— Кто это? — металл в голосе abuelo мне было слышно даже на расстоянии от телефонной трубки, — с кем я разговариваю?

— Это Мерзкий Владимир, мы тезки, — бандит ухмыльнулся, — мне нужно пересидеть полицейский штурм. Вы не хотите мне помочь? А я возвращаю вам внука в целости и сохранности. Это не шантаж, не угрозы, я говорю серьезно. А еще, я могу вам пригодиться. Это касается «Золота окраины». У меня нет другого выхода, мне нельзя попадать в полицию, нах… даже в полицию Гренады. Менты скоро начнут прочесывать остров и спрятаться от них можно будет только в подземелье. Но вам я не помешаю, а помогу избавиться от Дениса с Оксеном и их прилипал. Соглашайтесь Владимир Александрович, у нас совсем мало времени, а предложение-то хорошее, нах… — он снова кривовато ухмыльнулся..

— Слышь чо, Мерзкий, — неожиданно прозвучало в трубке, — дай трубу Марку, стой рядом, и «не отсвечивай», — отрывисто, жестко и совершенно не в его стиле, приказал abuelo.

— Да, — взял я телефон.

— Оружие у него какое?

— Автоматическая винтовка, — я оглянулся на Мерзкого, который достал из под куртки пистолет и нож из ножен, положил перед собой, — пистолет и нож.

— Больше ничего нет, в рюкзаке только два магазина к винтовке, нах… — бандит открыл рюкзак и показал мне магазины.

— Все, больше ничего нет, — я продублировал дедушке ответ Мерзкого про магазины и от себя добавил, — у меня тоже ничего нет кроме мультитула.

— Значит так. Я полагаю он меня слышит, — abuelo специально начал говорить громче, — вы сейчас переходите болото и ждете меня на тропинке, пока не окликну. Все понятно?

— Да, — мы с бандитом синхронно закивали, как будто дедушка мог нас увидеть.

В кронах деревьев зашумел ветер, погода начала портиться катастрофически быстро. Мы с Мерзким выбрались из болота и остановившись на тропинке, стали ждать, как велел abuelo. Мерзкий несколько раз взглянул в мою сторону, но вопросов не задавал и только пыхтел, переводя дыхание после переправы. Не прошло и десяти минут, как сбоку от меня из темноты джунглей раздался голос Липского.

— Оружие на землю! Медленно… еще медленнее… руки в гору, — четко и по разделениям, подавал команды собровец, — Марк, ты руки можешь опустить и оружие его забери.

Только после слов Михалыча я понял, что невольно выполняю все его команды вместе с Мерзким. Опустил руки и забрал винтовку из-под ног бандита. Сколько не вглядывался в лес, не мог увидеть Михалыча, пока он сам не появился из-за дерева в двух шагах от меня.

— Руки вперед… покажи ладони… ко мне, — Мерзкий шагнул, протянув руки вперед и показывая ладони, — протяни сюда и стой так, — Липский ловко перехватил запястья Мерзкого пластмассовым хомутом, повернул его к себе спиной и быстро обыскал бандита сверху донизу незаметными похлопывающими движениями. Закончив обыск, повернул Мерзкого к себе лицом.

— Ты сейчас добросовестно выполняешь каждую мою команду, при малейшем отказе, получаешь штык под лопатку, — голос Липского звучал тихо и даже монотонно, но мне стало жутко от такой монотонности, я понял, что собровец говорит очень серьезно и не замедлит исполнить свою угрозу, — все понятно?

— Да, начальник, — тотчас же откликнулся Мерзкий, — ты не сомневайся, я себе не враг.

— Сейчас я тебе завяжу глаза и пойдешь с нами, — Липский достал из-за спины моток скотча, — Марк, держи. Замотаешь как следует глаза своему приятелю, — он протянул скотч в мою сторону.

— Он не мой приятель, — мне стало обидно от слов старшего товарища, как будто тот заподозрил меня в предательстве, — я случайно к ним попал, — продолжая говорить, взял рулон и начал упаковывать голову Мерзкого с таким остервенением, как будто это он меня предателем назвал.

— Слышь чо, парень, ты поаккуратнее, — забузил пленник, — у меня голова-то не чужая — больно, нах…

— Я не специально, — мне стало стыдно, что я отыгрываюсь на Мерзком за свою обиду, — просто скотч такой липкий, — неуклюже попытался найти оправдание своему чрезмерному усердию.

— Потерпишь, — вступился за меня Липский, — заканчивай Марк, пойдем.

— Я все уже, — ответил собровцу, еще раз обернув голову бандита скотчем, — можно идти.

Липский пошел первым, ведя пленника на поводу за собой как караван, состоящий из одного верблюда, мне он сказал идти последним и, если что, помочь Мерзкому. С трудом найдя в сумерках знакомое место, я хотел свернуть в джунгли, но Липский, обернулся ко мне и приложив палец к губам, показал, что нужно идти дальше. Так мы двигались еще минут пять, потом собровец свернул с тропы, но не вправо, как я ожидал, а в противоположную сторону к берегу океана и, продираясь сквозь заросли, повел за собой бандита. Мне ничего не оставалось делать, и я брел следом, недоумевая, зачем мы идем к берегу. Тем временем небо над джунглями совсем нахмурилось, начали срываться первые капли дождя и, спустя пару минут, нас накрыл тропический ливень, хлынувший плотной стеной, мешая идти вперед и полностью перекрывая обзор. Одежда мгновенно промокла и противно прилипла к телу. В таком кошмаре мы пробивались сквозь заросли еще минут десять, я полностью потерял ориентацию и не понял каким образом мы снова вышли на тропу. Мне казалось, что мы все время приближаемся к океану, а оказалось, что Липский, сделав приличный круг, вывел нас на обратный путь. Вернувшись к тому месту, откуда мы заходили к убежищу, остановились. Собровец, махнул мне рукой, указывая направление к бункеру. Вскоре мы уже подходили к маскировочной сетке, надежно укрывающей вход от посторонних глаз.

— Иди прямо за мной, — приподняв стволом автомата сетку, скомандовал Липский, — Марк, поддержи, пока он зайдет.

Я помог собровцу, приподнял край сетку и держал так, пока Мерзкий не прошел к входу в бункер. Когда собровец постучал в дверь прикладом, шкив запора медленно начал вращаться, потом металлическая дверь приоткрылась и нас осветили фонарем. В темном проеме стоял одессит, направив на нас свой «Калашников», за ним в глухом мраке коридора маячила еще одна фигура.

— Пошли, — скомандовал собровец, — проходи вперед, — он осветил фонарем Мерзкого, и повел за собой в коридор.

— Малыш, ты тоже заходи, что там мокнешь, — послышался голос дедушки, от звуков которого мгновенно отпустило напряжение, сковывающее меня с того момента, когда услышал за спиной приказ сдавать оружие и полетел кувырком в неизвестность. Противно защипало в глазах и хлюпнуло в носу. До меня наконец дошло, что я мог больше никогда не увидеть своих близких, если бы нам с Мерзким не повезло сбежать из-под обстрела. Психопат Андрюха, своей идиотской выходкой, подставил нас под шквальный огонь крупнокалиберного пулемета, от которого в фанерном домике не было спасения. И только вот этот, неприятной наружности и такого же поведения, трусоватый мужик принял единственно верное решение — бежать. Да еще и меня за собой вытащил как куль с картошкой. К огромному стыду, неожиданно для самого себя, я заревел как моя младшая сестра и, прижавшись к дедушке, еще долго не мог успокоиться.

Иванчук уже давно забрал у меня оружие и вещи Мерзкого, и ушел следом за Липским в глубину помещения, а дедушка все еще прижимал меня к своей груди, гладил по голове и говорил, что-то успокаивающе ласковое. Наконец я смог успокоиться и отстранившись от abuelo, вытер мокрое лицо рукавом.

— Возьми, утри лицо и пойдем, переоденешься, — дедушка протянул мне большой носовой платок, — а то ты как суслик мокрый весь. Под самый ливеняку попал, чуть-чуть не успели до дождя, — он легонько подтолкнул меня к следующей двери, — шагай-шагай беглец, Анютка уже все глаза проглядела. Там все расскажешь.

Едва abuelo договорил последнее слово, как в коридор, неукротимым и разгневанным вихрем, ворвалась Анютка. Она набросилась на меня с кулаками, изо всей силы барабаня ими по моей мокрой груди.

— Дурак, где ты был? — сквозь слезы выкрикнула она, — как ты мог уйти, ничего не сказав? Ненавижу тебя, придурок! — Анюта, выкрикивая свои неласковые эпитеты, не переставала лупить своими кулачками в мою грудь как в барабан. Потом резко отпрянула от меня, вытерла заплаканное лицо рукавом рубашки и уставилась своими темными глазищами, — почему ты молчишь? Ты не хочешь со мной разговаривать? Тебе нечего мне сказать?