– Убери руки, – прорычала Варна. – Клянусь, если ты еще раз попытаешься…
– Ты похожа на дикую собаку, – раздраженно сказал Свят. – Мне нужно промыть рану.
– Она все равно не заживет. Так что оставь!
– Сдохнуть от заражения крови решила?
– Я не…
– Ты не бессмертная, Варна. – Он толкнул ее в грудь и задрал рубаху. – Боже.
Она закатила глаза. Что он надеется увидеть на теле ведьмы после укуса ярчука? Только и может, что причитать, святоша.
– Господь, смилуйся над нами… – пробормотал Свят, снимая повязку. – Все пропиталось гноем.
– Можно без подробностей?
Солнце только что взошло, Дарий отправился проверить лошадей, впереди был еще день пути, а сил у нее уже не осталось. На Свята она рычала скорее по привычке, он не делал ничего плохого, просто пытался помочь. А ей было страшно. Много лет не было, и вот сейчас, в заброшенной избушке у черта на рогах, она лежала на плаще Дария и боялась за свою жизнь. За их жизнь.
Палец Свята обвел круглый шрам на ее животе – и Варна вздрогнула.
– Руки! – резко приказала она, испугавшись, что колдовская метка может рассеяться от одного прикосновения Светозарного.
– Это осталось с той ночи? – тихо спросил он.
– С тех ночей, – сухо поправила она.
– И много их?
– Шесть.
– Я делал ставку на тринадцать.
– Не думаю, что я бы выжила, вырежи она на мне тринадцать печатей.
Никто не знал, что происходило в те ночи, когда Рослава воскрешала Дария. Иногда Варне казалось, что даже звезды отвернулись от них в ужасе, а луна скрыла свой лик за облаками, чтобы не видеть творящееся зло. Три дня ночь не сменялась днем, а Варна смотрела в пустые глазницы людей, приведших ее в этот мир, пока душу разрывали на части.
– Сделал все, что мог. – Свят наложил тугую повязку на ее бок и встал. – Ехать сможешь?
– Смогу. – Она села и поморщилась от резкой боли.
– В церкви я сумею провести службу, Слово замедлит распространение заразы. – Он подал ей руку. – Но не навсегда.
– Говоришь, что я умру, да так спокойно. – Варна даже усмехнулась. – Кем ты стал, Святослав?
Он не ответил, открыл дверь и помог ей выйти из избы.
Идти она могла, даже верхом проедет какое-то время без помощи. Только вот что́ делать потом? Волчьи клыки в пасти ярчука оставляли на ведьмах раны, которые никогда не заживут, будут гнить, а потом вызовут заражение крови. Свят мог попросить о помощи Бога, а они с Дарием – лишь обратиться к Зверю и старым богам. Да только так давно не делали этого, что они могут не услышать их зов.
Надежда еще теплилась в ней, в голове не укладывалось, что она может умереть до того, как доберется до Рославы. И от чего? От укуса собаки!
– Лес вокруг будто мертв, – оглядевшись по сторонам, сказал Дарий. – Если вы собирались отправиться на охоту, то вряд ли найдете даже жалкого зайца. Придется вам ехать голодными.
– Не может быть, чтобы до самого дома не было живых деревень.
– А говорил, церковь домом тебе так и не стала, – напомнила Варна.
– За твой язык тебя стоило бы предать анафеме, – беззлобно сказал Свят.
– Не только за него, – согласилась она.
Передав ее в руки Дария, Свят отошел к лошадям, чтобы приготовить их к долгой дороге. Варна наблюдала за его неторопливыми движениями и невольно возвращалась мыслями к беззаботным дням на крошечной площадке, где они учились владеть оружием. Тогда она и представить не могла, что из длинного, несуразного ангела когда-то вырастет настоящий воин, несущий Слово Господне.
– Он так же красив, как в детстве, – вдруг сказал Дарий. Его голос звучал хрипло и напряженно.
– Не помню, чтобы ты восхищался им. – Варна с любопытством взглянула на него.
– Я должен признаться, облегчить, – он запнулся, – душу.
Она ободряюще сжала его плечо.
– Меня сжирает зависть, – выдохнул Дарий. – Он стал мужчиной, а я заперт в этой никчемной плоти.
Боль от его слов легко могла сравниться с огнем, разливающимся по телу вокруг укуса ярчука. Варна не знала, что ему сказать, не знала, как облегчить его страдания. Хотел он того или нет, но отныне и впредь ему вечно будет почти двадцать лет. Навеки юный, яснолицый и бледный, как луна. Ему суждено смотреть, как Варна стареет, дряхлеет и умирает, если, конечно, раньше ее не убьет болезнь или нечисть.
– Не отвечай ничего, – попросил он. – Считай это исповедью и сохрани ее в тайне.
Село, в котором они решили остановиться, чтобы поесть, Варна узнала – Тихомир привозил их сюда на Святки, однажды они сжигали здесь чучело зимы, призывая весну с местной ребятней. Он единственный продолжал видеть в них детей, которых нужно вывозить за пределы церкви, хотя бы иногда.
Раздобревший от сытой жизни мужичок согласился впустить их во двор и накормить. Варна с удивлением заметила, что вся семья хозяина почтительно склоняет головы и смотрит в пол в их присутствии.
– Чего это с ними? – с набитым ртом спросила она, кивнув в сторону застывших женщин.
– Дак это, не каждый день Взвод на пороге появляется, – пробормотал мужик. – Мы вас дю-юже уважаем, – протянул он.
– За что? – раздалось из-под капюшона Дария.
– Дак кто ж еще в пасть к чертям полезет, если не вы? Мы, сельские, знаем о тварях, что по земле ходят. Как скотина хворать начинает, пишет староста вашему брату, они приезжают – и все: тишь да гладь, снова красота и из дома выходить не страшно.
Его простодушное «дак» заставило Варну улыбнуться. Мужичок был бесхитростный, обычный деревенский простак. Во многих местах, в которые их приводила охота, таких уже не осталось. Каждый мало-мальски оперившийся дурачок считал, что жизнь познал, да с советами лез. Еще и платить не хотели: мол, да подумаешь, черта лысого из болота вынули и обезглавили, велика заслуга!
– Что слышно? – спросил Свят, отставив тарелку.
– Ну, что слышно… – пробормотал мужичок, задумавшись. – Спокойно у нас в последнее время, никто не изводит. А ты-то что, ранена?
Варна кивнула и непроизвольно прикрыла бок рукой. Пальцы наткнулись на что-то влажное, она опустила глаза и увидела, что рубаха насквозь пропиталась сукровицей.
– Вам, может, это, помочь чем? – участливо спросил хозяин.
– Тряпки чистые есть? – холодно спросил Свят, буравя Варну взглядом. – И вода кипяченая.
Она героически вытерпела перевязку и очередной сдавленный вздох Свята. Жена хозяина даже мазь какую-то предлагала, да так настойчиво, что пришлось взять. Вряд ли поможет, но кожу охладила приятно.
– Вы, это, приезжайте, если что! – крикнул мужичок, стоя на пороге. – Спать уложим, накормим! Девчонку-то не потеряйте!
Видимо, «девчонкой» он назвал ее, Варну. Она хмыкнула и залезла в седло. Бок налился болью, ей стало жарко.
– Гнилью пахнет, – сказал Дарий. – Это от тебя.
– Уверен? – огрызнулась она.
– Плохо, Варна, очень плохо. – Он нахмурился так, что темные брови почти сошлись на переносице.
– Пошевеливайтесь! – крикнул им Свят. – Иначе умрешь прямо в дороге!
Судя по его тону, ему в целом было плевать, доживет ли она до утра. Но возможно, это лишь искусная попытка скрыть истинные чувства, свой страх и панику от того, что он ничего не может сделать. Каждый раз, когда Свят снимал повязку, его глаза широко распахивались, всего на секунду, но Варна видела застывший в них ужас. Если Дарий почувствовал гнилостный запах, значит, ее дела плохи: зараза распространялась слишком быстро, рана постоянно сочилась и, скорее всего, кровь уже заражена.
К церкви они добрались с закатом. Последний час Варна ехала, привалившись спиной к груди Дария. Холодная плоть снимала жар, прохладные пальцы сжимали ее вспотевшие ладони. Всю дорогу он тяжело вздыхал и то и дело аккуратно касался повязок, проверяя, не открылась ли рана.
Свят спешился и подошел к ним. Он протянул руки, чтобы помочь спуститься на землю, и Варна поняла, что без него не справится. Сдержав стон боли, она мешком упала на Свята и едва не повалила его на землю.