все равно придут. Пришлось быстро выбираться из-под одеяла, одеваться и спускаться вниз, к семье.

На первом этаже царит всегдашний утренний переполох. Честная девушка Герда, принесшая вассальную клятву приличному дому, собрала на поднос все, что нужно для утреннего питья барка, как-то умудрилась открыть дверь и… Увидела, что происходит, когда трое людей никак не могут с вечера угомониться, утром дрыхнут до упора, а потом пытаются быстро собраться на службу. Необутая Хельга приплясывает на холодном полу, сражаясь с собственной длинной косой. Оле рыщет голодным медведем, рассуждая сам с собой, куда могли завалиться две казенные кирасы и его собственная каска. Вестри, опустив морду на стол, тоскует по маслу. Вкусный продукт принесли уже четверть часа назад, но никто еще так и не догадался угостить собаку! Что? Каша? Ешьте сами, и хватит осквернять ею курицу и масло! Гудрун, как-то умудрившись занять сразу полгостиной, величественно двигается вокруг стола, расставляя тарелки.

Все вроде как очень заняты, но мое появление заметили сразу и погнали умываться. Я и сам шел в закуток к котлу, воспитатели!

Возвращаюсь. Оле взывает к Драконам: «Где моя каска?». Высшие силы безмолвствуют, но в поиск включаемся все мы. Наконец каску находит Герда, на кухне на полке с кастрюлями. Чуден, право, этот мир и наш дом в нем.

Сразу после завтрака родная сестра выгнала меня из дома.

– Твоего прихода в ратуше ждут, как появления Дракона.

– Смотря какого, – мрачно буркнул я. – Берне и Дод, они, например, друг от друга отличаются!

Но идти все-таки пришлось. Вестри увязался за мной. Соскучился, собака.

Дела, ждущие меня в ратуше, оказались не столь уж важными и срочными. Опять воскресли слухи о скором приезде короля, и несколько горожан возжелали подтверждения того, что их предки оказывали короне некие важные услуги. Пришлось спускаться в подвал, где хранится архив.

Кабинет хрониста в ратуше не обладает волшебным свойством бесконечно расширяться изнутри. Рано или поздно томам летописи перестает хватать места на полке, (а бывали случаи, когда пространства в комнате становилось недостаточно и ее хозяину), и тогда хранитель истории города уносит часть фолиантов в подвал. Там и лежат они, покуда снова не займут всю территорию, а потом… Торгрим Тильд шутил, что тогда надо будет строить новый город.

Конкретные имена и время жизни предков названы не были, найти требовалось хоть что-нибудь. Пока посетители с постными лицами сидели в кабинете, я честно припомнил все более-менее значимые события в жизни Гехта, поднял тучи вековой архивной пыли, чуть не свалился с лестницы, но все же обнаружил искомое. Правда, не в хронике, а в старых гильдейских бумагах, в списке приглашенных на некий торжественный обед. Но посетителям оказалось и такое гоже, какое-никакое, а подтверждение древности рода. Когда горожане ушли, я невольно подумал: а были бы честолюбивые потомки так довольны, если бы я отыскал имена их предков в протоколах стражи?

Только за посетителями закрылась дверь, как в ратушу заявился Оле. Основательно обосновался в кресле, неторопливо огляделся, полюбовался Вестри, который удобно разлегся на подоконнике, подвернув под себя одну лапу и выставив на всеобщее обозрение многочисленные черные овальные пятки. Люди, пришедшие к хронисту в первый раз, изумляются – еще бы, на месте, где пристало быть только цветам и кошкам, развалился здоровенный кобель.