— Здесь… странно.

— Дом очень старый. Даже по эльфийским меркам, — вынужден был признать Иван. Ему и самому было интересно.

Гладкий пол.

Будто наливной или каменный, но это дерево, как и стены. И огромное пространство… зала? Пожалуй. Стол тоже явно рассчитан не на пару человек, вытянулся вдоль стены или скорее даже раскинулся.

Лавки.

Шкур на них не хватает, для аутентичности.

И доспехов на стенах. Или гобеленов… да, именно.

Зал занимал весь первый этаж дома, при том, что сам он несколько раздался в боках, выбравшись далеко за пределы прежних очертаний.

Открытый очаг из каменного дерева, черного, будто заранее обуглившегося.

Лестница на второй этаж.

И здесь уже комнаты, отделенные одна от другой тончайшими листами даже не дерева — будто бумаги. Сундуки у стен их прямым продолжением.

— Красиво, — Маруся осматривалась с недоверием. — И такое вот… ощущение…

— Древности?

— Да. Странно, правда?

— Почему?

— Ты его на днях посадил, а он древний.

— Он стал таким, каким должен был быть. И был. Давно, когда у него имелся хозяин или даже, я бы сказал, хозяева. Это похоже на общинный дом… хотя тоже не совсем верно. Те много больше. Порой они занимают несколько деревьев и достраиваются или надстраиваются. Изменяются по мере необходимости. Да и устроены куда сложнее. Это же… не знаю, — вынужден был признать Иван. — С другой стороны, какая разница?

Главное, он вернулся, этот дом.

Он ведь долго держался, когда хозяева ушли… куда? И ждал возвращения? Или просто стоял себе, используя силу, какая была. Но без подпитки он старел.

И однажды просто уснул.

Наверное, это похоже на сон. Сердце его осталось в сплетении корней, которые как-то поддерживали искру жизни, а вот сил, чтобы сохранить дом в первозданном виде, не оставалось. Вот он и менялся.

Или люди его меняли.

— Может… не особо современно…

Ноутбук придётся заряжать где-то помимо дома. Или попросить Бера, чтоб линию протянул, всё же к тому, человеческому, от которого и пыли не осталось, электричество проводили. Так что можно как-то сообразить.

Удлинители те же. Взять пару и воткнуть друг в друга.

Наверное, такие проблемы решают как-то иначе, но Иван не знал, как.

— Но всяко лучше, чем на сеновале. Не подумай, — спохватился Иван. — На сеновале тоже неплохо было, но…

— В постели лучше? — губы Маруси дрогнули.

— Однозначно.

— Эй, есть кто живой? — донеслось с улицы, разрушив неловкую тишину. — Марусь, ты там?

— Тут, — откликнулась Маруся. — Сабуров.

— О! Вань! Привет! А ты ничего так, солидненько, — Серега заглянул в дверь, а потом и вовсе вошёл. В руках он держал корзину, в которую, пожалуй, Иван бы поместился. — Охренеть, как прикольно… и оно само так? Вот блин…

— Чего надо? — Маруся упёрла руки в бока.

— Да не то, чтобы надо… и вообще, я не к тебе, а к Ваньке!

— А он со мной!

Слышать это было приятно. Странно, но приятно.

— Ага, а ты с ним… в курсе уже… там это, с ребятами посидеть не хочешь? И ты, Марусь, раз уж всё равно без дела маешься…

— Я⁈

— Ты, ты… — Серега вытащил из корзины трехлитровую банку. — Нечего от народа отрываться.

— Мама Вася… вернулась.

— Во! Тем более…

— И папенька наш тут воскрес.

— Видишь, поводов на любой вкус! — банка исчезла в корзине. — Так что пошли… мы так слегка перетёрли с этими вашими… новыми… доярами… и девчонки просили костёр устроить, чтоб на всех.

— Вы мне всю деревню спалите!

— Марусь, — Серега поглядел с укоризной. — Ну вот хватит… выключай начальницу, пошли, посидим по-человечески… познакомитесь. Славные ребята! Я одному нос разбил…

— Зачем? — спросила Маруся как-то обречённо и возражать не стала, когда Серега её под локоток подхватил и к двери потянул.

Иван молча руку высвободил и повторил вопрос:

— Зачем?

— Так… надо ж было как-то познакомиться… не, он нормальный парень такой. Он и предложил знакомство отметить. Шашлычка там пожарить. Слушай, Вань, а ты на баяне играешь?

— На баяне — нет. Но могу на арфе…

На Ивана посмотрели уже и Сабуров, и Маруся.

— Что? Бабушка очень переживала за мое культурное развитие…

— Ты это… — Серега осторожно по плечу похлопал. — Не обижайся… но арфа, как бы оно… не совсем то… да и нету у нас арфы.

И это не могло не радовать, потому что учителя, конечно, старались, почему-то решив, что раз у Ивана уши больше обычных человеческих, то и со слухом дела обстоят лучше, чем у людей.

С обычным оно-то да, верно.

Но с музыкальным всё оказалось сложно.

— А баян есть! — добавил Серега, отпустив Марусю, чтобы зайти за спину и в спину подтолкнуть. — Давайте, шевелите ногами… там ребята уже ждут… и Бер пришёл, с Таськой, но вроде они уходить намылились, так что двигайтесь бодрее, что вы как мухи сонные… слушай, а тут ещё родственница его приехала! Стёпку привезла. Правда, он сбёг.

— Почему?

— Да там… как-то вышло… он ехать собрался, встречать. А зелье откатило, его в медведя и перекинуло…

— Он ведь не остался дома? — Маруся спросила это как-то… обречённо, что ли?

— Ну… он хотел. А Стас сказал, что девчонку встретить надо, потому как мало ли, чего эти удумают… ну и Степку заклинило… полетел прямо… безголовый.

Это Серега произнёс таким тоном, что стало очевидно, что себя-то он безголовым не считает.

— Она его и сбила… а потом в машину загрузила… классная девчонка, кстати…

Иван не сомневался.

Хотя Дивнову он помнил робкой и стеснительной.

А она медведя вот… в машину…

— А Степан как?

— Как, как… как остановилась, так и сбёг. Стесняется очень, что от так вот… но ничего, мы тут с братьями подумали и решили помочь… в личной-то жизни.

Иван вздрогнул и мысленно порадовался, что у него вот лично братьев нет.

И помогать с личной жизнью некому.

И вообще…

За коровниками ровными рядами вытянулись палатки, причём какие-то одинаковые, точно с одного склада отгруженные. Впрочем, на палатки Маруся старалась не глазеть слишком уж пристально. Главное, что сразу перед ними обнаружился и костёр.

Несколько.

У главного сидел Петрович и, держа в руках алюминиевую кружку, о чём-то говорил с бородатым коротышкой.

— А, Марусенька… — тётка Анна выглянула из темноты, чтобы вручить корзину. — На вот, на стол поставь…

— Теть Ань, что тут…

— Посиделки, Маруся… просто посиделки… ничего такого, — тётка протянула руку, убирая с глаз Маруси прядку волос. — И умница, что пришла…

— Но… там… мама очнулась…

— Вот и хорошо. Я загляну, помогу.

— А…

— А ты тут посиди. Нехорошо, когда собрались все, а хозяйки нет. Неправильно это. Маме твоей тоже надо отдохнуть, отлежаться… переговорим опять же, о том, о сём… и ты вот дух переведи. Улыбнись.

— Улыбнуться? Там… там мой папаша объявился! И объявил себя главою рода… и наворотить он может многое… и Свириденко… и…

— И много чего иного, — согласилась тетка Анна. — Ты пирожки по корзинкам разложи.

— Вот так…

— А как ты хочешь? Дорогая, твоя мрачная физиономия ничего не изменит. И на папашу твоего не подействует, и на Свириденко. А вот им настроение попортишь. И себе. Жизнь… сложная штука. И проблемы всегда были и будут, разной степени тяжести, но чтобы с ними разобраться, нужны силы. А откуда их взять?

— Из пирожков? — не удержалась Маруся.

— И из них в том числе. Мои вот со щавелем и с ревенем. Помнишь, ты в детстве любила?

— Да я и сейчас… — Маруся ощутила такой знакомый сладкий запах и зажмурилась.

Где-то рядом раздался смех.

Зазвенела гитара, впрочем, сразу почти оборвавшись. Пахло дымом и людьми. И наверное, тетка Анна в чём-то права…

— Марусь? — Таська забрала корзину. — Знакомься, это Анна. Дивнова.

Девушка протянула ладошку.

Невысокая и такая… ладная?

Округлая?

Маруся тотчас ощутила укол ревности, потому что в ней-то не было ни ладности, ни округлости.