— Почему последний? Последний приют звучит мрачновато, так обычно кладбища называют, диссидент тут один, я же умирать не собираюсь.

— Последний потому что я надеюсь, что, возможно, отсюда ты уйдешь другим человеком, оставишь здесь всё своё диссидентство.

— Я был назвал просто «Приют диссидента», это еще может быть ты отсюда уйдешь другим человеком.

— Давай ложиться наши дискуссии отложим на потом.

Я действительно нуждался в отдыхе и быстро вырубился, но сон у меня был в тот вечер чуткий. Я засыпал и тут же просыпался от любого шороха или потрескивания дров. Это совсем не мешало восстанавливаться и набираться сил. Они должны понадобится в ближайшее время.

Я вставал проверял печку, подбрасывая поленья время от времени. Пока в балке было очень тепло. Не знаю, как здесь ощущаются настоящие морозы, но это все лучше, чем проводить ее в палатке.

Все-таки нам здесь вдевятером было бы очень тесно.Это одна из причин по которой Семягин не пошел сюда. Вторая это вода. Пока не понятно, как с ней обстоят дела. Нужно будет завтра разведать окрестности пока мы ждем оленеводов.

Латкин все это время спал. Он очень быстро заснул, по всей видимости, сказалось напряжение последнего дня. Лежа на спине, мой сосед громко и музыкально храпел, выдавая разнообразные «мелодии».

В том, что он спит не было никаких сомнений, так подделать храп невозможно.

В какой-то момент мне показалось, что я провалился в глубокий сон. От осознания того, что могу потерять бдительность ощутил какое-то леденящее чувство и тут же проснулся, открыл глаза и резко сел.

В балке было темно. Можно сказать, что даже слишком…

Я встряхнул головой. В мгновение, когда просыпался я потерял ориентацию в пространстве и не мог понять, где нахожусь. По мере того, как глаза стали привыкать к темноте предметы стали обретать свое привычное очертание.

Ремень моей винтовки по прежнему дважды обхватывал правую кисть. Спросонья я не сразу сумел понять что именно было не так в окружавшем меня кромешном сумраке.

Точно! Холодно! Я поежилися. Значит, печка потухла и довольно давно. Я вспомнил, где нахожусь и как сюда попал. Так бывает, когда спишь в первый раз в незнакомом месте.

Все описанное выше длилось может быть секунду, максимум две с момента пробуждения

Что-то еще тревожило меня, что-то еще было не так. Холод и… Тишина! Я не слышал храпа Латкина!

Точно! Холодно! Я поежилися. Значит, печка потухла и довольно давно. Я вспомнил, где нахожусь и как сюда попал. Так бывает, когда спишь в первый раз в незнакомом месте.

Все описанное выше длилось может быть секунду, максимум две, с момента пробуждения

Что-то еще тревожило меня, что-то еще было не так. Холод и… Тишина! Я не слышал храпа Латкина!

Я уставился в то место, где оставил связанного соседа, пытаясь разглядеть в темноте его фигуру.

— Латкин? — негромко позвал я. Но никто не откликнулся. Я резко встал с постели, зацепив ногой эмалированной кастрюле, которая с диким грохотом покатилась по полу.

— Твою жеж мать! — на этот раз я выругался в полный голос, едва не упав.

Я торопливо достал из кармана штанов коробок, извлек спичку и зажег ее.

Над вспышкой серы появилось маленькое облачко дыма, наполнившее прохладный окружающий воздух характерным запахом. Немного едким, немного приятным.

Почему то некоторые запахи в промерзлом помещений всегда бывают более резкими. Видимо, холод обостряет обоняние и оно передает запах более ярко.

Колеблющееся пламя пришлось прикрыть ладонью, чтобы дать разгореться единственному источнику света внутри балка.

Когда огонь выровнялся и стал давать свет я медленно развернулся к топчану Латкина и наконец сумел осветить его.

На меня смотрела молчаливо улыбающаяся физиономия Латкина. Он лежал в той же позе и на том же месте, где я его оставил. Спичка погасла я ее отправил в печку. И присел перед ней.

— Ты что молчишь? Я же тебя звал. Давно проснулся?

Обратился я к Андрею не поворачиваясь к нему, разжигая щепки в чреве пузатой буржуйки.

— В шесть утра. Минут пятнадцать назад.

Когда пламя схватилось я добавил внутрь ветки тонкого стланика, которые тут же объялись пламенем и ненадолго осветили помещение. Поискав глазами часы на стене и не найдя их,я с удивлением перевел взгляд сначала на мой наручный «Полет», а потом на соседа.

— Ты наверно привык к ранним подъемам в зоне, но как ты понял сколько времени?

— Дело не в зоне. Хотя и это тоже. У меня отличное зрение. Я разглядел время на твоем циферблате.

Я не поверил. Стрелки действительно показывали пятнадцать минут седьмого. Но для того чтобы увидеть светящиеся деления, нужно было охватить ладонью корпус, образовав своеобразное кольцо и заглянуть в него, как в окуляр бинокля или микроскопа.

Все дело в том, что после того, как в нашей часовой промышленности перестали применять радий и заменили его на соединения трития, свечение стало более тусклым и разглядеть в полной темноте стрелки и деления на таком удалении было практически невозможно.

— Да ну, не верю.

— Дело твое, можешь проверить. И если ты выспался, то не мог бы ты меня отвязать. Мне на двор п нужде надо.

Я посмотрел на него, задумался стоит ли развязывать его полностью или только можно только отвязать от кровати.

— Ты дров принеси, будь так добр. Я пока над завтраком поколдую. Что тут с водой?

Спросил я, развязывая узлы на запястьях Латкина.

— А что с водой? Я просто снег растапливал.

— Это не самый лучший способ, пить можно если больше нечего. Местные вообще не топят снег, только лед или воду из озер и ручьев.

— Почему?

— Дистиллированная вода, в ней отсутствуют не только вредные бактерии и компоненты, но и полезные соли. Если всю зиму пить воду из талого снега, пусть и чистейшего, то к весне можно загнуться. Есть большой риск навредить обмену веществ. В дистиллированной воде нет минеральных солей и низкий уровень кислотности. Короче, в двух словах, вода из талого снега забирает и вовсе вымывает соли из организма, включая такие важные, как кальций, фосфор, калий, железо или медь. Это прям очень вредно для организма.

— И что с этим делать? — растерянно посмотрел на котелок Андрей потирая свои запястья, свободные от альпинистского каната.

— искать нормальную воду. Понимаешь, балок не ставят, где попало. Место выбирают с толком. Тут где-то недалеко должен быть источник питьевой воды. После завтрака сходим и разведаем округу.

Латкин кивнул и вышел на улицу. Через некоторое время он вернулся с вязанкой поленьев на руках. Вывалив их перед печкой он спросил разрешения воспользоваться водой из котелка, пообещав принести еще снега и снова растопить.

Все таки зона сыграла некую положительную роль. Он научился учитывать чужие интересы.

— Хоть и талая, умываться-то можно ею? Ты не против, если я немного этой воды использую?

Я ответил, что не возражаю. Тогда Латкин скинул верхнюю одежду залил часть теплой воду из котелка в висящий в углу рукомойник, подобный тем, что использовались практически во всех русских деревнях летом и стал умываться над подобием мойки.

Я бы не стал обращать на это никакого внимания, но на глаза попалась татуировка с изображением несущегося на всех парах паровоза на плече. Он меня заинтересовала, но я решил не пялиться на нее, чтобы не пугать соседа.

Латкин все таки заметил. Стоя боком, он искоса, наклонив голову наблюдал за тем, как и что я готовлю. Я взглянул на наколку мельком, она не походила на тюремные татуировки потому что была слишком детальна и художествена. Ее наверняка делал мастер.

И тут меня кольнула неприятная догадка. Цепь интуитивных озарений проскочившая в сознании можно было представить следующими образами: паровоз, железная дорога, паровоз, пассажирские вагоны, проводник.

«Проводник»! Мне вспомнились детали поисковой операции, происходившей буквально несколько месяцев назад. Этот самый мифический проводник, незримо присутствовал и в некоторых ситуациях направлял события.