Достаю с полки гель для умывания. Собираюсь смыть макияж, но этот ненормальный заявляется прямо сюда. Оборачиваюсь, когда дверь с грохотом ударяется о стену.

— Ты в себе вообще? — уточняю, выгибая бровь.

— И как давно это длится?

— Господи Иесусе! Какая разница???

— Он тебя спаивает? Принуждает к чему-то? — летит в меня один вопрос за другим.

— Принуждает?

Хохотнув, прыскаю в кулак.

Какая ж у него всё-таки богатая фантазия! Бедный Эмиль даже и не догадывается, как далеко мы с ним продвинулись.

— Тупая идиотка! У него есть жена и ребёнок. Он попользуется тобой и вышвырнет!

О как!

— Мне всё равно, я на её роль не претендую.

— Блять, что в твоей башке? — стучит пальцами по моему темечку.

— А в твоей, м? — задираю подбородок.

— Глупая малолетка.

Вижу, как его разгоняет ещё хлеще.

— Ты особо умным в этой ситуации, так-то, тоже не выглядишь. Суёшь свой нос в мою личную жизнь. С какой стати? Я что-то должна тебе, прости?

— Мы о тебе беспокоимся.

— Мы?

Любопытно.

— Я и пацаны, — поясняет он.

— Надо же! Зачем ты их сюда приплетаешь? Речь о тебе и обо мне. Пацаны не бросаются на меня с необоснованными претензиями и не оставляют на моём теле синяки! — с укором припечатываю.

— Нет там синяков! — его хмурый взгляд опускается на мои плечи.

— Завтра проявятся! — наезжаю в ответ. — Разве это нормально? М? Благодарность мне за то, что все эти дни провела у твоей кровати?

— Никто не заставлял тебя.

— Может, я делала это, потому что хотела? Потому что мне не насрать на то, что с тобой происходит? Может, потому что, несмотря на эту нашу вражду, есть ещё кое-что между нами, Кирилл! Ты ведь не станешь отрицать это сейчас?

— Послушай…

— Нет, это ты послушай, — поднимаю палец вверх. — Я долго терпела. Твою ненависть, твоё свинское отношение ко мне. Со всеми, кроме меня, ты — абсолютно другой человек. Да, признаю в очередной раз: я виновата перед тобой. Извинялась уже за тот чёртов бумажник! Ну не могу я его вернуть! Случилось то, что случилось. Сколько должно пройти времени, чтобы ты простил? Это вообще когда-нибудь произойдёт? Или я теперь пожизненно для тебя в чёрном списке? Останусь лишь воровкой, не больше. Ответь мне раз и навсегда. Чтобы перестала стараться как-то исправить ситуацию! Видит Бог, из кожи вон лезу, чтобы наладить с тобой общение. Чтобы пробить грёбаную стену и достучаться.

Прорвало меня.

Не остановить теперь уже точно.

Всю правду обрушиваю на него.

Будь как будет.

— Не замечаешь очевидного? Не видишь, как тянусь к тебе? Не понимаешь, что чувствую? Что испытываю всякий раз, когда ты меня обижаешь? Именно ты, а не кто-то другой!

— Ясь…

— Ты слепой? — прямо в глаза ему смотрю. — Я… — голос садится, горло немеет. — Впервые, блин, так сильно, что… не знаю, что с этим делать.

Вот и почти сказала.

Провела жирную черту.

Раскрыла себя наголо.

— Ты…

Я думала, что он выглядел ошарашенным пять минут назад, но нет. То, как он смотрит на меня сейчас… Растерянно. Изумлённо. Не веряще.

Кирилл несколько мучительно долгих секунд пребывает в полнейшем замешательстве, но, увы, Дымницкий не был собой, если бы не сумел быстро взять себя в руки.

— Ясь, ты просто слишком молода ещё. Тебе кажется, что ты…

— Влюблена? — выпаливаю отчаянно, хоть и не собиралась произносить это слово. — Мне не кажется.

— Абсурд.

— Нет.

Качнувшись на носках, дёргает головой.

Как будто отказывается воспринимать озвученную мной информацию.

— У тебя сейчас такой возраст…

— Как ты задолбал! Причём тут грёбаный возраст? Что за пунктик? Тебе ведь не шестьдесят, ёлки-палки! Всего-то двенадцать лет разницы, Дымницкий! Что в этом страшного?

— Это очень много.

— Это всё твои загоны. Вон даже Шекспир писал: «Любви все возрасты покорны».

— Это Пушкин.

— Да пофиг. Я про саму мысль.

— Бортич, ты не понимаешь…

— Я сказала тебе, что испытываю, — на этот раз перебиваю его сама. — Что насчёт тебя? Если отбросить обиды и прочее. Ты… Ты чувствуешь что-то тоже? Я нравлюсь тебе, Кирилл? Мы могли бы попробовать…

— Нет, — обрубает так жёстко и сердито, что разбушевавшийся в моей груди ураган закручивается в тугую спираль, стиснувшую рёбра.

— Почему так категорично? — шепчу, осипнув.

— Ты полнейшую чушь несёшь.

— Это не чушь, — задыхаюсь от обиды.

— Ты… Чёрт, — проводит рукой по короткостриженным волосам. — Маленькая и такая глупая. Придумала себе то, чего нет.

— Придумала?

— Фильмов своих дебильных пересмотрела?

— Я задала вопрос и жду ответа.

— Какого, нахуй, ответа? Ты спятила? — окончательно выходит из себя. Прощай, выдержка!

— Просто скажи. Я приму любой. Давай хоть раз поговорим честно.

— Что ты хочешь от меня услышать?

— Правду.

— Правду блять, — усмехается.

— Да, — делаю шаг вперёд к нему. — Вот мы один на один. Я стою перед тобой в белье. Ты напротив. Взвинчен и… — опускаю глаза вниз на его джинсы, сглатываю. — Возбуждён.

Мои щёки заливает жаром, но реально, какой на фиг смысл отрицать очевидное?

— Нет ничего между нами, да?

— Нет.

— Погоди-погоди, то есть… — возвращаю взгляд к его глазам. — Ты так сильно меня ненавидишь, что у тебя встаёт?

— Пиздец, — снова слышу скрежет его зубов. — Ты пытаешься раздуть из мухи слона.

— Нет, я пытаюсь для себя прояснить ситуацию.

— Хорошо, давай я поясню, — наклоняется ко мне. — Это называется ёбаная физиология, а не то, что ты там в своей дурной голове насочиняла!

— А что по поводу твоей ревности?

— Чего блять?

— Того блять! Ты ревнуешь, — не спрашиваю. Утверждаю.

— Крышей поехала?

— Чего тебя так накрывает? Прискакал сюда. Выясняешь где была, да с кем.

— Ты время видела? А свой внешний вид? Проституский.

— Это просто смешно, Дымницкий! Я не ребёнок!

— Ребёнок и есть.

— Тогда вдвойне странная на меня реакция, — нарочно стебу.

— Обёртка и начинка не всегда совпадают. Думаешь, можно считать себя взрослой только потому что выглядишь как взрослая?

— Давай ближе к делу. Не надо опять заводить эту излюбленную шарманку. Что там по поводу нас?

— Нет никаких НАС, Бортич.

— Есть, — упрямо спорю.

Он прикрывает веки. Тяжело вздыхает, выдерживая паузу. Открывает глаза.

— Врать не стану, я бы не отказался тебя трахнуть, но на этом, блять, всё. Ничего больше. Такой вариант допускается? Устраивает? Если да, то можешь опускаться на колени прямо здесь. Убьём двух зайцев сразу. Разобьём стёклами вовнутрь розовые очки и удовлетворим мои потребности.

— Пошёл ты… — тихо, но решительно выдыхаю.

Оттолкнув его вправо, выхожу из ванной.

Пулей пролетаю по коридору, ощущая, как кровь разгоняет по телу гнев и ярость. Именно эти чувства практически молниеносно заполняют каждую мою клеточку, каждый нерв.

Одеваясь, проклинаю себя за то, что сделала.

Какая глупая, Боже! Зачем рассказала ему всё? Зачем? Только полной идиоткой себя выставила.

Одеваюсь. По-армейски быстро. Носки. Штаны. Футболка. Свитер.

Срываю рюкзак со спинки стула.

Со злостью начинаю заталкивать туда свои немногочисленные вещи.

От силы пару минут мне надо. Встать на лыжи — не проблема. Я привыкла. И не пропаду.

Буду, конечно, тосковать по ребятам и прежней жизни, но оставаться здесь, рядом с Дымницким, больше не смогу. Не после сегодняшнего точно.

Дёргаю молнию.

Не желает застёгиваться.

Психанув, бросаю под ноги рюкзак. Прыгаю на него, чтобы утрамбовать содержимое и выпустить воздух. Повторно тяну за собачку и, наконец, справляюсь.

Со всем справлюсь.

Я сильная. У меня есть небольшая сумма денег на первое время. А ещё теперь у меня есть агентство Жарова, в котором я официально состою.

Подрываюсь с пола.

Покидаю балкон, прихватив свои пожитки и паспорт, который, к счастью, был у меня, а не у регулярно отбирающего его Паровоза.