— Это Соен. Она моя одноклассница. А это — Чон Джа, моя… племянница, да. Из деревни.

— Из деревни, значит? — взгляд Соен тут же скользит по его футболке с изображением главы погребального бюро «Ваншэн» в седьмом поколении. Улыбающееся лицо Ху Тао на белом фоне никак не может скрыть тот факт, что под футболкой ничего больше нет. Жарко у них в квартире, вот что. Слишком жарко.

— Ээ… ну мы же родственники. У нас в деревне все так ходят. — оправдывается Чон Джа, проследив ее взгляд: — люди мы простые. Невзыскательные. Пойду я, пожалуй, накину что-нибудь на себя. А ты пока поухаживай за гостьей, чаю ей налей, что ли… — и она легкой бабочкой вспорхнула и исчезла в комнате, откуда тотчас раздались звуки выдвигаемых ящиков, хлопанье дверцей шкафа и сдавленные ругательства.

— … эээ, ну вот так и я живу. — говорит Бон Хва и ему становится еще более неловко. Ему и так было неловко от того, что Чон Джа тут стоит в одной футболке. А сейчас — стало неловко от того, что Соен наконец увидела в каких условиях он живет. Тесная квартирка, маленькая кухонька, старый кондиционер, газовая плита, белый холодильник, который был старше чем сам Бон Хва…

— Как классно! — говорит Соен и Бон Хва — не понимает. Она над ним издевается? Он смотрит на нее и видит, что она не издевается, на ее лице нет высокомерия или отвращения, скорее — интерес и любопытство. Но… почему? В том, как он живет — нет ничего интересного. Это просто жизнь.

— Можно пройти? — она не дожидается его ответа, скидывает туфли и скользит на кухню, оглядывается вокруг: — совсем как в дорамах!

— В дорамах? — моргает глазами он. В дорамах наоборот — все живут в шикарных домах с огромными бассейнами, летают на частных самолетах и заказывают черную икру с дорогим шампанским.

— Ага. Как в дорамах. Как в «Девушка, которая дворецкий», ну или там «Невеста чеболя из трущоб». Ну, где трущобы показывают. — кивает Соен: — ты и правда тут живешь? Здорово. А тут что? — она открывает какую-то дверцу и оттуда прямо на нее падает пакет с рисом. Она ловит его в полете и оглядывается на Бон Хва.

— Извини. — говорит она: — наверное это вся ваша еда на месяц, да?

— Мы бедные, но не настолько же!

— Как здорово. Так ты на самом деле бедный? — она разглядывает пакет с рисом: — дешевый, наверное. Вы где его покупали? На распродаже? Да?

— Я же тебе говорил, что я бедный! Не знаю, где она рис покупает.

— Вообще-то и я тоже не из богатой семьи. — признается Соен: — у нас даже самолета своего нет. Папа говорит, что свои самолеты только у мажоров. А у нас денег нет. Так что и ты и я — бедняки. Не переживай, я уже привыкла.

— Это… так не работает. — говорит Бон Хва и чешет себе затылок. Нет денег на личный самолет и нет денег чтобы риса купить на месяц — это разные уровни бедности. Хотя, какие к черту разные уровни⁈ Это вовсе не бедность, если на самолет не хватает! К нему домой никого и не пригласить, если сюда их компанию пригласить, то может и места не хватить, даже чтобы просто посидеть.

В этот момент хлопнула входная дверь. Бон Хва обернулся и увидел Юну, которая вошла с какими-то папками под мышкой.

— У вас опять дверь открыта, заходи, бери что хочешь. — говорит она, складывая папки на полку в прихожей: — у вас же райончик не очень, вы бы хоть запирались. Я тут дела кое-какие принесла, Бон Хва — передашь брату своему, пусть посмотрит. Чон Джа, привет. Что это ты в школьную форму вырядилась, опять с ним в свои фетишные игры играешь?

— Юна-нуна! — вскидывается Бон Хва, понимая, что она — приняла Соен за Чон Джа, все-таки она не умеет отличать людей по лицам и естественно предполагает, что дома у него может быть только Чон Джа.

— Я тебе уже говорила, что секс с несовершеннолетними вообще-то уголовное преступление. Хорошо, что Бон Хва на тебя заявление не напишет, но вы бы хотя бы запирали дверь, раз уж решили в «старшую школу разврата» поиграть. — Юна непринужденно вбивает гвоздь в крышку гроба Бон Хва и поправляет очки, строго глядя на него: — Бон Хва, а к тебе у меня серьезный разговор. Верни бюстгальтер. Он же новый совсем и дорого стоит. Если так не терпится, я тебе могу старый дать, тебе же без разницы. А мы пока не так много зарабатываем, чтобы хорошим бельем разбрасываться.

— Что⁈ — у Соен начинают округляться глаза и Бон Хва понимает, что происходит что-то неотвратимое, но страшное.

— А! Сестричка! — из комнаты появляется Чон Джа, которая делает Юне страшное лицо. Ее голос звучит очень неестественно: — сестренка приехала! Тоже из деревни?

— Как? Стоп. — Юна тут же понимает, что происходит: — так это ты Чон Джа! Аджжж… снова я впросак попала.

— Ну что ты несешь, глупенькая. — улыбается Чон Джа и ее улыбка такая натянутая, что Бон Хва охота просто головой о стенку биться. До тех пор, пока это вот изображение не сотрется из памяти.

— Это моя сестра, Юна. И еще одна племянница Бон Хва. — представляет ее Чон Джа: — Юна, а это — одноклассница Бон Хва, ее зовут Соен. Из хорошей школы, помнишь? Она в гости пришла… нам нужно произвести хорошее впечатление…

— А… меня зовут Юна Юн и у меня очень плохое зрение, извините. — кланяется Юна: — пожалуй я лучше пойду. Дела…

— У вас открыто… в таком районе и дверь не закрываете, почему? — в дверь вваливается здоровенный лысый мужчина со шрамом через все лицо. Бон Хва хорошо помнит его, именно он тогда и стоял за спиной у мадам Вонг в ее кабинете. Правая рука, подручный, громила, как таких еще называют?

— А вот и дядюшка в гости пришел! — ненатурально радуется Чон Джа: — добрый день дядюшка Ван! Как дела, как здоровье?

— Вы тут совсем с ума посходили! Бон Хва, ты же обещал, что никто меня трогать не будет! Что за дела⁈ — вслед за здоровяком в дверь врывается девица с рыжими волосами: — старая змеюка меня к себе вызывает! Ой! — она замечает здоровяка и тут же теряет дар речи и даже как-то скукоживается.

— А вот и сестрица Кири на огонек заглянула. — слабым голосом вещает Бон Хва: — вся семья в сборе.

— Тоже из далекой-далекой деревни? — понимающе кивает Соен: — какая интересная деревня, побывать бы там.

— Предлагаю запереть дверь. — говорит Чон Джа: — они, наверное, на свет летят. Бон Хва, чай поставь, на всех не хватит.

— Я ни черта не понимаю, что тут происходит. — признается здоровяк: — но мне плевать. Бон Хва — ты же школьник еще, что ты у себя дома развел?

Глава 7

— До свидания! Заходи к нам как-нибудь еще! — Чон Джа кланяется вслед уходящей Соен, кланяется глубоко, видимо, чтобы та — не видела ее лица.

— Да, да, заходи в гости! — вторит рыжая, которую Чон Джа очень больно щипает за бок: — мы будем рады. Эээ… всем будем рады. Вот просто всей семьей… — она бросает взгляд на здоровенного мужчину в костюме и осекается.

— Хорошо учись, слушайся старших и присмотри там за нашим сорванцом, Соен… — басит тот и кладет здоровенную руку на плечо Бон Хва. То есть это со стороны так кажется, что на плечо, а на самом деле — на затылок, да так, что его тотчас начинает клонить к полу под тяжестью. Толстые как сардельки пальцы сомкнулись на шее, не пошевелится. Хватка у гиганта была железная.

Соен кланяется в ответ, обещает слушаться старших, пить теплое молоко с печеньем, хорошо учиться и конечно же присмотреть за этим сорванцом Бон Хва, которого так любят в семье. Всей деревней любят.

Наконец дверь за ней закрывается и… никто не расслабляется. Потому что «дядюшка Ван» сидит за столом вместе со всеми и пьет чай. С каменным лицом. Так, словно это было обычной ежедневной рутиной. Словно каждый день он пил чай вместе с ними.

— Неплохой чай. Где тут масло? — обращается он к Юне и та машинально передает блюдечко с маслом.

— Я больше люблю кофе. — говорит Юна: — но и чай тоже пью. Как в «докторе Живаго» — с лимоном и сахаром.

— Чай с лимоном и сахаром это не чай, дорогая. — отвечает ей здоровяк и аккуратно ставит чашку на столешницу: — это коктейль какой-то. Так все и начинается. Сперва лимон и сахар, потом сливки и молоко, потом масло как у монголов — масло и соль. Разве это чай? Это уже суп. Или помои.