— Я хочу, чтобы ты не спускала с меня глаз. Не хочу, чтобы ты закрывала их даже на секунду, даже когда пролью свою сперму на твое лицо. — Я перестаю гладить ее по щеке и вместо этого глажу свой член. — Поговори со мной, кролик.
— Я хочу, чтобы ты кончил, Лекс, — шепчет она.
Я рычу.
— Ты моя, Селена. Ты знаешь это, верно? — Мой живот сжимается. Она выглядит такой послушной у моих ног. Ее руки хватают меня за бедра, пока она не сводит глаз с моего лица.
— Я твоя, — шепчет она, и я провожу большим пальцем по ее нижней губе.
Хватаю ее за затылок, сжимаю волосы в кулаке и вытягиваю ее шею еще немного, чтобы мог видеть, как она дуется у моего члена. Прикасаюсь кончиком к ее рту, задевая шов губ. Я перестаю гладить головку, только дрочу ствол, чтобы все это видеть. Все, что мне нужно, чтобы дать ей. Ее теплые губы касаются кончика моего члена, и этого достаточно, чтобы я кончил, независимо от того, глажу себя или нет.
— Я собираюсь кончить, — рычу я.
Жемчужины белого выстреливают из меня, и, как и требовал, она даже не моргает, когда моя сперма попадает ей на щеку. Сперма растекается по ее рту, когда втираю член в ее мягкую, теплую кожу. Она выглядит такой чертовски красивой, покрытой моей спермой.
Я помогаю ей подняться на ноги и вытираю немного своей спермы с ее рта, прежде чем протолкнуть ее мимо ее губ на язык.
— Попробуй меня, кролик.
Ее губы сжимаются вокруг моих пальцев. Ей не нравится вкус, но все равно поднимает свой рот к кончикам моих пальцев. Я рычу. Меня не волнует, что ее губы и язык все ещё покрыты мной. Наклоняюсь и целую ее. Она хнычет у моего рта.
— Черт возьми, кролик, — шепчу я, прикусывая ее нижнюю губу, наслаждаясь соленым вкусом, смешанным со сладостью ее рта.
Снова беру насадку для душа, включаю ее на более мягкую струю и говорю ей откинуть голову назад. Смываю свою сперму с ее идеального лица, а она вытирает щеки под струей. Окно над душем отбрасывает ореол света на стену над ее головой. Она выглядит как ангел, и это первый раз, что я когда-либо получал от ангела.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Я чувствую, что мы живем в какой-то альтернативной вселенной, где совершенно нормально, что Лекс только что вернулся с утилизации тела. С грязью на руках он подходит ко мне, обхватывает мое лицо руками и притягивает к себе для крепкого поцелуя. Запах земли и разложения цепляется за его плоть. Его рука перемещается за мою голову, и он притягивает меня к себе, поглаживая мои волосы. Я чувствую себя ребенком рядом с ним. Чувствую себя в безопасности рядом с его сильным и властным телом. Но независимо от этого, я все еще снова стремлюсь к стабильности.
Тело Лекса напрягается. Тяжелые шаги тащатся по старому деревянному крыльцу.
— Ричард? — зовет голос по другую сторону двери.
На наших лицах мелькают очень разные выражения. На моем страх с широко раскрытыми глазами. У него сужение глаз от гнева. Мы замираем, и мое сердце бешено колотится в груди. Несмотря на туман страха, опускающийся на мой разум, я думаю о чем-то, что может сработать. Может просто спасти нас. Что ж, спаси того, кто там есть, и не дай еще одной смерти лечь на мою совесть.
— У меня есть идея. Спрячься где-нибудь, — говорю я Лексу.
— Мне это не нравится, — говорит он, качая головой, и поворачивается к двери, сжимая в руке пистолет. Я испытываю искушение позволить ему позаботиться о нежданном госте, но моя вина за смерть фермера все еще остается в моей груди.
— Иди, — говорю я ему с твердым повышением голоса.
Его глаза сужаются, прежде чем он исчезает через кухню. Я провожу пальцами по своим нечесаным волосам и иду к двери, где коренастый молодой парень ждет с другой стороны.
— Кто ты? А где Ричард?
— Я его племянница. Он уехал на некоторое время. Попросил меня остаться и присмотреть за фермой.
Мужчина поднимает бровь.
— Ты Лана? Ты не похожа ни на одну фермерскую девушку из Небраски.
— Ну, я, — ответила, огрызаясь. Я не хотела, но обвинение на его лице раздражает меня, даже если у него есть все основания для подозрений.
Он достает свой телефон.
— Я позвоню Ричарду. Что-то здесь не так пахнет. — В этом он не ошибается, но уверена, что он не чувствует запаха смерти, потому что все это у меня в голове.
Я делаю едва заметный вдох, стараясь оставаться настолько спокойной, насколько могу. Понимаю, что происходит, когда мужчины чувствуют мой страх. Они охотятся на это. Даже Лекс.
— Если ты это сделаешь, упрямая старая тварь вернется домой. Ты знаешь, как трудно было заставить его уехать?
Мужчина опускает телефон.
— Да, думаю, ему нужно было уехать. Он сходил с ума здесь в полном одиночестве. — Он наклоняется и заглядывает внутрь, его тон меняется так же сильно, как и тело. — Вы тоже здесь в одиночестве? Большой старый дом только для одной девушки? — Он проводит толстой рукой по клочковатой черной бороде.
Мой сжимающийся желудок делает предупредительный выстрел по моему телу. Это знакомое чувство.
— Ну, я, пожалуй, пойду, — говорю я ему, пытаясь закрыть дверь.
Он протягивает руку, чтобы дверь не закрылась, и я чуть не захлопываю ее на его толстых пальцах.
— О, не будь такой. Мы просто разговариваем, — говорит он.
Движением, слишком быстрым, чтобы я смогла успеть среагировать, он вытаскивает меня за руку и закрывает мне рот своей большой ладонью. Он даже закрывает мой нос, и вскоре мои легкие просят воздуха. В отличие от каждого раза, когда Лекс делал что-то подобное, возникает мгновенная паника, которая истощает накопленный кислород и заставляет мое тело с самого начала дрожать от желания. Я чувствую, что задыхаюсь.
Умираю.
— Ты не его племянница, — говорит мужчина с рычанием. — Его родственники не похожи на тебя. — Он прижимает меня грудью к дому, и его рука поднимается по моему бедру поверх леггинсов. — Черт возьми, если бы ты была моей племянницей, я бы испытал искушение посадить тебя к себе на колени.
Мой желудок сжимается, пока не чувствую, что меня сейчас вырвет. Его рука закрыла мне нос и рот, я не смогла бы, даже если бы захотела. В ловушке хищной хватки этого извращенца.
Я должна была послушать Лекса.
Слезы текут по моим щекам. Рука на моем лице опускается и позволяет мне сделать несколько панических вдохов через нос. Другая рука опускается на мои штаны спереди. Льется все больше слез.
— Черт, — стонет он. — Это такая киска, какой у нас здесь нет. — Его горячее дыхание с привкусом табака обдает мою шею.
Я не вижу и не слышу Лекса, идущего вдоль дома, пока он не оказывается на периферии моего зрения. Он приседает, держит пистолет и целится. Он может промахнуться, если будет целиться в голову мужчины, когда она так близко от моей.
Он, кажется, понимает это и опускает ствол. Лекс стреляет один раз, и звук хлюпающей плоти раздается позади меня, когда оглушительный грохот заставляет мои уши звенеть. Мужчина отшатывается назад, схватившись за бок. Он выглядит потрясенным, когда молча зажимает рану, кровь растекается по его пальцам.
Лекс прицеливается еще раз и пускает пулю в лицо мужчине, сбивая его с ног кровавым брызгом мозгового вещества вдоль крыльца. Я закрываю уши руками и приваливаюсь спиной к дому. Лекс бежит ко мне, но я не слышу, что он говорит, из-за звона в ушах. Он поднимает меня на ноги и тащит внутрь.
— Селена! — Он чмокает меня в щеку, обхватывая ее в последний раз. Он притягивает меня к своей груди, но это чувство безопасности исчезло.
Полностью пропало.
Мои уши начинают очищаться, остаточный звон становится тише, пока он почти не исчезает. Я не понимаю, что происходит, но Лекс садится на диван и сажает меня к себе на колени. Поворачиваю голову, чтобы прижаться к его шее, и он позволяет мне на мгновение, прежде чем заставить посмотреть на него. Его глаза блестят от проявления беспокойства, которого раньше у него не видела. Не тогда, когда Родни пытался сделать то, что сделал, или когда Брайс двинулся еще дальше.