Бывший муж переводит дыхание.

— Это все заняло время, Аня. Заняло так много времени, — роняет лицо в ладони.

Я плачу за нас двоих. Больно…

— А когда я раскидался с проблемами и все-таки приехал, твои родители снова сказали, что ты с другим.

— Погоди. Что значит… «снова сказали»?

Она

Артем выпрямляет спину, роняет кисти рук на бедра, улыбается одними губами.

— Как-то я позвонил, позвонил твоим родителям. Хотел услышать, как у тебя дела. Ответила мама. Она была крайне холодна со мной, и я ее в этом не виню. Она сказала, что у тебя новый мужчина, вы уехали в отпуск и вернетесь нескоро. Попросила больше к ним не звонить. Вот и весь сказ.

— Не было другого мужчины! — срывается у меня с губ возмущенно.

Глаза Артема вспыхивают ярко-ярко, он даже садится ближе, снова тянется к моей руке, забирает ее, перебирает и поглаживает пальцы. Особенно тот, где раньше у меня было обручальное кольцо, но сейчас — пустота, которая ощущается сильнее, чем всегда.

— Второй раз, что у тебя кто-то есть, они сказали мне вчера, мама даже фото твое показала, похвасталась в телефоне. Там ты в изумрудном платье, на фоне шоу-рума, и тебя обнимает какой-то модный пижон, вот я и… — вздыхает. — Бл… Как кретин, бросился пить!

— Изумрудное платье, — делаю вдох и выдох. — Это на открытии шоу-рума, а модный пижон — приглашенный стилист! Тьфу, это проосто праздничные фото, у меня таких десятки. Не было между мной и тем мужчиной ничего! Ну, мама! — восклицаю в сердцах.

Родители меня любят и готовы защитить от всего. Но правда в том, что сейчас мне не нужна защита от Артема, мне нужна правда. Долгожданный откровенный разговор. Просто и без фальши.

Расставить все точки над i.

— Родители хотели как лучше, я не оправдываю. Просто говорю, как есть.

— Можешь не объяснять, Ань. Мои так же с подачи Дениса толкали меня к Полине, повелись на ее показную добродетель, лесть и верили, что так будет лучше для меня. Сейчас воспитывают внука и у них больше не остается времени на то, чтобы вмешиваться в мою жизнь. Да я и не позволю больше никому решать за меня, чего мне хочется и как надо жить. Никому, Аня… Ань, я люблю тебя. Без тебя хреново. Скажи, ребенок мой, мой, да? Блин, я это сердцем чувствую, но все равно хочу от тебя услышать!

Помолчав немного, говорю:

— Твой, конечно. Я тебе не изменяла. И в мыслях не было.

— Аня…

Артем снова целует мои руки и наклоняется, чтобы поцеловать, но я успеваю отвернуться.

— Я тебе не изменяла, а ты мне — да. Одну из твоих измен я своими глазами видела, в процессе. Вчера я видела тебя в роли Заи с какой-то дешевкой… У тебя была помада на воротничке, от тебя пахло ее духами. И теперь ты говоришь о любви.

Муж облизывает пересохшие губы:

— Вчера я дал слабину. Впервые за столько месяцев испытал чувство, когда сделал многое, и не там. Не так… Я верил, что наладив свою жизнь, разобравшись со всем проблемами, стану лучше и обязательно тебя верну, добьюсь. И тут мне в фейс твое красивое фото с другим мужчиной. Я, б…ь, просто потерял надежду. Все сгорело. Пить отправился. Ко мне подсела одна… Терлась, на выпивку напросилась, липла как только можно, на коленях терлась, приглашала продолжить… У меня не было с ней ничего. Ничего не было.

— Только потому что ты меня увидел! А если бы не увидел?!

— У меня даже не встал. Я как будто мертвый был изнутри в тот момент. Просто мутный и мертвый. И все обрыдло. Клянусь, не трахался я с ней. А ее словечки и поведение — такие дешевки всегда себя так ведут, вешаются… Ань.

— У тебя все удобно и легко получается объяснить.

— Я не виню никого. Только себя. Блин, даже в том, что мне на дне рождении Толика химии какой-то в пойло подсыпали, и в постель буквально втолкнули шлюху, которая назвалась тобой и… Себя виню, Ань. Только себя. Но если ты дашь мне шанс… Нам… Нашей семье. Как мне еще доказать своим намерения? Слова не помогут. Только дела. Дай мне возможность сделать тебя счастливой!

— Мне до сих неприятно думать, вспоминать эти моменты. В груди уже не колет так сильно, но все еще ноет. Я… не скоро смогу забыть. И, если честно, не уверена, что получится. Я так сильно тебя любила, Артем.

Мы замираем. Он дышит тяжело, едва слышно, я вытираю тихие слезы.

Слишком много обмана между нами встало. Море недомолвок… И чужие руки, которые поднимали ил со дна, усердно мутили воды.

С благими намерениями.

Я начинаю думать, что нет зверя страшнее благих намерений.

— Ты — отец этого малыша. Я не стану препятствовать, если ты захочешь принимать участие в его жизни.

— Захочу ли я?! Буду! Ань, буду… Даже не сомневайся!

— Но во всем остальном… пусть будет по-прежнему, — говорю через силу.

Поднимаю взгляд, и у Артема такие глаза, будто небо в очередной раз упало ему на голову и разбилось.

— Я понимаю, — выдавливает. — Мне сложно принять, но я понимаю.

Он трет грудную клетку, словно ему больно. Мне тоже было больно, и я отказываюсь вот так с разбегу бросаться снова в отношения с ним не из мести, а просто потому что хочу быть уверенной в своем мужчине. Увы, за прошедший год, от этой уверенности мало чего осталось.

— Но я буду тебя навещать.

— Хорошо.

— И ты не запретишь мне говорить, что я тебя люблю.

Упрямый. Настойчивый…

— Артем.

— Что?

Я отбрасываю в сторону тонкое одеяло и опускаю руку на живот.

— Сын толкается. Ты тоже можешь это почувствовать, если опустишь свою руку.

Глава 42

Он

Немного не веря в происходящее, я опускаю свою ладонь, Аня подталкивает:

— Смелее.

Ее голос звучит необыкновенно нежно и проникновенно, а у меня пальцы дрожат, как у старика или заядлого пьяницы, когда я касаюсь теплой, нежной кожи живота, уже такого объемного, круглого.

Пульс гудит у меня в ушах, словно я нахожусь под линиями электропередач. Поначалу ничего не чувствую, кроме тепла и атласа кожи любимой, но и от этих ощущений сердце сходит с ума. И буквально через мгновение, когда я уже успеваю обозвать себя бесчувственным чурбаном, вдруг ощущаю, как под моей ладонью что-то происходит.

Я надавливаю посильнее и в ответ чувствую яркие, быстрые толчки.

— Аня… — у меня нет слов. Горло перехватывает спазмами. — Он… пинает меня. Пинается в мою ладонь! Ты можешь в это поверить?

Толчки немного смещаются, я следую за ними рукой, пребывая в эйфории приятного шока. Я много раз представлял себя отцом, но то, что происходит в реальности, на порядок выше и глубже. Фантазии меркнут по сравнению с реальностью!

— Это чудо какое-то… — срывается с моих губ. — Настоящее чудо. Можно?

Наклонившись, прижимаюсь к коже живота губами, касаюсь его щекой, закрываю глаза от избытка эмоций. Анина рука медленно опускается на мою голову и перебирает короткие волосы, гладит осторожно. Я поднимаюсь, она убирает руку.

Мне хочется поцеловать ее. Сильно хочется, сердце вырывается из груди.

Но понимаю, рано.

Еще рано.

Как кляну я себя за то, что повелся на рассказы ее родителей. Я им никогда не нравился, обидел их девочку, и они решили, что ложь во благо Ани станет спасением от чудовища, которым они начали видеть меня после всего кошмара, через который мы прошли за эти долгие несколько месяцев.

И сейчас, оглянувшись назад, я понимаю, что сделал безумно много, но не сделал самого важного — не отстоял свою любовь.

— Тебе нужно побыть немного в больнице, Ань, я буду рядом. Приходить и проведывать. Расскажи о себе, как ты жила в это время?

— По сравнению с твоими приключениями, мои новости не такие бурные.

— Брось. Я хочу знать все. Ань, ты… свое дело открыла, будучи в положении.

Сказать, что я в шоке, значит, ничего не сказать, а еще мне стыдно становится, что я не видел этого в ней и считал лучшей ролью для Ани быть домохозяйкой, в то время как она так мило и оганично смотрится, работая с клиентами. Я видел ролики: моя любимая светится изнутри, горит этим делом.