Нет… Я должен вмешаться. Но как? Заявиться к Алене и сказать, что такого-то числа ей предначертано судьбой погибнуть от пожара? В огне! Бред! Не поверит! Тут надо действовать тоньше.

Однако время еще есть на подумать. А теперь надо с подростком вопрос решить — вот-вот свалит волчонок, ищи его потом да вытаскивай из новой ямы.

— Слушай меня сюда, — проговорил я голосом милиционера. — Завтра школу пропустишь, я за тобой с утра зайду, вместе пойдем в милицию. Там напишешь признательное, за все делишки, что на тебя повесили, то есть, материал собрали. Отпираться будешь — только хуже сделаешь. Возраст у тебя под уголовную ответственность не подпадает, но такая малина — не для каждой категории преступлений. Если тяжкое или особо тяжкое замолотишь, то есть совершишь, то стопроцентно сядешь. Что у тебя сейчас? Карманные кражи? Часть первая, до трех лет примерно, а в четырнадцать — отказной состряпают. Кхм, то есть вынесут постановление об отказе в возбуждения уголовного дела.

— А на фига мне это надо? — ерепенился Серый. — В ментовку с тобой идти, если мне и так ничего не будет.

Я залепил ему символический подзатыльник и проговорил:

— Разговорчики! А теперь слушай… Сначала по карманам мелочь тыришь, потом в форточку полезешь, а это уже проникновение, часть вторая (промолчал, что потом вообще третья будет, если в жилище проникнуть), дальше что? Мошенничество на поток? Но судьба всегда героя своего найдет. Нет у нас серийных воров не сидевших. Дальше — нары, срок. Вышел, глотнул свободы и снова сел. Потому что не умеешь ничего больше, воровать только…

— Почему не умею? Я могу модели самолетов собирать.

— Но в тюрьме нет кружка авиамоделирования. Ни семьи у тебя не будет, ни настоящих друзей. Да и дома, собственно, тоже не будет — казенный не считается. А потом и вовсе на мокруху тебя потянет.

— Куда… меня потянет? — таращился на меня подросток.

— Короче… Завтра в восемь за тобой зайду. Будь собран. А теперь пошли, провожу до дома.

— А меня точно в клетку не посадят? — хлопал на меня глазенками Серый.

— Слово… милиционера.

Утром я проснулся в хорошем настроении. Даже Нурика не подкалывал. Тот, как всегда, сварганил яичницу с колбасой, попутно рассказывая о том, какой обалденный плов готовит его мать, и спрашивая про моих родителей. Я молчал, лишь пожимал плечами, мол, давно их не видел. Не знаю, что там мать умеет хорошо готовить. Борщ, скорее всего. Ковырял завтрак и думал, что, конечно, яичница вещь обалденная, но лично мне (Нурик на ней годами может жить) начала уже приедаться, нужно было продумать какое-то разнообразие на завтрак. Совершить основательный набег на магазин.

До завтрака у меня уже традиционно были пробежка, турник и растяжка. Спортивные результаты медленно, но верно улучшались. Даже поймал себя на дурной мысли — может, потом на нормы ГТО сдать?

На перекладине я уже не был мешком, а сносно подтягивался. Молодые мышцы быстро привыкали к нагрузкам. Добавил в спортивный рацион еще и брусья — отжимания на них неплохо прорабатывали трицепс и нижние пучки грудных мышц. И стандартные отжимания в упоре лежа стал делать. Они тренировали те же мышцы (грудь и трицепс), но немного разные пучки. Оставалось придумать упражнение для плеч. Отжимания плечи тоже нагружали, но недостаточно. Надо, видно, гири-пудовки в спорттоварах прикупить. Конечно, на стадион я их не потащу, но с ними и в комнате можно поделать несложные классические упражнения — толчок и рывок. Первый отлично тренирует бедра и дельтовидные мышцы (плечи), а рывок прорабатывает мышцы спины и ягодицы.

После контрастного душа я растерся жестким вафельным полотенцем докрасна, нацепил милицейскую форму, немного подухарился одеколоном соседа, одолжил зелененький «Шипр». Парфюм недорогой, но и не дешевый. На коробочке читалось — 2 рубля 80 коп., доступный для граждан одеколончик, а Нурик в нем души не чаял. Еще бы, сейчас это один из фаворитов среди непритязательного советского ассортимента. Запах сандала и экзотических растений за версту сообщал окружающим, что мужчина недавно посетил парикмахерскую.

Надо бы свой парфюм прикупить, да еще много чего надо, все времени нет, да и денег почти не осталось. Я так понял, что зарплата у меня была примерно сто двадцать рэ. Из них оставалось сейчас меньше половины на кармане. Компенсацию на пропитание Мухтара я получил, но тратить из пайка ни копейки на свои нужды я не собирался. Сегодня планировал закупить ему полагающиеся продукты, а для этого проштудировать методичку сначала. Рацион изучить.

Но это чуть позже, а сейчас дело предстояло важное — заставить Серого написать признательные показания. Тогда его еще можно будет, что называется, взять на поруки, поговорить с педсоставом школы, с классной руководительницей, пусть тоже характеристики накатают, что, мол, парень еще не пропащий, и рекомендуем не прессовать его машиной закона, а дать шанс на перевоспитание. Что-то в этом духе, но красивыми словами.

До нужного дома в этот раз я доехал на автобусе. Вошел в подъезд и позвонил в звонок.

Дверь мне открыла Алёна, все в том же халатике, но уже с неяркой косметикой на лице.

— Доброе утро, — улыбнулся я.

— Вы? Здравствуйте, — поморщилась она, демонстративно разглядывая мою форму. — А вчера вы говорили, что учитель. Вы всегда обманываете?

— Извините, Алёна Сергеевна, но это была оперативная необходимость, иначе вы бы не позвали Серого, то есть Андрея.

— Откуда вы знаете, что не позвала бы?

— К вам же приходил вчера милиционер. Так? Лейтенант Трубецкой Антон Львович. За вашим братом приходил, между прочим, а вернулся без него.

Я посмотрел на неё, насколько мог, твёрдым взглядом, но вообще-то возле Алёны взгляд мой сам собой смягчался.

— Ну да… Был какой-то, сказал, что надо переговорить с Андреем. Прошел в комнату. Побеседовал и ушел.

— Как ушел? — я сдвинул фуражку на затылок и почесал лоб. — То есть, я не то хотел спросить… Он точно видел Андрея?

— Ну конечно, я же его в комнату и проводила. Он сказал, что проведет профилактическую беседу с ним, и все.

— Беседу?

— Ну да… А в чем дело. Александр Александрович? Или вы имя себе тоже придумали?.. В оперативных, так сказать, целях…

Она смотрел на меня хмуро и даже с некоторой претензией.

— Ничего, все в порядке, а имя мое настоящее, — проговорил я, а про себя подумал, что вторую жизнь уже это имя ношу.

И что за непонятки с Трубецким?

— Вы за Андреем? Он вчера говорил, что снова на профилактическую беседу пойдет с утра. Что-то часто с ним беседовать стали…

— Лучше беседа, чем потом баланда, — хмыкнул я и тут же попытался смягчить разговор. — Извините за прямоту, профдеформация, так сказать.

— Проф… Что?

Блин… Забыл, что слова такого еще нет, пришлось выкручиваться.

— Взгляд на некоторые вещи у меня немного искажен профессиональной деятельностью. Понимаете?

— То есть вы становитесь циничны?

Вот язвочка, своего не упустит.

— Алёна Сергеевна, — я посмотрел на наручные часы, — давайте психологические проблемы сотрудников обсудим в другой раз. За чашечкой кофе например, в кафе. А сейчас позовите, пожалуйста, Андрея.

— Вам надо, вы и зовите, — фыркнула она и, развернувшись, направилась вглубь квартиры. Потом оглянулась через плечо и проговорила: — Ну чего вы стоите, проходите уже.

Я скинул форменные туфли из неубиваемой черной кожи и прошел. Квартира — простенькая двушка, примерно чуть за сорок квадратов. Но для двоих — шикарные условия. Ремонт стандартно-плановый, то есть почти как от застройщика. Дешевые бумажные обои, побеленный потолок, крашенный в темно-кирпичный цвет пол. Мебель старенькая, но еще крепкая, очевидно, от родителей им осталась.

Зашел в комнату Серого. Кровать пружинная, стол, заставленный модельками самолетов, шкаф и казенного вида железный стул с потрескавшимся дерматином.

— Готов? — бросил я с порога, глядя как пацан застегивает на рубашке последнюю пуговку.