Бах! Ствол чуть дернулся влево и вверх. Ага, это признак того, что слишком забористо я нажал на спуск. Плавнее надо.

Продышался, прицелился и снова потянул спусковой крючок, на этот раз еще плавне и еще медленнее. Даже слышу, как сердце бьется. Хотя сам застыл. Выстрела не жду, тяну, не дышу… Бах! Отлично! Хоть не вижу пробоину, но чувствую, что кучненько легло.

Бах! Бах! Бах! — это уже палили коллеги слева и справа от меня. Их выстрелы здорово отвлекали. Чуть переждал, привыкая к грохоту, и снова нажал на спуск. Бах!

Все, затвор встал на затворную задержку в заднем крайнем положении. Это значит, боезапас израсходован.

Рядом со мной стреляла старший лейтенант Вдовина. У нее оставались еще патроны. И что я вижу — как будто тоже решив немного подышать, она незаметно перевела ствол на соседнюю мишень, на мою — и выстрелила! А затем ушла снова на свою. Бах! И снова выстрелила.

Никто этого финта, кроме меня, не заметил. На таком расстоянии достаточно руку со стволом подвинуть всего на несколько сантиметров, чтобы перевести огонь на соседнюю мишень.

Старлейка, увидев, что трюк ее я заметил, заулыбалась, и казалось, сейчас выдаст свое фирменное «хи-хи», но звука не последовало, все-таки мы не одни были.

— Смена, к мишеням! — скомандовал Купер, когда все отстрелялись, и мы зашагали осматривать свои попадания, ну, или промахи.

Я чуть отстал, и кадровичка тоже.

— Мария, — прошептал я. — Это что за фокусы? Ты стреляла в мою мишень?

— Саша, я тут краем уха слышала, как один не совсем порядочный сотрудник из нашего отдела просил проверяющего отнестись к тебе с особым пристрастием.

— Какой такой сотрудник?

— Это не важно…

— Уж не Трубецкой ли?

— Какая разница? Ты же никогда стрельбы сдать нормально не мог, я в личном деле видела выписку о сдаче нормативов.

— И ты что, решила мне помочь? — недовольно пробурчал я. — Спасибо, конечно, Мария Антиповна, но не люблю, когда мне помогают. Сам привык справляться.

Та замолчала и озадаченно на меня посмотрела.

— Саш… Ты чего надулся? Подумаешь, пулю лишнюю тебе засадила.

— Засаживать, Мария Антиповна, это мужское занятие. А ты бездумно оголила свою мишень как раз на эту одну пулю.

— Не оголила, — мы уже подошли к мишеням и совсем перешли на шепот, пока Купер подсчитывал попадания и отмечал их химическим карандашом (зачеркивал), чтобы не спутать с выстрелами следующей смены. — У меня четыре из четырех, хи-хи…

— Как так? — я даже глаза протер, глянул, ну точно — в поле мишени четыре пробоины.

— Ты думаешь, инспектор кадров не может лишний патрончик припрятать себе? — светилась она. — И зарядить в магазин не четыре, а пять, например

Теперь мне все стало ясно. Рыбий Глаз, важно сверкая подполковничьими звездочками, подошел к моей мишени и стал считать попадания. Раз, два, три, четыре… Не понял!.. Пять? — он обернулся на меня, впившись цепким взглядом. — Фамилия!

— Морозов.

— Почему, Морозов, у тебя пять дырок?

— Виноват, товарищ подполковник, дырка — она в туалете, а это пробоина. Не могу знать, почему пять.

Раздались сдержанные смешки, а Купер насупился, по его лысине разлился румянец, будто закат в ней отражался, хотя утро еще.

— Шутить со мной вздумал, лейтенант⁈ — просипел Купер.

— Никак нет, товарищ подполковник, но у меня две версии, как такое могло произойти. Разрешите озвучить?

Всё затихло — народ явно прислушивался.

— Валяй.

— Одна не очень правдоподобная, а вторая вам не понравится. С какой начинать?

— С любой, — хмуро кивнул подпол, вытирая лоб смятым носовым платком, который он выудил из кармана.

— Версия первая, — начал я по-лейтенантски задорно, — пуля порвала оболочку о поля нарезов ствола и, что называется, раздвоилась. А вторая версия — вы не отметили пробоину после первой смены. Не моя это пуля.

— Я смотрю, ты слишком умный, Морозов? — недовольно прокряхтел подпол. — Выкрутился… Смотри у меня, стрельбу зачту, посмотрим, что у тебя с физо будет.

Он еще раз скептически оглядел меня, будто я был оловянный солдатик с одной ногой, а не лейтенант милиции.

Пошла стрелять третья смена, а я размышлял. Как так ловко у меня получилось попасть в мишень, если раньше Сашок не блистал таким навыком? На ум пришло лишь одно логичное объяснение — теорию стрельбы мой предшественник знал на отлично, а вот на практике у него не выходило должным образом. И не потому, что не способен, а по одной простой причине: мандраж охватывал. Не было в парне стержня. А ведь в стрельбе главное не меткость, а спокойствие. Мое спокойствие плюс теория Сашка — равно отличный результат. Фух! Первый этап испытаний пройден, можно пока выдохнуть.

Ко мне подпорхнула Вдовина:

— Саша, ты лучше не зли Евгения Степановича… — скосила она взгляд на проверяющего. — Говорят, если он невзлюбил кого — не отцепится.

— Да за себя я не волнуюсь уже, главное — отстрелялся, а бег-прыг и прочий дрыг уж сдам как-нибудь. Почему бы не позлить подпола? Глядишь, на меня переключится, может, до других не так доскребаться будет. И кстати, спасибо тебе за дырку. В мишени. Хоть и не пригодилась. А ты-то сама где так стрелять научилась?

Я отвесил ей удивлённый, почти восхищённый взгляд. Мне не сложно, ей приятно.

— Первый разряд по пулевой, — улыбнулась Вдовина. — Я еще и крючком вяжу.

— Ого! Комсорг, спортсменка, еще и вяжешь, куда только мужики смотрят?

— Ой, и не говори… — хитро улыбалась женщина. — Работаю в мужском коллективе, а все одна да одна. Как в попе дырочка.

Тут был намек или даже вызов, чтобы я сказал, мол, не одна уже, у тебя теперь целый проводник служебной собаки есть, но наши шуры-муры не могли перерасти в серьезные отношения. И она это прекрасно понимала. Не потому, что она старше меня минимум лет на десять, если нынешнего, а потому, что у меня никак из головы Алена не выходит. Да и Вдовина — не ангелочек.

Поэтому я сказал другое:

— А как же Антон Львович? Мне, казалось, он неровно к тебе дышит. И парень видный. Как сортир на пригорке.

— Все-то ты заметишь, Саша… — не стала отрицать кадровичка, а потом как-то с вызовом добавила: — Может, и присмотрюсь к его ухаживаниям… Сортир, знаешь ли, в хозяйстве тоже нужен.

Следующим этапом контрольного среза была сдача нормативов по физподготовке. Своего стадиона у ГОВД не было, поэтому мы пришли на школьный, благо, летние каникулы сейчас, и, кроме пары алкашей, дегустирующих пиво из трехлитровой банки, расположившись на вкопанных колесах, никого не было.

Алкаши, завидев Купера в форме (остальные уже были в трико и футболках), побросали бычки и, схватив банку и горбатого окуня, мигом дали по газам.

Нужно было сдавать бег — два километра. Это пять кругов по четыреста метров. Женщинам свой норматив — один километр.

Для серьезности дела подпол даже достал откуда-то потертый стартовый пистолет и блестящий секундомер. Сначала, конечно, бежали мужчины. Выстроились мы небольшим стадом на линии старта, отсыпанной белой крошкой.

— На старт! Внимание! — поднял руку с пистолетом Рыбий Глаз. — Бах!

Прогремел выстрел, и стадо двинулось. Среди нас были и поджарые сотрудники, пригарцовывавшие на месте, аки молодые барашки. Те сразу рванули вперед, забирая уже на вираж. Остальные рвать когти не слишком торопились. Солнышко печет, а впереди два километра изнуряющей гонки. Не знаю, какой тут норматив по времени, даже не интересовался, все одно рассчитать не смогу, ведь ни разу в своей прошлой жизни на время я не бегал. Да и вообще не бегал, все больше сидел. Но осилить надо.

Зато сейчас внутренняя чуйка подсказывала мне темп, мне не нужно было оглядываться на сослуживцев — ведь по утрам я именно такую дистанцию и нарезал. Следовательно, можно поддать газку. Я смотрел почти исключительно только на дорожку, припустил и выбился в середняки. Оставив в хвосте следователя Голенищева, инспектора дорнадзора Казаряна и, конечно же, Баночкина. Тот вообще начал задыхаться и паровозом сопеть еще на первом круге.