ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Дверь гаража жужжит и начинает подниматься. Я начинаю пятиться, но дверь в дом открывается. Невозможно избежать ее взгляда, и с каждой секундой она выглядит все более преданной. Я не решался оставить ее, пока не понял, что она заслуживает большего, чем меня, намного большего, чем я когда-либо могу ей дать. Я знал, что должен был сделать. Должен был оставить ее, но был недостаточно быстр. Меня не волнуют деньги или кровавая баня, которую я оставил позади, но не хочу видеть ее лицо. Не могу смириться с ее чувством предательства.

Она слишком долго была предана, и я делаю это с ней снова.

Селена заслуживает того, что Брайс мог ей предложить, но не самого его. Теперь, когда он умер, она может вернуться к нормальной жизни, чувству, которое я никогда не смогу ей дать.

Ненавижу, что вошел в нее и ушел. Она заслуживает гораздо большего, но я знал, что моя решимость ослабнет, если попытаюсь попрощаться. Теперь слишком поздно, и вид предательства даже хуже, чем я боялся. Это заставляет меня чувствовать то, чего не ожидал.

Она бросается вниз по ступенькам. Ее руки и лицо вымыты, но на футболке осталась кровь. В одной руке у нее сменная одежда, а в другой — сумка. Ее глаза сужаются, когда она дергает ручку двери и обнаруживает, что она заперта. Я должен был уехать. Вдавить педаль в пол и оставить ее. Она прикладывает руку к окну, и разбитое отчаяние в ее глазах заставляет меня опустить его.

— Ты собирался уехать без меня? — спрашивает она.

— Ты не можешь уехать, Селена. Я не могу позволить тебе, — говорю ей так твердо, как только могу. Не хочу, но должен. Я не могу взять ее с собой. — Скажи полиции, что он напал на тебя. Самооборона. У тебя синяки. С тобой ничего не случится. — Я пообещал ей безопасность, и она будет в большей безопасности вдали от меня.

— Правда, Лекс? — Она повышает голос. Дверь гаража открыта в идиллический район, и она привлечет внимание, если продолжит в том же духе.

— Понизь свой гребаный голос, кролик, — огрызаюсь я.

Ее губы дрожат.

— Пошел ты! После всего, что мы сделали! Все, что у нас было, это…

— Ради всего святого. — Я разблокировал двери. Она не может продолжать так кричать. — Садись в чертову машину.

Она смотрит на меня мгновение, прежде чем опуститься на пассажирское сиденье внедорожника. Она приседает на полу, когда мы уезжаем от ее старой жизни в мою новую. Новая жизнь, частью которой не хочу делать ее, но сейчас у меня нет выбора.

— Встань с гребаного пола, — говорю я, поднимая ее за руку. Она вздрагивает. — Он причинил тебе боль? — Только когда она садится и позволяет солнцу коснуться ее кожи, вижу синяки, образующиеся на ее руке и щеке. Я борюсь с желанием протянуть руку и прикоснуться к ним.

Я пообещал ей, что не позволю ничему плохому случиться с ней, а в итоге ее избил и чуть снова не трахнул этот кусок дерьма. Это ломает что-то внутри меня. Слышу сокрушительный звук в своей груди.

— Кролик, — шепчу я, — Я бы прибежал раньше, но твоя соседка заносила продукты, и мне пришлось ждать, пока она закроет дверь гаража.

— Все в порядке.

Я качаю головой.

— Это не так.

— Я больше расстроена тем, что ты пытался бросить меня, — говорит она, снимая футболку, обнажая невероятные сиськи, на которые не могу не смотреть, пока пытаюсь вести машину.

Она надевает чистую футболку и протягивает мне что-то из одежды Брайса. Я качаю головой, но она продолжает держать ее повернутой ко мне. Хватаю одежду и заставляю ее держать руль, пока переодеваюсь. Она слишком мала для меня, и мои мышцы растягивают футболку, но пока сойдет.

— Ты не поймешь, Селена, и я не собираюсь обсуждать это с тобой. Мне нужно, чтобы ты выслушала меня.

— Я хочу пойти с тобой, — шепчет она.

Я повышаю голос.

— Ты думаешь, я не хотел взять тебя с собой? Это небезопасно. Это не то, что мы можем сделать вместе. Ты не должна была ничего делать, кроме как изображать скорбящую гребаную вдову. — Я тяжело сглатываю. — И быть чертовски счастливой.

— Я хочу быть с тобой, — говорит она с вызовом в голосе.

Я сворачиваю на обочину и ставлю машину на стоянку. Поворачиваю ее лицо к своему.

— Я никогда ни к кому не испытывал таких чувств, как к тебе, и именно поэтому ты не можешь быть со мной. Тебе нужно быть свободной и счастливой. Мне потребовались все силы, чтобы отпустить тебя. Быть со мной означает быть в тюрьме, ты понимаешь это? Я угнал твою машину. Узнал твой адрес из твоего удостоверения личности. Отвез тебя обратно в твой дом, чтобы ограбить, и в итоге убил твоего мужа. Мои отпечатки пальцев повсюду в машине и в твоем доме. Они на кухонном ноже. — Я вздыхаю. — Если ты не хочешь стать жертвой домашнего насилия, стань жертвой неудачного ограбления. Мне все равно, что, просто будь проклятой жертвой, кролик, пожалуйста.

Как бы это меня не ломало, ей нужно уйти. Быть со мной означает, что она добровольно участвует во всем этом. Она будет так же виновата, как и я. Такая девушка, как она, не выжила бы в тюрьме, и мы оба это понимаем.

Если она откажется быть жертвой, мне придется ее убить. У меня не будет гребаного выбора.

Жду ее ответа, зная, что если меня загонят в угол, дам ей гуманную смерть, прежде чем позволю им поймать ее.

Ее глаза сужаются.

— Я тоже ударила его ножом.

— Я знаю, что ты, блядь, сделала, — говорю я, проводя рукой по волосам.

— Нам нужно ехать, если мы хотим добраться до границы до того, как его найдут. — Она откидывается назад с упрямым раздражением и скрещивает руки на груди. — Я больше не хочу быть жертвой, Лекс. — Она говорит так решительно, что я не говорю больше ни слова. Я могу это понять. По крайней мере, у нее есть кто-то, кто присматривает за ней.

Даже если этот кто-то — я.

— Выбрось свою футболку в окно, — говорю я ей, и она так и делает. Она кажется такой далекой, когда откидывается назад и смотрит в окно. Может быть, она понимает всю серьезность того, что мы сделали. Вместе. От чего я пытался ее спасти.

Мы едем на юг, и я почти ожидаю, что она скажет мне развернуться и отвезти ее домой. Но это больше не вариант. Я достаточно долго оставался в штате, который мне больше всего нужно было покинуть. Покинул, а затем вернулся.

Ради нее.

Я выбрасываю свою окровавленную футболку, как только мы достигаем северной границы Пенсильвании, распространяя наши улики по всему штату. Между нами повисает гнетущая тишина. Не знаю, что ей сказать, и она, черт возьми, точно не знает, что сказать мне. Оглядываюсь, и она смотрит на меня.

— Что у тебя на уме, кролик? — Спрашиваю я. Смотрю в зеркало заднего вида, достаю из кармана кроличью лапку и вешаю ее. Удачно это или нет, но это стало символом наших испорченных маленьких отношений.

Ее глаза сужаются.

— То, что там произошло.

— Подробнее. — Меня раздражает ее уклончивость, когда знаю, что она хочет поговорить об этом.

— Ты странно себя вел. — Она сглатывает. — Как будто ты хотел, чтобы он занялся со мной сексом.

Я качаю головой. Я не хотел, чтобы это произошло, действительно этого не хотел, но когда увидел, как это происходит, больная часть меня хотела, чтобы он продолжал. Сначала смотрел на них, потому что думал, что хочу этого. Представлял это достаточно раз, чтобы, по крайней мере, узнать, что почувствую, когда увижу это на самом деле, но когда понял, насколько это сломало ее, решил сломать его вместо этого.

— Я думал, что хочу посмотреть. Это то, о чем я фантазировал, — говорю я.

Она прикусывает внутреннюю сторону щек и опускает взгляд.

— Оказывается, я этого не хотел. Не мог.

Ее взгляд устремляется на меня.

— Тогда почему ты говорил ему такие вещи?

Я знал, что обвинение ее мужа в том, что он жалкий любовник, заденет его гордость и сокрушит его, прежде чем смогу даже прикоснуться к нему. Когда он узнал, что знаю, как прикасаться к его жене, как доставить ей удовольствие и заставить ее кончить, я знал, что это сломает его. Показав ему пятно от спермы на моих джинсах, он понял, что она была добровольной участницей. Это было вещественное доказательство нашего романа. Однако я зашел с этим слишком далеко. Растворился в тени того, кем был до того, как встретил Селену. Спрятался от света, который она бросила на меня, когда пыталась вытащить меня из темноты. Но потом она ударила его ножом, утащив себя в темноту вместе со мной. В тот момент, когда она проткнула его ножом, я понял, что это из-за меня. Я заставил ее быть женщиной, которая стояла на коленях, нанося удар мужчине, который причинил ей боль. Превратил ее в себя, но не хочу, чтобы она была мной.