— Да-да, минуточку, — кивает Виктор Палыч, протирая платком лоснящуюся лысину. — Ну так что, Ясенька? Как насчёт ресторана? — выжидающе смотрит на меня своими поросячьими глазёнками.

— Нет.

— Нет? — мой отказ его явно удивляет. — И почему же?

— Может, потому что между нами лет сорок разницы? — выдаю напрямую, и его кожа немедленно приобретает багровый оттенок.

— Ты хоть знаешь, с кем говоришь, оборванка? — поправляет пиджак на пузе и задирает верхний из своих подбородков.

— Слышь, индюк, — рядом с нами оказывается Черепанов. — Не надо так с ней общаться.

— Как так?

— Это тебе не место для съёма. Проваливай отсюда.

— Парень твой? — осведомляется Палыч, поджимая губы в издевательской ухмылке.

— Освободите бокс, — смотрю на него выжидающе.

— Включи мозги, девочка. Перед тобой сейчас стоит большой и серьёзный человек.

— Ага, чрезмерно большой, аж пуговицы вон трещат, — Антон бесцеремонно хлопает его по животу.

— И шелупонь непонятная.

— Шелупонь? Это ты щас мне адресовал, кусок свинины? — Тоха делает шаг вперёд.

— Череп, не надо.

Не успеваю вмешаться. Антон бросается на Виктора, заряжая тому по роже.

В общем-то как и планировал двадцать минут назад…

— Сссука!

Центнер разъярённого Виктора, получившего по щам, угрожающе надвигается на худющего Черепа и тот падает на багажник вымытой хонды.

— Конец тебе, спирохема! — пухлые пальцы смыкаются на горле моего защитника. Он давится и пытается захватить ртом воздух.

— Ты чё делаешь? Немедленно отпусти его, скотина! — запрыгиваю обезьяной ему на спину и колочу правой рукой.

— Эээ! — сперва слышу, а потом и вижу Климова.

Наверное, ребята наблюдали за нами через камеру.

— Ну-ка отвалил от него, мужик!

— Руки убрал, слышь?

А это уже Паровозов, влезший между ним и задыхающимся Антоном.

— Или щас мы тебя подуспокоим огнестрелом, — Динамит достаёт пистолет, и тогда важный человек с разбитым носом наконец отпускает жертву отмщения и поднимает руки.

Я часто дышу, всё ещё прицепившись клещом к спине толстяка.

Получивший свободу Антон, скатившись с багажника, надсадно кашляет.

— Ясь, я не понял, почему у нас на улице такая оче…

Хозяин автомастерской замирает в дверях и хмурится, наблюдая открывшуюся перед ним картину.

Честно говоря, думала, что после того случая Эмиль меня уволит.

Но нет.

Хозяин автосервиса, на удивление, в этом конфликте встал на мою защиту, и я продолжила мыть тачки дальше. Чему была очень рада…

— Ого, вот это да! — непроизвольно притормаживаю у автомобиля, на капоте которого «лежит» огроменная змея. Её глаза направлены прямо на меня. Длинный, разделённый надвое язык высунут наружу. Серо-коричневая чешуя переливается, словно на солнце. — Красивая, как живая! — залипаю я восторженно. — Ты здорово рисуешь, — перевожу взгляд на сосредоточенное лицо художника. В эту самую секунду он недовольно рассматривает своё творение, словно оценивая. — Я принесла тебе кофе. Ты, как всегда, последний.

Ян, именно так зовут этого мрачного парня, кажется, только сейчас замечает моё присутствие.

Поворачивается. Ещё сильнее хмурит густые брови. Забирает бумажный стаканчик с кофе из моих ладоней и садится на раскладной стул.

— Где ты научился так рисовать? Это же… невероятно круто. Настоящее искусство!

Он пренебрежительно фыркает.

— У тебя плохой вкус. Ты ни черта не смыслишь в искусстве.

— Может и не смыслю, — равнодушно пожимаю плечом, — но ты — точно талантище.

— По-твоему, талант в посредственности? — кивает на выполненную им аэрографию.

То есть я не ошиблась. Ему действительно не нравится результат.

— По-моему, ты это… конкретно себя недооцениваешь.

— Ты хотела сказать, что я реалист? Определённо… — лёгкий кивок головы.

— Опять на ночь останешься? — окидываю любопытным взглядом помещение, в котором он работает, и запах краски всё активнее пробивается в ноздри.

— Компанию, что ли, составить хочешь? — ухмыльнувшись, выдаёт провокационно и вытягивает вперёд ноги.

— Не, спасибо за предложение, но сегодня я устала как лошадь. Болит? — спрашиваю, глядя на то, как он морщится, откинув голову назад.

Не дождавшись ответа, шагаю к нему, становлюсь сзади и начинаю массировать пальцами шею и спину, нажимая на нужные точки.

— Полегче?

Чувствую, что парень, сперва явно напрягшийся, сейчас постепенно расслабляется.

— Да.

— Я, кстати, Яся.

Мы много раз видели друг друга, но пообщаться и познакомиться как-то не удавалось.

— Симпатичные кудряхи.

Не могу смолчать. Шевелюра у художника классная. Знаете, как из рекламы шампуня.

— Массаж. Комплименты… Есть желание переспать со мной? — задвигает устало.

— Мечтай, — моя очередь фыркать. — Приёмный отец работал массажистом. С детства знаю некоторые полезные фишки. Вот и решила немного облегчить твои страдания.

— Что забыла здесь, на грёбаной мойке, Яся? — вроде и вопрос задаёт, но голос звучит абсолютно ровно.

— А ты? — рикошетом отбиваю.

Поворачиваясь, выгибает бровь.

— Чё? Дорогие часы. Золотая цепь, размером с собачий ошейник. Брендовый шмот, — поясняю я. — Подозрительно, согласись?

— Для того чтобы всё время оставаться козырным тузом, нужно время от времени менять масть, — отвечает он, выдержав паузу.

— Хм…

Что бы это значило? Говорит загадками.

— А мне просто нужна работа и деньги, — выдаю как есть.

— С твоей внешностью можно было найти место поприятнее, — возвращается в исходную позицию, и я продолжаю разминать ему шею.

— Меня всё устраивает.

— Это и настораживает, — произносит Ян задумчиво в тот момент, когда открывается дверь бокса.

— Долго я, блять, ждать тебя должен? — доносится до нас в край рассерженный голос Дымницкого.

— Чё? — растерянно на него смотрю, пытаясь сообразить, о чём речь.

— Чё-чё, — передразнивает меня он. — С телефоном твоим что? Невозможно дозвониться! — выговаривает с претензией.

Блин. Я вышла к Яну ненадолго, но, заболтавшись с ним, совсем забыла о том, что меня должны забрать ребята.

— Не знаю. Он там, в подсобке лежит, — объясняюсь, пока его высокая фигура направляется к нам.

— Сама в подсобке ляжешь, если через три минуты не посадишь свою задницу в тачку, — предупреждает он, задержав взгляд на моих пальцах, всё ещё на автомате выполняющих ритмичные движения на коже Кучерявого.

— Ясно, я буду там через две!

Мне дважды повторять не надо. Топаю к выходу и уже собираюсь послушно ретироваться из покрасочного цеха восвояси, но внезапно замираю у двери, когда до меня долетают слова, адресованные Яну.

— Проверь, всё ли при тебе. Она могла стащить что-нибудь ценное.

В груди опять что-то надламывается.

Закусываю губу до боли.

Стискиваю металлическую ручку до побелевших костяшек и, отсчитав про себя несколько секунд, толкаю дверь.

Вот ведь козлина!

Никак мне своё долбаное портмоне простить не может! Норовит уколоть при каждом удобном случае.

Быстро переобуваюсь в кроссовки, хватаю неизменный рюкзак и мёртвый телефон, севший в ноль.

Достал! Как достал!

Уходя, вырубаю свет в боксе. Выхожу на улицу.

Мож самой до хаты добраться? Долго, холодно, метро далеко. Разберусь? Пошёл он в жопу!

Гоняя в голове этот варик, натыкаюсь глазами на его тачку. И как переклинивает резко. Решение потрещать, наконец, наедине кажется единственно правильным и необходимым.

Ну потому что сколько можно гнобить меня за ту кражу? Уже извинялась не раз и давно за содеянное… как это… раскаялась. Во!

Моргаю.

Поднимаю взгляд наверх.

Мелкие снежинки, кружась, опускаются на щёки и спинку носа.

— Ты опоздала на тридцать пять секунд, — скрипит рядом этот душнила.

Я даже и не заметила, как подошёл.