Возможные совпадения воспоминаний главного героя с реальностью, лучше считать случайностью. Автор не претендует, как на историческую точность произведения, так и на личную непредвзятость в отношении некоторых персонажей, носящих на теле татуировки с нацистской свастикой и лозунгами.

Глава 1

Стряхнув с ладоней мелкие капли воды и вытерев насухо руки полотенцем, я присел за ноутбук. Свой вечер сегодня решил посвятить воспоминаниям. В этом году мне исполнилось двадцать семь лет. Родился и вырос в Испании на побережье Атлантического океана в небольшом городке Эль Пуэрто де Санта Мария. Я — bilingüe, [1] так часто бывает в семьях где два языка родные, ведь я русский по отцу и испанец по матери. Обоими языками владею в достаточной мере, читаю, пишу и разговариваю уверенно. Моя мама мало где побывала, кроме нашего городка, здесь она появилась на свет и выросла, встретила отца, родила нас с сестрой. Отец же попал в Испанию случайно. Он из тех, кого в России в двадцать втором назвали «испуганными патриотами», из тех, кто «штурмовал» Верхний Ларс. [2]

[1] Двуязычный (исп).

[2] Пограничный переход между Россией и Грузией, через него уходили за границу те, кто испугался войны и хотел избежать мобилизации.

Я не осуждаю отца и не оправдываю. Просто он тогда принял решение, благодаря которому я появился на свет не в России, а в солнечной Испании. Коснись меня, кто может сейчас сказать, как повел бы себя я — двадцатидвухлетний в той ситуации. Взрослея, стал понимать, что отца побег из своей страны угнетал по всей жизни. Если мы с мамой никогда не были в России и не можем сказать, хорошо ли нам там было бы или плохо, то отец вырос в этой далекой, огромной и холодной, но такой родной для него, стране. Там остались его друзья, одноклассники, многие из которых ушли на войну и не вернулись с нее. Некоторые, так же как и он, оказались за границей, но спустя какое-то время вернулись домой. Кто-то остался жить в чужих странах и потом жалел всю оставшуюся жизнь о принятом решении. А кто-то счастлив, что убежал и живет припеваючи в Турции или Португалии, Румынии или США. У каждого — своя судьба. В России остались родители отца, которых я первый раз увидел в том тяжелом для нас с мамой и сестрой году, когда мне исполнялось восемнадцать, а отец попал в страшную аварию и больше года не мог оправиться от ее последствий.

Я долго не решался сесть за клавиатуру своего ноутбука. Но старшие товарищи и другие участники, мало известной в широких кругах, авантюры, зная о моем умении вести блоги для своих клиентов, давно подталкивали меня написать воспоминания о Tierra de Esperanza. [3] И я их понимаю. Им хочется вспомнить об этом удивительном месте и событиях с ним связанным, чтобы снова окунуться в стихию путешествий и приключений.

[3] Земля Надежды (исп).

Сегодня, закончив с делами в отеле и приняв ванну, я настроился сесть за изложение событий тех давних лет, пока в памяти не стерлись все подробности наших приключений. Чтобы спустя десять лет, мысленно вернуться в тот, уже очень далекий март, когда в двери хостела Grand Elefant, [4] принадлежащего моему отцу, впервые вошел старый и неопрятный посетитель, раздражающе скрипящий протезом левой руки.

[4] Большой Слон (исп).

Бродяга в потрепанном полувоенном «прикиде», чуть подволакивая правую ногу, вышел из «убитого» такси. Похоже, что машину он выбирал только по одному критерию — бесплатная перевозка социальных пассажиров. При этом, сам клиент таксомотора не выглядел слишком изможденным, так, слегка потрепан жизнью. Это был невысокий, крепкий мужчина лет шестидесяти. Его левая рука висела безжизненно, правая же, с аккуратными ногтями и отсутствием мозолей, свидетельствовала, что старик не из тех, кто зарабатывает на жизнь физическим трудом. Под кожей, вокруг прищуренного левого глаза, виднелись темные точки вкраплений, как от артиллерийского пороха. Бритая голова была прикрыта, сдвинутой на затылок, бейсболкой болотного цвета. Из багажника таксист достал его большой баул на колесиках. Чемодан был под стать своему хозяину — потрепан и обшарпан, как будто его специально таскали по асфальту, привязав к автомобилю. Для меня в мои семнадцать лет, наш клиент выглядел глубоким стариком, сродни одному из бывших президентов США, спотыкавшемуся на каждой лестнице, если в ней было больше двух ступеней.

Как сейчас помню неприятное лицо бродяги, его прижатые уши, большой нос, мясистые губы и мрачный, пустой взгляд, каким он глянул на меня, прежде чем начать разговор. Осмотрев окрестности нашего хостела: большой порт, яхтенную марину, песчаные пляжи и безбрежную гладь океана, посетитель, не заморачиваясь демонстрацией культурных манер и не опускаясь до слов приветствия, просто рявкнул:

— В твоей ночлежке какая-нибудь жрачка есть?

— Я думал, что на вывеске это видно, — нейтрально ответил грубияну отец, — да, мы подаем завтрак, обед и ужин.

— Мне до лампочки твои разносолы, — старик не унимался, — виски маешь?

Отец, в силу своего слабого характера и невоенного прошлого, сталкиваясь с отморозками в форме, пасовал и не мог достойно ответить на грубость. Особенно, если хамил ветеран боевых действий, каким выглядел наш гость.

— Да, конечно, виски у нас имеется, — вежливо ответил мой отец, вместо того, чтобы послать грубияна по известному не только в России адресу, — вам сюда подать или за стол присядете?

— Неси сюды, на свежем воздухе хочу промочить горло, — приказал бывший боец за «европейские ценности», — в хорошем месте стоит твоя ночлежка, а жильцов-то богато?

— Времена нынче не те, — ответил отец, — мало кто останавливается в нашем районе.

— От и славно, — удовлетворенно хмыкнул себе под нос наш потенциальный клиент, — скажи, чтобы занесли мой чемодан, поживу у тебя немного. Да бери аккуратней, у него колесики отваливаются.

Отец не стал никого звать на помощь. По факту, только я мог откликнуться на его зов, персонала у нас уже давно не наблюдалось. На кухне трудилась мама, она же подавала постояльцам еду в кафе или в номер, иногда ей помогала моя младшая сестра. Поддерживать чистоту в номерах приходилось мне, а вопросами снабжения хостела и размещения постояльцев занимался сам отец. Поэтому он взял в охапку то, что старик называл чемоданом и понес внутрь помещения. Налил в рюмку немного виски и вынес клиенту. Спустя пару минут отец вернулся вместе с владельцем багажа.

— Мне много не надо, — проговорил будущий постоялец своим скрипучим голосом, — комнату с удобствами, завтрак и виски. Обед и ужин буду заказывать, если не перекушу в городе.

Старик посмотрел расценки за номера, крякнул недовольно, но достал бумажник. Его портмоне сильно напоминал чемодан, с которым ветеран к нам приехал. Такой же потертый и побитый жизнью. Старик достал оттуда пару сотенных банкнот и кинул на стойку.

— Авансом плачу, — рявкнул он, — смотри, чтобы и обслуживание было соответствующее. Ты в армии был?

— Нет, не пришлось, — отец как смог, выдавил из себя улыбку. Что-то ему подсказывало, что вместе с постояльцем к нам приехали не только его большой чемодан, но и нисколько не меньшие проблемы, — а это имеет какое-то значение?

— Эх ты! Слухай сюда, убогий, — старик наморщил лоб, — будешь меня звать майором и обращаться как положено по субординации рядовому составу. Ты меня понял? Если нет, то я могу объяснить.

— Не вижу проблем, – сдерживая вздох, ответил отец, — как вам будет угодно.

Старик испанского языка, практически не знал, говорил только по-русски, но иногда в его речи проскальзывали слова и выражения, о смысле которых можно было только догадываться, видимо это и были признаки местечкового диалекта.