Из воды вышли бледные женщины, длинные черные пряди липли к телу, а кожа сияла, будто посеребренная. Они присоединились к празднику, на них надели венки, никто и не думал бояться их, только Варна попятилась, быстро моргая, отчаянно пытаясь избавиться от морока.

Но это было вовсе не видение – со всех сторон к кострам шли существа, о которых она никогда прежде не слышала: люди со звериными головами, девушки в истлевших нарядах; кто-то хромал, кто-то полз, что-то скакало на четырех ногах; большие рога, рога поменьше, копыта и сияющие глаза – все слилось в одну черную громаду, надвигающуюся на людей.

Рослава подошла к костру, развела пламя руками, соединила всполохи снова, заставила огонь плясать – причудливый вихрь взмыл в небо, искры осыпали танцующих. В круг вошли твари, пришедшие из леса, но люди не боялись их, хватались за лохматые конечности, смеялись, дергали нечисть за рога, и во всем этом безумии Варна видела широкую улыбку Рославы, которая, кажется, и сотворила это чудовищное празднество.

– Хватит! – закричала Варна, но ее голос утонул в какофонии звуков.

Она не могла покинуть круг, не могла вырваться из толпы, лохматые тела смешались с человеческими, кто-то смеялся, кто-то блеял. Одна из девушек оседлала черного козла, и тот носился вокруг костра, создавая еще больше неразберихи. Его уродливые зрачки пылали огнем.

К костру подошли женщины в белоснежных одеждах. Рослава встретила их и поцеловала каждую в лоб, словно любящая мать. Женщины почтительно склонили перед ней головы, позволили ведьме надеть на себя украшенные полевыми цветами венки и коснулись подола ее платья в знак уважения.

Варна отвернулась, попыталась вырваться из круга, но вдруг увидела его – высокая фигура, завернутая в саван, стояла на возвышенности и наблюдала за происходящим. Если бы не рога, украшавшие его голову, Варна никогда не узнала бы его. Зверь. Зверь пришел посмотреть на праздник, устроенный в его честь. Это не гулянье, это шабаш.

– Куда же ты? – кто-то поймал ее за локоть, и Варна выхватила из-за пояса нож.

– Не тронь меня! – закричала она, глядя в сияющие глаза незнакомки. – Всех перебью!

Между ними встала Рослава. Она жестом велела женщине отойти и попыталась приобнять Варну за плечи.

– Убери руки! – Варна оттолкнула ведьму. – Ты превратила праздник в черную мессу! Как бы ты ни пыталась притворяться человеком, ты – ведьма! Богомерзкая тварь и…

– Послушай! – Рослава приложила палец к губам и прикрыла глаза. – Только послушай их дивные голоса.

Какофония звуков смолкла, осталась лишь чистая, протяжная песня. Женщины пели о загубленных судьбах, о потерянных возлюбленных и горечи, что живет в их сердцах. На глаза Варны навернулись слезы, она зажмурилась, а Рослава прижала ее к себе и прошептала:

– Их тоже бросили, Варна. Эти девушки станут тебе сестрами, а я буду вам матерью. Никто больше не посмеет обидеть вас, никто не поднимет на вас руку, потому что я встану на вашу защиту, скрою вас от недобрых помыслов и злых языков. Стань нашей сестрой, Варна, примкни к нам и обрети новую семью.

От песни ведьм болело сердце. Варна вспомнила братьев, вспомнила жестокую мать и побои, вспомнила батюшку, который сбежал и ни разу не оглянулся. Никто не тосковал по ней, никто ее не искал. Все эти годы она росла в церкви, лишенная материнского тепла и заботы, запертая в четырех стенах.

– Прими наш дар, Варна. – Рослава нежно взяла ее за подбородок. – Стань же одной из нас.

Варна позволила ведьме коснуться губами своего лба и почувствовала умиротворение, будто кто-то обнял ее и закрыл собой от всех бед. Когда она отстранилась, глаза Рославы горели мягким теплым светом, а на ее лице застыла удовлетворенная улыбка.

Ведьмы подходили к Варне по очереди и обнимали ее, принимая в свой круг, шептали слова поддержки, обещали защиту и покровительство, а она кивала, заливаясь слезами благодарности.

Рослава осторожно сняла крест с ее шеи – и мир вокруг превратился в яркие всполохи, потерял очертания; Варна почувствовала, как дышит мать сыра земля, как твердь под ногами пришла в движение. Запах ночи стал ярче: она ощутила запах животных, людей и трав, запах костра, озерной воды и тины, исходящий от мавок. Как дикий зверь, Варна принюхалась и смогла уловить сводящий с ума аромат: так пахнут желания и мечты, так пахнет Зверь.

Без защиты креста Варна ощутила всю полноту ночи, кожей почувствовала силу, вырывающуюся из земли, и мощь, исходящую от Рославы. Захотелось получить больше, больше силы, больше единения с прекрасными, свободными женщинами, но вдруг над самым ухом раздался голос Рославы:

– Не все сразу, – сказала она. – Твоя сила расцветет вместе с тобой.

Обернувшись, Варна увидела черного козла, пляшущего на задних ногах, и резвящуюся вокруг него нечисть. Но страха больше не было, не было больше мучительной боли брошенного ребенка. Она обрела новую семью. Семью, которая никогда от нее не откажется.

Когда что-то случалось, Дарий замолкал. Можно было сколько угодно пытаться вывести его на разговор, но он притворялся ветошью и делал вид, что не понимает ни слов, ни языка, на котором с ним говорят. В последний раз упрямец замолчал на десять лет, и повторения этого кошмара Варна не хотела.

Торжок остался позади неделю назад. По пути им встретились три охотника из Мрачного Взвода, отправленные в город, чтобы зачистить его. «Зачистить» – значит сжечь, никак иначе. Только пламя способно очистить землю и предотвратить распространение болезней. Одного из всадников Варна узнала – Николай, мужчина средних лет с усталыми глазами и доброй улыбкой. У них было общее дело несколько лет назад, тогда он здорово выручил их с Дарием.

– Возьмите мое задание, – попросил Николай. – До того как прилетел ворон, я ехал в деревеньку, тут она, недалеко. Староста написал, что люди болеют.

– Так, может, это просто хворь. – Варна не любила браться за чужие дела.

– В лесу люди пропадают, жителям мерещится всякое.

– Деревенскому люду черти видятся каждый раз после того, как он прикладывается к бутылке, – проворчала она.

– Случилось чего? – Николай нахмурился. – Не помню, чтобы ты избегала работы.

– Дни выдались тяжелые. Ладно, куда там ехать?

Только ступив на влажную болотную землю, Варна поняла, почему деревню назвали Клюковкой, – красные ягоды росли повсюду, болото было усеяно ими.

– Возможно, люди просто тонут здесь, когда собирают клюкву. – Варна повернулась к Дарию и наткнулась на безразличный взгляд. – Ожить не собираешься?

Она имела в виду, что пора бы ему возвращаться к работе, но выбрала не те слова. Он так взглянул на нее, что стало понятно: упрямый упырь ни слова не проронит, сколько бы напарница его об этом ни просила.

– Черт с тобой, – зло прошипела Варна, слезла с лошади и повела ее вперед.

За десять лет Дарий поднаторел в пытке молчанием, он мог заниматься этим вечно, да только его метания все равно доносились до нее. Он был расстроен, подавлен, то и дело мысленно возвращался в Торжок и думал о том, что мог спасти людей, проклятых ведьмой.

– Если бы ты убила ее тогда, – вдруг сказал Дарий, – ничего этого не случилось бы.

– Ты был бы мертв.

– Я и так мертв.

И снова повисла тишина, только твари болотные стрекотали, щелкали и пели свои странные песни. Что-то булькало, где-то квакала лягушка, отсыревшие деревья нависали над дорогой.

«Неблагодарный» – это слово вертелось у Варны на языке, но она молчала. Дарий не ценил свою жизнь, никогда не ценил. В ту ночь, когда все произошло, он должен был спать, но черти его дернули пойти на ведьму, вооружившись чужим мечом!

– Это я-то неблагодарный?

Она обернулась, услышав, как он спрыгнул на землю. Болотная грязь приняла его вес с чавкающим звуком.