Для того чтобы защититься от холода, стенки моего бивака должны были быть не менее тридцати сантиметров в толщину. Для того, чтобы стенки получили одинаковые по толщине и не промахнуться, не удалить лишнего, я засунул в сугроб около двадцати веточек такой же длины с разных сторон.

Они служили «маяками». Когда я начал выгребать внутренний объем пространства,а я копал вход в с подветренной стороны «пещеру», то они определяли толщину стенок моего укрытия.

Сам бивак я сделал с двумя выходами, чтобы в случае чего можно было бы выйти из противоположного.

Я начал выгребать снег, проделывая прямого тоннеля в длину, а потом начинал расширять в разные стороны.

Снег, который выбирался из внутреннего объема, насыпался и немного утрамбовывался мной на стенках снаружи. Это только добавляло им прочности.

Все это нужно было делать не спеша.

По двум причинам — чтобы не прозевать конец воткнутого прутика, соблюдая толщину стенки. И чтобы не взмокнуть от пота — потом согреться можно, но на это уйдет дополнительная энергия.

Я не очень люблю леденящие кожу ощущения на замерзающей спине, мокрой от влажной одежды.

Вход я сделал небольшой с порожком, в котором проделал отверстие для воздуха. Потом из веток, травы и снега я слепил заслонку, которая выполняла роль дверцы, если ее прислонить ко входу.

В процессе выемки я сделал справа широкую ступень, которая служила моим топчаном. Спать на голом снегу плохо, тело все время отдает тепло, поэтому я настелил сухой травы собранной заранее.

А сверху настелил одеяло. Получилось отличное теплое ложе, подстилка из травы была отличной альтернативой матрасу.

Под сводом я сделал второе отверстие для вентиляции.

— Ну вот и отлично, — я оглядел результат своей работы и запел Сашу Розенбаума:

— Я мотаюсь, как клубок, по городам Дорогого мне Советского Союза:

— То Ташкент, то Магадан, Но везде — и тут и там. Я живу чуть лучше Робинзона Крузо.

— Окна снегом завалило, занесло. Холод — вечная на Севере проблема.

— А здесь в гостинице тепло, И просторно, и светло,Как в подводной лодке капитана Немо.

Мне понравился мой бивак. Лучше может быть только иглу, но для его строительства нужны блоки из плотного снега или льда и навыки строительства купольной кровли.

Ни первого, ни второго у меня не было. Я прикинул, что по времени у меня на все ушло часа полтора, может быть поменьше. Если бы я стоял на ногах, то наверняка уложился бы в час.

Очень не плохо. Освещения, конечно, у меня не. Но ничего страшного. В таком укрытии можно было пользоваться только фонарем или свечой.

Я вспомнил, как в экспедиции, где я единственный раз обустраивал себе бивак со свечой, я испытывал необычайное ощущение покоя смешанного с эйфорией, которое давало пламя свечи.

Будем освещать свою жизнь внутренним светом, как Данко Горького.

Газовую горелку, если бы она даже у меня была бы, жечь я не стал.

От конденсата могла образоваться парилка, все пропиталось бы влагой, а потом замерзло.

Нарушение теплового обмена с тяжелыми последствиями была бы обеспечена. А жечь дрова нельзя из-за опасности угореть.

Закончив работу, я отправился за вещами.

Неожиданной проблемой оказалось поместить мой тюк с запасами внутрь бивака.

Оказывается мои запасы так разрослись, что не влезли в маленький арочный вход.

Ломать построенное не хотелось, поэтому пришлось часть вещей доставать и перекладывать вручную.

Забравшись внутрь и устроившись поудобнее на моем импровизированном матрасе, я решил поспать, потому что сильно устал.

Какое то время я наблюдал за вентиляционным отверстием в своде, через который проникало немного света снаружи.

Внутри бивака было сухо и тепло. Я не заметил, как уснул.

Я несколько раз просыпался проверить не засыпало ли снегом вентиляционные отверстия, проделанные в пороге и наверху в «кровле».

Единожды мне пришлось прочистить их сучком от стланика, но делал я это скорее из профилактики, нежели из-за реальной опасности.

Сначала мне показалось, что я слышу отдаленный волчий вой, но потом я понял, что так с воющим свистом выходил воздух через вентиляционное отверстие. Я его немного расширил и звук как будто бы исчез.

Проснулся утром я от ощущения, что мне скорее жарко, чем холодно. На ночь я одел всю свою теплую одежду и укрылся двумя одеялами из опасения, что на утро ударит мороз.

Но утро началось с приятных открытий. Во-первых я понял, что моя больная нога больше почти не болит. Попробовав натянуть ботинок я пришел к выводу, что отек полностью спал.

Я чуть не заорал от радости.

Во-вторых я понял, что мне опять повезло. Отодвинув дверь заглушку,я впустил в бивак свежий воздух и солнечный свет.

Выбравшись наружу я посмотрел на яркое солнце. Сегодня было явно прохладнее, чем вчера. По ощущениям примерно минус десять, но в отсутствие ветра на местности это была очень комфортная погода.

Я огляделся, пейзаж изменился до неузнаваемости. Везде куда добирался взгляд простиралась бесконечная белая тундра.

Похоже, что зима вступила в свои права и это снег уже не растает до мая-июня.

Я поискал глазами ручей. И с трудом узнал его. Так как он хоть и тянулся прежней змейкой, но тоже был скрыт белоснежным покрывалом.

Я неторопливо разжег костер в снежной яме, на месте вчерашнего очага, а потом сварил на нем уху из рыбы, доставшейся мне вчера с таким большим трудом. Я вчера потерял много сил, на дорогу, вычерпывание воды и строительство бивака, поэтому она пришлась, как нельзя кстати.

Сегодня рыба оказалась бы под защитой снега и я бы ее не нашел.

Уха оказалась пресной без соли, но меня это нисколько не огорчило. В конце концов местные вообще почти не едят соли. Это парадокс.

Добыть ее для народов Крайнего Севера, которые живут по берегам морей и океанов, на первый взгляд не представлялось особо трудным.

Но несмотря на то, что наши с материка давно живут рядом бок о бок, а русские поморы на севере исстари вываривали соль из морской воды и солили рыбу и мясо, представители коренных народов Севера напротив от соленой рыбы отказывались напрочь. Предпочитали есть сырую, когда рыбка была только пойманная или максимум вялили ее солнце.

Любые паразиты в рыбе зимой издыхают при минус тридцати за сутки. Поэтому они употребляли в пищу рыбу из своих замороженных запасов. Им проще есть строганину из рыбы, нежели ее солить.

— Ешь строганину медленно, потом пей чай, а потом на боковой, — я вспомнил, как очнулся в яранге.

Как рассказал мне старик Выкван, местные никогда не едят соли и не страдают от этой привычки, потому что соль вызывает у них ощущение, подобное тому, какое вызывает сигарета у человека, который никогда не курил.

Так что я себя весело успокаивал тем, что раз местные могут прожить без соли, значит и я могу.

Плотно поев, я решил все же на листке из блокнота нарисовать примерную карту своего маршрута с указанием тех ориентиров, которые я видел.

Ведь кто его знает, как может выглядеть берег дальше.

Мне было жалко оставлять свой бивак, но солнце вставшее в зенит прямо надо мной напоминало, что мне пора выдвигаться.

Я собрал все за собой, взвалил тюк и уверенно двинулся дальше.

Шел я теперь опираясь на две ноги, примерно с той же скоростью, что и вчера. Костыли я не выбросил и использовал, как дополнительную опору в глубоком снегу.

Но именно из-за этой глубины, скорость моего движения была ниже. Я выбирал путь лежащий рядом с ручьем, чтобы не потерять его, к тому же по берегам снега было чуть меньше.

Пару раз я натыкался на оазисы растительности — это были островки со стлаником или ивами. Я в них застревал, тогда мне приходилось возвращаться и обходить их по кромке массива растений.

Я двигался и иногда видел в стороне от ручья вереницы следов, но так как они были далеко, у меня не было возможности разглядеть кому они принадлежали.

Но вот, когда мне попался очередной оазис, я вышел на звериную тропу и обнаружил, что это были следы охоты.