Не люблю я собак, которые людей кусать обучены. Мне еще дед рассказывал, как фрицы их вот такими приземистыми овчарками травили.

— Нет проблем, — я вытащил паспорт из нагрудного кармана дубленки и протянул. — А вы разве не должны представиться? Показать удостоверение.

— Умный слишком? — хмыкнул тот, что стоял ближе, беря в руки документ.

Он смотрелся шире и выше остальных и, очевидно, был старшим наряда.

Конечно, во мне они видели рутинного пенсика небогатой наружности, перед которым вовсе не обязательно расшаркиваться. Хоть дубленка на плечах и норка на голове у меня не потасканные, а вполне себе «живые» и приличные, но все же одежонка эта с начала нулевых у меня приобретена, и большую часть своего существования в шкафу провисела и моль кормила. И сейчас, глядя на прохожих, на их белые пуховики и искусственные шубки попугайской расцветки, я понимал, что гардеробчик мой давно и безнадежно устарел.

— О-о! — довольно и многозначительно воскликнул старший. — Что тут у нас?

Лыба на молодом, но широком и масляном, как блин, лице сержанта изогнулась в подкову. Источник его радости крылся в том, что он выудил из паспорта мою справку об освобождении, что была подоткнута за обложку. — Гражданин Морозов у нас только что откинулся! Интересненько… Ну что, Морозов, говори, какого бобика на стройке шароёбишься. Закладки ныкал?

— Мы вместе гусей не пасли, — хмыкнул я, стараясь держать на словесной дистанции этот ушлый полицейский молодняк. — Так что попрошу на «вы» обращаться.

— Поговори мне еще, урка… — оскалился старший. И получилось это у него синхронно с собакой, та снова задрала губу.

Двинуть бы им арматуриной, но нельзя — при исполнении гаврики. Даже если погон сорвать — уже уголовка, не говоря уже у телесняках. Я лишь скрипнул зубами, а железный прут, что хотел выскочить из-под дубленки, снова спрятался в рукаве.

— Проедем, гражданин Морозов, в отделение.

— Зачем?

— Ну как же? Проверим тебя на причастность к происшествиям, по ориентировкам пробьем. Не просто же так ты по стройке в вечерний час шатаешься. Может, ты там труп прятал? Маньяки, знаешь ли, они такие… С виду тихие и в побитых молью дубленках.

Менты заржали.

— Глаза разуй, сержант, я осужден по статье за деяние не насильственного характера. В справке указано…

— Ты меня еще статьям учить будешь, Морозов? Сейчас УАЗик вызову и упакуем. В кандее там прохладно, мигом остынешь, — менты лыбились. — Или, может, у тебя алиби есть? Что молчишь?

— Какое еще, на хрен, алиби? — прошипел я.

— Известно какое, — поддакнул Филипок-кинолог, — индульгенция… Ферштейн?

Он перебирал пальцами в воздухе, будто отсчитывал невидимые купюры.

— А-а! — улыбнулся я, показывая, что намёк понят. — Ну так с этого и надо было начинать, ребятки. А то грузите тут меня своими ориентировками, сводками и холодными бобиками… Индульгенция у меня имеется. Одна с Нижним Новгородом, хватит?

— Ты чо, дядя? — хмыкнул Филиппок. — Штукарем не отделаешься. Три Нижних давай — и разбегаемся…

— Сейчас, сейчас, — кивал я и запустил руку в карман, будто намеревался достать узнаваемые тысячные купюры с изображением Нижнего.

Глазки ментят заблестели в предвкушении легкого барыша. Но моя рука выудила не кошелёк, худой он там или пухлый, а телефон. Палец потыкал в кнопочки (смартфон я так себе и не приобрел).

Лица сотрудников недоуменно вытянулись, но помешать мне они не рискнули, так как я уже громко и четко произнес в трубку:

— Алло! Это Морозов. Да, он самый… Как Семеныча услышать? Я говорю, Николая Семеновича Мясникова, начальника ОСБ ГУВД. Нету на рабочем месте? Да ничего не надо передавать, сам еще раз потом позвоню. Хотя нет… Скажите, что Александр Морозов звонил. Одноклассник. Ага… Спасибо, до свидания.

Услышав, что у меня в одноклассниках целый начальник отдела собственной безопасности подполковник Мясников, ментята убрались в секунду, как ветром сдуло. Вместе с собакой.

А я положил в карман телефон, с которого даже и не звонил. Всегда срабатывает… Главное — знать имя и отчество начальника местного ОСБ. Ну и примерный его возраст, а то если молодой, то за одноклассника не сойдет, а за соседа, например, или товарища по гаражу — запросто. Я этого Мясникова в глаза не видел. Но как откинулся, первым делом зашел на официальную страничку в сети ГУВД области и проштудировал ее. Выучил все руководство. Врага, как говорится, надо знать в лицо…

Я ещё раз оглядел улицу, заодно перехватившись пальцами на арматурине — пусто. Теперь я спокойно мог направиться на адрес. Вот и нужный дом, в который Гурьев меня просил доставить пустышку. Это была обычная пятина, слепленная еще в девяностые из плит с вкраплениями из белой крошки. Немного нелепая и мрачная, как и сама эпоха ее постройки.

Я не спешил ввязываться в дела, стоял поодаль и рассматривал дом. Так-с… По прикидкам, хата в этом подъезде на втором этаже должна быть. Но в него не пойдем, зайдем через другую парадную. Меня ждут, а значит, и в подъезде могут караулить.

Ну а ход — ход я всегда найду.

Я вошел в соседний подъезд, поднялся на пятый этаж. Люк на чердак оказался заперт на навесной замок. Я взобрался по железной лесенке к потолку, вытащил арматурину и всунул в петли, где висела дужка замка. Дернул.

Древние петли скрежетнули и выскочили, что называется, с корнем. Еле успел замок подхватить, чтобы тот не бухнулся на пол — так весь подъезд можно поднять, как взвод по тревоге.

Я снова спрятал своё орудие, на этот раз сунул за пазуху, освобождая руку. Откинул вверх дощатый, обитый крашеной жестью люк и протиснулся в лаз. Напахнуло шлаком, дохлыми голубями, перьями и пылью.

Очутившись на чердаке, я перебрался по крыше к люку соседнего подъезда. Собрался и его подковырнуть прутком, но, на мою удачу, он оказался не заперт.

Осторожно приподнял его и спустился на площадку между вторым и третьим этажом. Я действовал тихо и сноровисто, будто всегда ждал этого момента, всей жизнью к нему готовился. Стал ждать, поглядывая в пролет вниз. Нужная хата на втором, и кто там — я не знаю, но она отлично просматривается с моей позиции. Остается лишь ждать…

Простоял час, в разное время мимо прошмыгнуло пара жильцов — бабуля в подъеденном молью каракуле и мятый на морду мужик в возрасте с характерным спиртовым запашком. Больше никого. Дом старый, и, похоже, кроме одиноких стариков никого не приютил. Тихое место, хорошее для… Для чего? Что здесь мутит полкан?

Постоянно поглядывая то вверх, то вниз, я подождал ещё немного. И через полчаса дверь нужной квартиры распахнулась, и на площадку вышел… Да ну нафиг! Серый⁈ И ухмыляется, главное, так же, как тогда в трубку — пока думал, что ему удастся старушку на пол-ляма развести. Как он вывернулся? Его же по новой должны были принять за мошенничество, и никакое УДО ему не светило.

Как так вышло, что эта харя скалится сейчас в десятке шагов от меня?

В голове мигом прояснилось… Мысли пролетели за пару секунд.

Получается, что полковник Гурьев все замял. Стер запись разговора, и Серый таки откинулся. Все ясно. Это всё с его, полкана, одобрения и разрешения делается. Иначе как объяснить все эти раззолоченные вазы, пальмы и прочие статусные излишества? Ну ты и гад, Сильвестр. Старушек, значит, грабить и своих же на съедение… Слушок ходил, что на руку он не чист, ну так а кто на зоне чистенький? На то она и зона.

А теперь, что получается? Чтобы я хай не поднял и не сболтнул лишнего, он отправил меня прямо на хату, где ждала засада. Я скрежетнул зубами. Убрать меня захотел? Сейчас проверим…

Следом за Серым тем временем вышел незнакомый бугай. О чем-то переговариваясь, они стали спускаться. Видно, задолбались меня ждать. Решили, что не приду уже сегодня. А я пришел… по ваши души пришёл, упыри.

И теперь бесшумно, словно дикий кот, следовал за ними. Почти не дышал, держа арматурину наготове. Нужно попытаться послушать, о чем они говорят.

Когда я проходил площадку второго этажа, дверь угловой квартиры неожиданно распахнулась, и оттуда вывалился молодой, с дурной мордой ротвейлер. Он тянул на ремешке девчонку возраста поздней школьницы.