— Вот так, — приговаривала богиня, — Самое главное — равномерно распределить холод, чтобы не повредить товар.

Позади нее возвышался Гарын, всей своей монструозной грудой плоти и щупалец. Его дюжина глаз разных размеров внимательно следила за действиями Айштиль, а массивные ноги-тумбы переминались в нетерпении.

— А потом куда? — прогудел он.

— В пятую холодильную камеру, — не оборачиваясь, ответила Айштиль, — Только осторожно! Это печень Костяного Вепря, она очень ценная и хрупкая. Ее нужно держать при температуре ровно минус восемь градусов, иначе потеряет свойства.

Гарын кивнул, отчего его бугристая голова заколыхалась как студень. Он бережно подхватил щупальцами замороженный орган и, стараясь не шуметь, потопал к холодильникам.

Айштиль взялась за следующий образец — сердце Ядокрылой Виверны. Ей нужно было быть предельно аккуратной. Малейшая ошибка, и яд из органа может попасть наружу, а это чревато большими неприятностями.

Богиня так увлеклась процессом, что не сразу заметила, как в подсобку вернулся Гарын. Он переминался у нее за спиной, явно не решаясь отвлечь.

— Ну, чего тебе? — не оборачиваясь, спросила Айштиль. Она всегда безошибочно чувствовала чужое присутствие. Впрочем, от Гарына так разило перегаром, что тут даже неодаренный справился бы.

— Это… А куда девать мозг Кремневого Голиафа? — пробасил Гарын, — Забыл спросить.

Айштиль вздохнула. Иногда ей казалось, что проще самой все сделать, чем постоянно объяснять этому тугодуму.

— Отнеси в лабораторию и положи в специальный раствор, — терпеливо произнесла она, — Нейроны в лобной доли мозга должны оставаться живыми и активными, иначе грош ему цена.

— А, понял! — обрадовался Гарын и, развернувшись, потопал прочь. Пол жалобно заскрипел под его весом.

— И не урони! — крикнула ему вслед Айштиль, — Этот мозг стоит больше, чем ты сам.

Но Гарын уже скрылся за дверью, увлеченно бубня себе под нос инструкции. Богиня покачала головой и вернулась к сердцу Виверны. Она уже почти закончила, когда ее пальцы вдруг задрожали, а перед глазами поплыли темные круги.

«Что за…» — успела подумать Айштиль, прежде чем колени подогнулись, и она начала оседать на пол. Сознание стремительно уплывало, словно утекая сквозь невидимую прореху.

В этот момент в подсобку ввалился Гарын, неся в щупальцах огромную колбу с мозгом Голиафа. Увидев, что богиня падает, он в панике рванулся к ней, забыв обо всем на свете.

Колба выскользнула из его конечностей и с оглушительным звоном разбилась об пол, разбрызгивая мерзко пахнущую жидкость. Но Гарыну было плевать. Он в последний момент успел подхватить Айштиль одним щупальцем, не дав ей удариться головой.

— Госпожа? Госпожа⁈ — в панике забормотал он, осторожно опуская ее на пол. Его дюжина глаз заморгала в разнобой, выдавая смятение, — Что с вами? Вы меня слышите?

Но Айштиль не отвечала. Ее лицо, и без того обычно бледное, стало белее мела, а дыхание — едва различимым. Она словно впала в странный транс или глубокий обморок.

Гарын заметался вокруг, не зная, что делать. В его ограниченном умишке не укладывалось, что могущественная богиня может вот так взять и потерять сознание. Для его понимания она всегда была непоколебимой и всесильной.

Внезапно по подсобке пронесся леденящий душу вой, от которого у Гарына чуть не лопнули барабанные перепонки. Он заозирался по сторонам, пытаясь понять, откуда исходит звук, и похолодел от ужаса.

Температура в помещении стремительно падала. Дыхание вырывалось изо рта клубами пара, а металлические поверхности начали покрываться изморозью. У Гарына клык на клык не попадал от пробирающего до костей холода.

А в следующий миг произошло и вовсе невероятное. Дверь, ведущую в коридор, затянуло толстой ледяной коркой, словно ее облили жидким азотом. Более того — лед продолжал расползаться по стенам и полу, грозя превратить подсобку в ледяной склеп.

Гарын заорал от страха и, не помня себя, кинулся к двери. Он молотил по ней всеми конечностями, пытаясь пробить или оторвать с петель, но тщетно. Лед будто приобрел свойства стали, намертво запечатывая единственный выход.

А затем случилось то, от чего кровь Гарына чуть не превратилась в лед. Замороженные органы монстров, которые Айштиль так заботливо упаковывала, внезапно зашевелились.

Печень Костяного Вепря выпростала тонкие корни, впиваясь ими в соседние куски плоти. Сердце Ядокрылой Виверны содрогнулось и начало пульсировать, разбрызгивая вокруг едкий яд. Даже рассыпавшийся по полу мозг Кремневого Голиафа зашевелился, собираясь по кусочкам.

На глазах обомлевшего Гарына разрозненные органы срастались воедино, образуя чудовищных ледяных монстров. Вот печень и сердце сплелись в мерзкий комок, обрастая щупальцами из кишок и желудков. Вот мозг раскинул сеть нервов, подчиняя себе глазные яблоки и конечности.

Через минуту перед Гарыном предстали три жутких создания, которым позавидовали бы самые безумные фантазии. Их полупрозрачные ледяные тела пульсировали разноцветными органами, а пасти щерились острыми осколками костей.

Гарын заскулил от первобытного ужаса, чувствуя, как отказывают ноги. Он попятился, заслоняя собой бесчувственную Айштиль, и выставил перед собой трясущиеся щупальца.

— Слышь, ты чё? Ты че? Н-не подходи! — пискнул он, сам поражаясь своему жалкому голосу, — Я… Щас как дам больно!

Монстры переглянулись между собой (насколько это возможно для груды органов) и разразились скрежещущим смехом. Они явно не воспринимали Гарына как угрозу.

А в следующий миг они бросились в атаку.

Тот, что с печенью и сердцем, выстрелил в Гарына плетью из кишок, целясь прямо в морду. Гарын взвыл, когда едкие внутренности обвили его, прожигая плоть. Превозмогая боль, он вцепился в них всеми щупальцами и, напрягшись, разорвал мерзкие путы.

Но не успел он перевести дух, как второй монстр, тот, что с мозгом, всадил ему в бок острый зазубренный клык. Гарын заорал, чувствуя, как в рану проникают склизкие нервные окончания, парализуя мускулы.

Третий монстр, самый мелкий, юркнул Гарыну под ноги и вонзил в лодыжку костяной шип. Мутант взревел и пнул тварь прочь, но тут же пошатнулся, чувствуя, как нога немеет.

«Все, хана», — пронеслось в голове у Гарына, — «Сейчас меня сожрут, а потом и до госпожи доберутся».

От этой мысли его прошиб холодный пот. Нет уж! Он, может, и тупой, но не трус! Он будет защищать богиню до последней капли крови!

— Слыш, позвонить есть??? — взревел он, накручивая себя по старой привычке, — А если найду???

Гарын зарычал и, стряхнув с себя паралич, ринулся на монстров. Тело его будто само вспомнило те времена, когда он был обычным гопником и дрался с такими же отморозками на улицах.

Он ловко увернулся от новой плети кишок и, подскочив к монстру вплотную, вцепился зубами в печень. Мерзкий орган лопнул, обдав Гарына потоком желчи, но мутанту было плевать. Он рвал, кусал и месил тварь всем, чем мог — щупальцами, клыками, ногами, даже своим мощным лбом.

Краем глаза Гарын заметил, как второй монстр, тот, что с мозгом, попытался проскочить мимо него к Айштиль. Мутант взревел и, извернувшись, поймал гада за ногу. Резкий рывок — и вот уже монстр летит в стену, впечатываясь в нее с противным чавканьем.

Но расслабляться было рано. Третий, самый мелкий и верткий, прыгнул Гарыну на спину и вонзил костяные шипы ему в загривок. Мутант-гопник взвыл от боли, чувствуя, как яд растекается по венам. В глазах начало темнеть, руки-щупальца обвисли плетьми.

«Нет, только не сейчас», — из последних сил подумал Гарын, шатаясь как пьяный, — «Госпожа… Я должен… защитить…»

И в этот миг перед его мысленным взором встала Айштиль. Прекрасная и величественная, она смотрела на него с тенью привычного раздражения, будто говоря: «Ну что встал, увалень? Работы непочатый край, а ты прохлаждаешься!»

Это видение будто вдохнуло в Гарына новые силы. С яростным ревом он схватил монстра на спине и, перекинув через голову, с размаху приложил об пол. Тот брызнул ошметками, забрызгав все вокруг ядовитой слизью.