— Что? — переспросил Грот.

— Социальный пакет, — объяснил Саша. — Это, например, когда работодатель оплачивает работнику дни болезни, или болезни ребёнка. Но нам до этого, как до звёзд.

12 июня в Петербург вернулся дядя Костя. Тут же заехал к старшему брату, они проговорили где-то час, но Саша при этом не присутствовал и содержания разговора не знал.

А на следующий день пришли вести из Италии. Австрийцы потерпели очередное поражение недалеко от Мантуи, у деревни Сольферино.

В сражении участвовало до четверти миллиона солдат, число погибших насчитывало десятки тысяч. Отступая после битвы австрийские войска покинули Ломбардию.

В тот же день Константин Николаевич навещал бабиньку в Александрии. И только в воскресенье 14 июня состоялся обед с его участием.

Всё утро шёл дождь, но к шести вечера погода разгулялась, и стол накрыли в начале Камероновой галереи, рядом с висячим садом. Пахло розами и благоухала земляника на столе.

Вечернее солнце зажигало капли воды на траве в саду, деревьях и кованой ограде и отбрасывало на пол длинные тени колонн.

С дядей Костей приехала тётя Санни и Никола. Константин Николаевич собирался рассказывать о своём путешествии. Так что для Саши, Володи и даже девятилетнего Алёши сие было сочтено полезным, и все присутствовали.

Путешествие началось с немецкого города Киль, откуда по железной дороге доехали до Гамбурга. Потом до Ганновера, где встретил король Георг Пятый.

Для Саши было некоторой неожиданностью, что Ганновер — королевство.

— Вечером давали оперу «Тангейзер», какого-то Вагнера, — рассказывал дядя Костя. — По-моему, кроме двух-трех штук, ужасная дичь и шум, так что не могу назвать музыкой.

— Рихарда Вагнера? — не поверил Саша.

— Да, кажется, — небрежно подтвердил дядя Костя.

И посмотрел на Сашу с некоторым удивлением.

— Где ты уже успел его послушать? Его только в Неметчине ставят.

Саша улыбнулся и пожал плечами.

— Наверное, во сне. Но мне нравится.

— Да, «Лоэнгрин» несколько лучше, — примирительно заметил дядя Костя.

И продолжил рассказ о Германии: Гамбург, Лейпциг и Альтенбург. Потом Веймер, Дармштадт…

И всюду по чугунке.

— То есть все немецкие города уже соединены сетью железных дорог? — спросил Саша.

— Большая часть, — кивнул Константин Николаевич.

— А у нас только Петербург с Москвой?

— Саша, Россия несколько больше, — заметил царь.

— То есть Николаевская дорога длиннее всей немецкой сети? — спросил Саша.

— Нет, — признал дядя Костя. — Но даже эту дорогу не хотели строить, пока папа́, твой дедушка, не решил, что дороге быть.

— Теперь есть Главное общество железных дорог, — сказал царь, — построим.

— А что ты думаешь о чугунке? — спросил Сашу Константин Николаевич. — Может, во сне что-то видел?

— Видел, — серьёзно проговорил Саша. — Пока нет самолётов, это лучшее, что можно придумать. Ещё века полтора будет более, чем актуально.

— Чего нет? — переспросил Александр Николаевич. — Самолётов?

— Летательных аппаратов тяжелее воздуха, — отчеканил Саша. — Помните бумажные самолётики, которые я подарил Никсе? Можно построить огромные летающие машины на том же принципе.

— Ты знаешь принцип? — спросил дядя Костя.

— Да, — кивнул Саша. — Закон Бернулли. Восемнадцатый век, по-моему. Чем больше скорость течения, тем ниже давление. Поэтому если скорость движения воздуха над крылом больше, чем под крылом, возникнет подъёмная сила, которая будет поднимать самолёт.

— Как это возможно? — спросил Константин Николаевич.

— Очень просто, — сказал Саша. — За одинаковое время воздух над крылом должен проходить большее расстояние, чем под крылом. Для этого крыло надо сделать выпуклым сверху.

— По-моему, это к Якоби, — заметил царь.

— Борис Семёнович — электротехник, — сказал Саша. — Здесь нужен специалист по аэродинамике и хороший математик, который рассчитает профиль крыла.

— Тогда к Остроградскому, — предположил папа́.

— Буду рад, если Михаил Васильевич за это возьмётся, — сказал Саша. — Я ему напишу?

— Пиши.

— Хорошо, тем более, что мне бы не хотелось загружать Бориса Семёновича ещё и этим.

— Вы ещё что-то затеяли? — спросил царь.

— Да, дело в том, что гальванические батареи дороги. Есть более дешёвый способ получения электричества: с помощью электрогенераторов. Якоби — изобретатель одного из них. Но генераторы несовершенны. Я подал Борису Семёновичу несколько идей, он обещал проверить. Если это сработает, думаю, надо строить электростанцию, которая будет снабжать электричеством телефоны и, возможно, городское освещение.

— Электрическое освещение? — переспросил царь.

— Да. Якоби мне рассказал про трубки Гейслера, которые светятся при пропускании тока. Думаю, они нуждаются в усовершенствовании, но у меня есть ещё несколько идей.

— Хорошо, работайте, — разрешил папа́.

А Саша поймал на себе взгляд девятилетнего Николы. Он смотрел на него примерно, как Женя Лейхтенбергская.

— Вернёмся к твоему путешествию, — обратился царь к Константину Николаевичу. — Продолжай!

— В Штутгарте меня встретила Олли, — продолжил дядя Костя. — Мы с ней смотрели наши детские альбомы.

— Помнишь тётю Олли? — спросил папа́.

Саша на минуту завис, но в памяти всплыла нарисованное Никсой родословное древо.

— Ольгу Николаевну? — спросил Саша. — Очень смутно.

Ольга Николаевна — дочь Николая Первого была супругой наследного принца Вюртенбергского Карла.

— Она несколько месяцев жила в России в год смерти твоего дедушки, — заметил царь. — Четыре года назад.

— Может быть, и узнаю, если увижу, — сказал Саша.

Дальнейшее путешествие дяди Кости по Европе напоминало тур по родственникам с семейными обедами и пышными приёмами царственных особ.

Родственники и домочадцы были примерно везде.

В Карлсруе тетка жены Константина Николаевича маркграфиня Елисавета. В Цюрихе старушка Вольф — бывшая гувернантка тёти Санни. В Женеве — Анна Фёдоровна — бывшая супруга дедова брата Константина Павловича, которая сбежала от него через три года брака и счастливо развелась с ним ещё в 20-м году.

Там же, в Женеве, обед с пятнадцатилетним двоюродным братом тёти Санни принцем Альбертом.

— Он учится в Лозанне, — сказал дядя Костя, — и мечтает служить у нас моряком.

Саша думал о том, что, чувствуя себя в Европе, как дома, в окружении родственников, трудно считать Россию, принадлежащей к другой культуре, например, азиатской или ордынской. Или полагать, что нам ближе всего Китай.

— В конце ноября мы отправились по чугунке в Савойю, — продолжил Константин Николаевич. — Чудные места. Маленький кусок чрез Францию. Встреча сардинцев. Чудные виды.

— Погоди! — остановил Саша. — Дядя Костя, Савойя — это разве не Франция или я что-то путаю? Почему «маленький кусок»?

— Пока Сардинское королевство, — объяснил Константин Николаевич. — Но по Пломбьерскому соглашению прошлого года, говорят, обещана Франции Сардинским министром Кавуром. В обмен на поддержку в войне с Австрией.

— Почему «говорят»? — спросил Саша.

— Соглашение было секретное, — улыбнулся дядя Костя. — Но недолго. Потом пошли слухи о том, что Кавур будет отдан под суд, как государственный изменник, продавший в Пломбьере Наполеону Третьему Савойю и Ниццу.

— Ницца — тоже не Франция? — спросил Саша.

— Пока Сардинское королевство, — сказал дядя Костя. — Я, кстати с ним встречался, с Кавуром…

Папа́ строго посмотрел на младшего брата, и дядя Костя осёкся.

— Отдадут французам, да, Саша? — спросил царь.

— Видимо, да, — кивнул Саша, — я думал, что это уже Франция.

— Австрийцы терпят поражение за поражением, — заметил Константин Николаевич.

И выразительно посмотрел на папа́.

— Увидим, — сказал царь.

— Потом на колёсах на верхушку Мон-Сени, — продолжил Константин Николаевич, — там чудные виды при спуске. Благополучно приехали в Сузу, где отдохнули, переоделись и позавтракали.