Отпрянув на мгновение от девушки, я легко снял с нее рубашку, оставив в полупрозрачном кружевном лифчике, и снова мои руки заскользили по ее спине, вызывая мурашки на нежной девичьей коже. Анюта разделила мои чувства и, сняв с меня футболку, доверчиво прижалась к моему обнаженному торсу. Тепло ее прикосновений проникло мне в душу, и я отдался этим ощущениям полностью. Мы не прекращали исследовать изгибы наших тел, с каждым мгновением погружаясь все глубже в свои чувства. Наши поцелуи наполнялись все большей страстью, и мы потерялись в объятиях друг друга, забывая об окружающем нас мире.

В эти волшебные моменты первой любви, я осознал, что мы не только физически близки, но и связаны между собой эмоционально. Это не просто акт какой-то первобытной страсти, это единение двух сердец, двух душ, двух людей, и безграничное доверие друг другу. Мы наслаждались прекрасными моментами, погружаясь в бездонный океан чувств и эмоций. Первый опыт любови захватил нас обоих без остатка, мы как будто падали в бесконечный колодец, испытывая состояние невесомости. Наши губы слились в сводящем с ума поцелуе, а тела прижались друг к другу так, что уже казались единым целым. Взгляды наполнились желанием, а дыхание с каждым мигом становилось все более прерывистым и тяжелым. Наша одежда валялась в ногах, превратившись в абсолютно ненужные атрибуты цивилизованного мира.

Я с трудом оторвался от губ лежащей рядом девушки и лежа любовался ее светлым личиком, прикрытыми глазами, нежными и чувственными, слегка приоткрытыми в легкой улыбке, губами. Мы снова целовались, я нежно покрывал поцелуями губы, лицо, шею и грудь любимой, каждый раз вызывая у нее вздохи блаженства. Анечка полностью доверилась мне и отдалась этим прикосновениям, позволяя себе наслаждаться мгновениями любви. С каждой минутой мы осваивали новые грани нашего телесного единения. Я покрывал поцелуями каждый сантиметр ее тела, мне это до безумия нравилось и вызывало взрывы чувств и желания. Я узнавал ее тело, и она полностью доверилась мне.

Наши движения стали все более согласованными, все более интенсивными, и мы полностью погрузились в водоворот страсти и наслаждения. В этот момент мы были одним целым, а время, пространство и все прочее исчезло. Я чувствовал себя на пике блаженства, во мне взорвалось огненным шаром неземное наслаждение. Анюта, что-то тихонько шептала мне на ухо, но я не понимал ее слов, только слышал нежный шелест и чувствовал тепло ее дыхания…

Как в хижину попал этот огромный и бесцеремонный пес, я даже представить себе не мог. Возможно мы не закрыли за собой двери. А может он проник в одно из окон, на которых были только бамбуковые занавески. Увидел я черное чудовище только в тот момент, когда зубы его пасти, похожей по размерам на маленький чемодан, сомкнулись у меня на руке. Злобный пес потянул меня за руку с такой силой, что едва не стащил с постели.

— Вставай парень, уже пора, — прорычало это животное сквозь сомкнутые на моей руке мерзкие клыки, — вставай, хватит дрыхнуть.

Сознание на мгновение сделало паузу и тотчас же вернулось ко мне вместе с открывшимися глазами. Рядом с кроватью стоял Михалыч и тормошил меня, держа за руку.

— Вы, что, решили на пожарников сдавать? — он снова потянул меня за руку, — все уже в сборе, только вы дрыхнете без задних ног.

— На пожарников… без задних ног… — машинально повторил я, — а у меня только передние…

— Марк, просыпайся и девушек поднимай, — Липский, наконец-то, отпустил мою руку, — ждем вас через пять минут в верхнем зале.

Так это был всего лишь сон! Разочарование, ведром холодной воды, окатило меня с головы до пяток. Все это только приснилось мне! Я огляделся вокруг. Мы были в спальном помещении нашего подземного убежища. Анюта мирно посапывала в своей кровати, как будто с вечера улеглась там. Я даже не смог вспомнить момент, как мы с ней вчера расстались. Но я ведь помню. Она была рядом… Внутри меня гигантской волной, подобно цунами, поднимался протест против несправедливости этой минуты. Как так, ведь я еще ощущал дыхание Анюты на своей щеке и вкус ее нежных губ. Но мгновения нашей близости ушли безвозвратно вместе с остатками сна.

— Сейчас, только девочек разбужу, и мы придем, — ответил я Михалычу и поднялся с кровати.

Минут через пятнадцать мы, досыпая по дороге, гуськом поднялись в верхний зал. Там уже собрались все «старшаки» и даже Мерзкий сидел в дальнем углу возле шкафа, потирая запястья, как будто его только что развязали. На столе стоял кофейник и несколько кружек из нашего туристического набора.

— А пацаны-то зачем? — недоумевающе протянул бандит.

— Присаживайтесь, ребятишки, — кивнул нам abuelo Vlad, — у нас с ребятами все на равных, так что тебе их придется потерпеть, — бросил он Мерзкому, — а вы наливайте кофе, берите бутерброды.

Мы не заставили себя уговаривать, расположились рядышком и попивая свежесваренный кофеек, прислушались к разговору наших старших compañeros. Как я понял, разговор только начался, а пленника недавно привели из комнаты, куда его вчера «пристроил» Липский.

— Парень ты не стесняйся, рассказывай все подробно, время у нас достаточно, — abuelo кивнул Мерзкому, — все, что тебе известно о Полтавском, о золоте, о твоих «подельниках».

— Владимсаныч, — бывший нацист поморщился, — ну зачем ты так, я не собираюсь ничего скрывать. Смысла не вижу, нах…

— Малые-то, скорее всего, не в курсе, — он качнул головой в нашу сторону, — а вы ведь должны помнить про «Азовсталь»? — дождавшись утвердительной реакции от «старшаков», бандит продолжил, — мы с Полтавой там встретились. Я был обычным пехотинцем, — а Полтава морпехами командовал, с азовцами постоянно якшался. Особых интересов общих у нас с ним не было, да и они старшими офицерами «тусовались», нах… А я, что… летеха [1] скороспелый… обычный взводный, да еще и зону нюхал… короче — им не чета… — Мерзкий задумался, потом продолжил, — а вот с Денисом мы по молодости пересекались и не один раз. Мы ведь с ним оба павлоградские, оба в «ультрас» [2] активничали, так-то, через него я и с Полтавой поближе сошелся. Да и нужны мы были командирам, ну, такие как я — замаранные зоной. Помните, когда на промзону к нам вертушки [3] отправляли?

[1] Лейтенант.

[2] Организованные движения футбольных фанатов.

[3] Вертолеты.

— Ну да, — Липский утвердительно кивнул, — руководство ваше вытащить хотели.

— Да, ни хрена, не руководство, — Мерзкий отрицательно помотал головой, — НАТОвцев они должны были забрать, нах... С нами генералы НАТОвские застряли в подвалах. Я их сам не видел, мужики из морпехов их охраняли, и нам в те закутки хода не было. Так вот, когда с вертушками «не срослось», америкосов и других иностранцев решили «задвухсотить», [4] а нам надо было потом в этих бункерах «порядок навести», то есть сделать так, чтобы никто следов НАТОвцев не нашел.

[4] Убить. От армейского кодового обозначения: 200 — убитый, 300 — раненый.

— Ты же сказал, что не общался с Полтавским и другими «отцами-командирами», — дедушка перебил Мерзкого, — а откуда про иностранцев знаешь?

— Это я уже потом узнал, когда мы пошли выжигать катакомбы, — бандит махнул рукой, — я там с морпехами пообщался, а они «в теме» были. Когда мы жгли, все трупы были раздеты догола, по ним не понять было — наши мужики или америкосы, нах… — Мерзкий снова примолк на минуту, — нам ребята показали три комнаты с трупами, сказали, что это были тяжелые раненые… не выжили. Их надо было выжечь так, чтобы даже костей не осталось, нах…

— Ты эти моменты можешь при себе оставить, — дедушка снова перебил бандита, — давай ближе к сути.

— Саныч, ты же сам сказал ему все обстоятельно «сливать», — Липский усмехнулся, — а теперь, говоришь, «без подробностей».

— Не утрируй Михалыч, ты же прекрасно меня понял, — abuelo, показал на нас, — зачем им-то все это слушать.

— Слышь чо, мужики, я могу продолжать? — Мерзкий посмотрел на дедушку, — вы потом между собой разберетесь, нах…