Предвкушение?
Надежду?
А если…
— Возьми. Просто так… и держать тебя не стану. И бить по голове тоже… нельзя бить животных. Разве что некоторых двуногих, но те сами заслужили. А нормальных — нельзя, — Александр выпустил чуть больше силы, и огонек разгорелся ярче. — Это просто угощение. В честь знакомства…
Конь вытянул шею.
Длинная грива его опустилась почти до самой земли, и с нее стекали капельки воды. Конские губы коснулись ладони, подбирая магическое пламя. И конь тотчас отскочил, словно опасаясь, что уж теперь-то человек его заарканит.
Александр не двинулся с места.
Только руки поднял.
— Видишь, — сказал он. — Я тут… а ты с водяничками дружишь?
— Они ему косы плетут, — Аленка выбралась из реки и отряхнула ладони. — Чешут гриву и косы тоже…
— Как его звать?
— Пока никак. Хозяин найдется, он и назовет…
— Значит, пока хозяина нет?
— Как видишь, — Аленка села на берегу. А конь подошел к ней и ткнулся носом в плечо, заржал то ли обиженно, то ли жалобно. — Чего? Сам решай. Ты уже большой.
Конь отступил.
Потом сел на зад, причем как-то по-собачьи.
— Еще хочешь? — спросил Александр.
— Хочет. Он голодный. Он давно уже прибился. Мама его подкармливала. Я тоже… но земли мало. Силы. Водяничкам еле-еле хватает… забирай. На самом деле он хороший.
Конь вытянул шею, но длины её не хватило. Тогда он подвинулся, при этом не вставая, перебирая передними ногами и подтягивая задницу. И еще раз. И подхватил огонь.
— Хороший, — согласился Александр и коснулся морды. Надо же, выглядит мокрой, а на ощупь мягкая, бархатистая. — И красивый… кельпи?
— Водяной конь… раньше много где обретались, но потом отошли. Редкие они…
— Редкие, — Александр осмелел настолько, чтобы провести по шее. Теплая. И сердце бьется. И сила в этом хрупком теле спрятана немалая. А вот грива окутывает пальцы прохладным облаком воды. — А что им надо?
Так-то в парке при дворце пруд имеется.
— Сила надобна. Хозяин силой их кормит, а они служат верой и правдой…
— А про по ушам это ты…
— Ну… мог бы и попробовать… ты когда-нибудь пробовал реку объездить? Он же ж суть от сути воды…
Да, получилось бы хреново.
— Тогда зачем говорила?
Аленка смутилась.
— Извини… но просто… сказать каждый может. А не каждый готов своей головой думать. Да и как еще понять, что ты за человек-то?
— Не знаю, — поразмыслив, согласился Александр. И снова силы выпустил, потому как конь поднялся и подобрался совсем близко. Даже голову на плечо положил, потерся щекой. — А что… находились?
— Ну… мама говорила, что находились. Что таких на самом деле много, которые силой все… а я-то так тебе первому его показываю. Ты его спроси, станет ли он тебе служить.
Александр поглядел коню в глаза.
— Станешь? — уточнил он. — Обещаю, что не обижу. Буду беречь… Только забрать, наверное, тебя придется. Я тут не смогу остаться насовсем. Если тебе важно тут, то… то найду тебе кого хорошего, в хозяева? Мага сильного, чтоб не обижал.
Конь фыркнул и, обойдя Александра, встал напротив. Ногой топнул, да так, что земля загудела…
Карета?
Какая карета… он её развалит. Такого только в танк и запрягать, подавляя противника психологически.
— А дальше что? — уточнил Александр. — Я должен клятву принести? Или что?
— Должен.
— Какую? Может, форма какая стандартная есть…
— Ага. На трех листах с комментариями юриста. И нотариуса позовем, чтоб заверил на месте. Договор между Сашкой-императором и водяным конем.
Конь поглядел на Аленку с удивлением. Повернулся к Александру.
— Нотариуса звать не будем, — заверил его Александр. — На кой нам нотариус, в самом-то деле?
— Имя ему дай. И крови каплю. Если доверяешь, то просто протяни руку. Он куснет.
Конь оскалился, показывая, что вот прям готов куснуть, от всей, так сказать, души.
— Ты… — Александр руку все же протянул, поскольку отступать было не с руки. — Ты главное, пальцы не отхвати, а то как-то не уверен, что здесь пришьют…
Аленка засмеялась. Конь фыркнул и руку обнюхал, а потом скривился и, тряхнувши гривой, обдал её брызгами.
— Извини… как-то не подумал, что немытые руки кусать неприятно. Слушай, а кельпи людей топят не потому, что топят, а… чтоб грязными не есть? — мысль была неожиданной, но довольно-таки логичной на первый взгляд. — В общем… если ты согласен, то назову тебя…
Пушок?
Нет, это Александр собаку хотел назвать. Дружок? Мусик? Конь Мусик как-то… точно пальцы за такое имя отгрызет.
Надо как-то… солидно. Но в голову ничего не идет.
Гром?
Воин?
Ну… морда, конечно, воинственная… и главное, приплясывает так, нетерпеливо, а мысли разлетаются.
— Слушай, а тебе самому какое имя нравится? — потому что воображение упрямо подталкивало Мусика. И конь озадачился.
Не только конь.
— Может… Бурун? — предложила Аленка. — Ласково можно Бурунчик…
— Почти Бурундучок… конь-бурундук…
Конь возмущенно заржал, оценив перспективу. И снова гривой тряхнул, так, что та окружила Александра зыбким туманом.
— Туман! Нареку тебя Туман! — обрадовался он, потому что уже почти привык к Мусику. И конские зубы пробили кожу. Боль была короткой, но острой. Впрочем, пальцы остались целы, а это уже многое.
Конь руку даже выплюнул.
И отступил.
— Силы дай, закрепить, — подсказала Аленка. — А потом он тебя покатает, если хочешь…
Скептическое выражение на морде коня намекало, что хотеть не стоит, но Александр мужественно выкатил белый шар силы, который конь вобрал в один вдох, и ответил:
— Конечно. Но ты чур со мной поедешь. Кататься, так вдвоем…
Башка у Глыбы болела давно, и даже пара банок пивка, выпитого поутру исключительно в медицинских целях, этой боли не уняло. А потому Глыба был раздражен больше обычного.
Хотелось…
В общем, хотелось раздражение на ком-то выместить.
— Скажите, а эти конфеты хорошие? А почему срок годности затертый? — тощий парнишка вертел в руках коробку конфет.
С виду — дорогую.
Парнишка был незнаком, но вид его затрапезный внушал некоторые надежды.
— А ту посмотреть можно?
— Вы покупать будете? — устало произнесла Оксанка, которая тоже вчера отдыхала, а потому ныне чувствовала себя премного утомленной. — Или так, для интересу?
— Буду. Если они свежие, — парень перевернул коробку. — И вон ту тоже…
— Ксан, пивка дай, — Глыба потеснил тощего. Развелось тут… ходят, людям жить мешают вопросами. Впрочем, возмущаться парень не стал. Коробку вернул на место и из магазина вышел.
— Видишь, — Оксанка достала пиво из холодильничка. Хорошее. Баночки запотели, и к голове их прикладывать приятно. А пить и того приятнее. — Нет, ну то ему не так, это ему не этак… что за люди. А мне теперь это добро назад запихивать. Свежие… откуда я ему тут свежие возьму, а?
— Не знаю, — честно ответил Глыба, который конфет не любил. Но ныне, глянув на золотую коробку, вдруг ощутил в себе незнакомое ранее желание сделать кому-то хорошо. — Себе забери… считай, от меня подарочек… запишешь там.
Оксанка заулыбалась…
А Глыба поспешно покинул магазин, потому что головная боль никуда не делась, а с ней и раздражение. Незнакомый парень бродил по рынку, порой останавливаясь то у одного, то у другого прилавка.
Глыба встал в тенек, стараясь не упускать чужака из виду.
Тот купил-таки пару коробок конфет.
Шоколадок.
Большую пачку чипсов… все-то он складывал в рюкзак, причем тот явно в размерах не менялся. Стало быть, заряженный… интересная штука.
— Глыба, — за рукав дернули, и Глыба повернулся, обнаруживши за спиной Умник. — Ты где ту машину-то взял?
— Где надо, там и взял.
Умник был мелким и постоянно всего боялся. Было, конечно, с чего, потому как не всегда Кешка-Умник своим был. И тогда-то ему Глыба наглядно показал, что мозги мозгами, а бить тоже уметь надобно. И науку Умник запомнил, вона, голову в плечи втягивает и глаз у него нервически дергается. И это при том, что шеф, Умника полезным признавши, трогать его не велел. Пока. Впрочем, когда-нибудь Умник снова облажается, и тогда Глыба поучит его уважению.
