По городу быстро распространялись слухи о полном разгроме царской армии и быстро приближавшемся войске бунтаря Васьки Голицына. Люди пугали друг друга страшными крымчаками, большим числом пушек и невиданными дьявольскими ухищрениями — летающими демонами, огнедышащими повозками, греческим огнем. Рассказывали о том, что воевода продал душу Сатане, а тот в ответ послал ему своего «наиглавнейшего» демона со страшным именем Зобретатель.

На окраинах Москвы, что бесконечными деревянными лачугами теснились к Китай-городу и городским стенам, уже было непросто пройти. Банды молодчиков в невообразимой рванине и вооруженные вилами и дубинами запросто могли раздеть до исподнего, а то и жизни лишить, если лицо не понравиться.

По одной из таких улочек и брел Дмитрий, кутавшийся в невообразимо грязный и потрепанный плащ. Шатался из стороны в стороны, с трудом переставлял ноги. Никак еще отойти от отравления ядом не мог: ломала тело сильная слабость, шумело в голове.

— Пошел этот Голицын к черту… Падла… Урод… Все ему сделал. Победу на блюдечке преподнес. До Москвы довел. Этот же хрен отравил, — с ненавистью бурчал парень, уставившись себе под ноги. — Ничего, ничего… Без этого урода все сделаю. Сам со всем разберусь… Сам закончу это чертово задание… Б…ь!

Нога подвернулась, и он полетел вниз. Едва-едва руки успел подставить, а так бы точно лицо разбил.

— Черт! — чертыхнулся Дмитрий, с трудом поднимаясь на ноги. — Уж не ты ли Сатана все крутишь и вертишь тут? — вдруг пришло ему в голову. — Помешать решил? Поздно… Я почти выполнил задание. Еще немного… Слышишь, осталось еще немного… И я увижу мою кроху… Ты обещал мне, что она будет жить. Обещал…

Перед глазами возникла его девочка, лежавшая в кроватке. Тонкие, высохшие от болезни, ручки бессильно лежали на простыне. Из вены тянулась трубочка системы, поддерживавшая ее жизнь. На лице, больше напоминавшем восковую маску, не было ни единой эмоции. Бедная девочка уже смирилась.

— Твари, твари, — в бессилии зарычал парень, сжимая пальцы в кулаки с такой силой, то ногти впивались в его кожу. Изнутри него поднимался тяжелое, давяще чувство, едва не разрывавшее его на части. Хотелось бежать, кого-то бить руками и ногами, рвать зубами. — Все твари!

В этот момент прямо на его пути встало трое мордоворотов в потасканных стрелецких кафтанах, за поясами которых виднелись пистоли. Однозначно, дезертиры. Сбежали, видно, из кремлёвских сторожей, услышав про гибель царского войска.

— Гляньте, братцы, какой расписной щегол! Сапоги на нем кожаные дорогой работы. На плечи специально вонючую дерюгу одел, чтобы свои богатые одежды спрятать, — радостно заорал один из бывших стрельцов, худосочный, но широкий в кости, мужик. Лицо с падавшей на лоб нечёсаной челкой было густо покрыто гноящимися чирьями, отчего казалось особенно отвратительным. — Ну-ка, сымай свое одеяние, байстрюк! И карманы выворачивай! Уж не боярский ли ты сынок? Чай, с монетами ходишь? А нам монеты не помешают. Так ведь, братья? — товарищи тут же довольно хрюкнули. Перспектива немного подзаработать их явно обрадовала. — И что там бормочешь? Молитву? — издевательски заржал стрелец, широко открывая рот с гнилыми черными зубами. — Ха-ха-ха! Нетуть тута Господа больше! Только мы тута!

От чувств мужик даже древком бердыша пристукнул о землю. Мол, только мы тут хозяева и никто больше.

— Бога, говоришь, нет. А Сатана? — нехорошо ощерился Дмитрий, вскидывая на стрельца ненавидящий взгляд. Для него, наконец, нашелся тот, на ком можно было выместить свою ненависть. У него даже руки затряслись от предвкушения. — Сатана-то есть… И знаешь где он? — он «буром попер» на стрельца, от неожиданности едва не выронившего бердыш. — Знаешь? — клацая зубами, спрашивал парень. — Я для вас, уродов, теперь Сатана… Я… И вот тебе моя милость.

Рябой фыркнул и с широким замахом поднял бердыш, намереваясь рубануть им со всей силы. Только, не смог. Здоровенный топор вдруг вырвался у него из рук и полетел на землю. Сам же он затрясся, едва не валясь с ног.

— А-а-а-а-а-а! — из его горла стал вырываться неестественно тонкий, утробный крик. Стрелец ногтями вцепился в свое лицо и начал с силой царапать его, вырывая целые лоскуты кожи. — А-а-а-а-а! — кожа на глазах темнела, принимая отвратительно бурый болотный оттенок. Неудивительно, ведь кровь в теле бедолаги медленно превращалась в ракетное топливо, использованное немцами еще на своих ФАУ-2. — А-а-а-а-а!

Наконец, заходящееся в судорогах тело стрельца рухнуло на землю, где и затихло в луже растворявшейся плоти, костей и тряпок. Отвратительное зрелище, к тому же распространявшее вокруг непередаваемое зловоние.

— Ах ты, выродок! — заорал один из оставшихся стрельцов, выхватывая пистоль из-за пояса. — Застрелю!

С боку от него начал выхватывать саблю и второй, бородач разбойного вида. Такому человека зарезать, что высморкаться.

Бах! Бах! Выстрелили в Дмитрия из двух пистолей.

Все вокруг окуталось дымом, среди которого, по-прежнему, на ногах стояло трое.

— Говно вы, а не стрелки, — с презрением сплюнул парень в их сторону. — Валите к своему товарищу!

Он живо представил, как вся жидкость внутри них превращается в краску на спиртовой основе. Даже запах ее почувствовал — мерзкий, едкий, дурманящий голову и выедавший глаза.

Разбойники и заорать не успели, так все быстро произошло. Все жидкое, что было в них — кровь, лимфа, слюни, сукровица — в мгновение ока превратилось в ядовитую химически активную жидкость. Начали жутко хрипеть, дрыгая руками и ногами во все стороны, пока, наконец, не затихли.

Дмитрий же даже не посмотрел на них. Собственно, зачем? Только время терять. Впереди виднелись громадные каменные стены Кремля, за которыми прятался тот, кто был ему нужен.

— … Поход окончится лишь тогда, когда об этом заявит первое лицо… Я иду к тебе, Петя Алексеевич, — шептал Дмитрий, зловеще растягивая губы в улыбке. Правда, получалась у него совсем не улыбка. Оскал скорее. — А если не договоримся, сам царем стану. Тогда и объявлю, что Крымское ханство уничтожено, а сам хан взят в плен… Хм… Опять учить придется этих недоумков.

В паре десятках шагов от него улочку перегородила баррикада, состоявшая из перевернутой телеги с валявшимися горой мешками, пары крупных валунов и нескольких небольших бревен. Оттуда торчало несколько пищалей и стрелецких шапок. Пост, похоже, здесь был.

— Эй, православные! Пройти дайте! — громко крикнул Дмитрий, даже не пытаясь остановиться и подождать ответа. — Пройду и никого не трону!

— Пшел прочь! Знаем мы таких бродяг! Ходют тут, все вынюхивают, а потом на нас нападают, — издевательски рассмеялся кто-то из-за баррикады. В сторону парня даже стрельнули для острастки. Мол, вали туда, откуда пришел. — И остальным передай, что отрепью здесь хода нет! Тута государевы рейтары стоять! — из-за баррикады вылез говоривший рейтар, высокий рыжеволосый детина, и погрозил парню палашом. — Иди, иди.

Какой там. Дмитрий шел, как шел. Шаг ни сбавил, ни прибавил. Лишь за десяток шагов на мгновение остановился и резко вскинул руки вперед, словно волну на стадионе пускал.

— Эй, робяты⁈ Что вы⁈ — тут же из-за баррикады стали раздаваться недоуменные крики. Кто-то один, судя по топоту, носился между своими впавшими в кому товарищами и тормошил их. Только, бесполезно. Пьяные они были в стельку. Мгновенное отравление гигантской дозой алкоголя. — Робяты? Как же так?

В этот самый момент Дмитрий начал перелазить через перевернутую повозку. Зацепился за какой-то кусок дерева и окончательно порвал свой плащ, который тут же лоскутами с него свалился. Парень остался в том самом платье, в каком и был у Голицына — в богатой одежде царевича.

— Ой! — отставший на ногах рейтар при виде по-царски одетого парня в нерешительности замер. Ничего не понимая, он мучительно соображал. Было даже слышно, как в его голове внезапно возникали десятки вопросов. Кто этот богато одетый человек? Вдруг сын боярина или сам боярин? А может князь? Слишком уж дорогая на нем одежда. Такую не грех и царю одеть. Парча, золото, драгоценные камни. — Кто ты… э-э-э-э, господине? — задрожал его голос. Невооруженным глазом, было видно, что он был в полном замешательстве. Недавно перед ним стоял босяк в рванине, а теперь богатый господин.