Лекс проводит рукой по своим густым волосам, издает хриплый смешок и смотрит в телевизор.

— Мне не нравится, когда ты пялишься на меня, — говорит он, не отрывая взгляда от телевизора.

— Мне не нравится носить твою сперму, — бормочу я себе под нос.

Он натягивает улыбку и жестом подзывает меня к себе. Я продолжаю сидеть в ужасном кресле мотеля.

— Сейчас же, — командует он. У него есть тон, который он использует, чтобы показать мне, что у меня нет другого выбора, кроме как послушаться, и эти слова звучат требовательно. Я встаю и подхожу к нему, а он трет рукой у меня между ног и прикусывает губу. — О, кролик, ты останешься в этих трусиках на ночь. — Он задевает мою киску. — Как ощущается моя сперма? — он рычит, сжимая мои волосы в кулак и притягивая меня к своему рту. Его губы остаются на расстоянии от моих, чтобы добиться немного большего, чем просто вывести меня из себя. Мои темные волосы в его руках все еще мокрые, и капли холодной воды падают на мои плечи и заставляют дрожать.

— Это заставляет меня чувствовать себя отвратительно.

— Привыкай к этому, потому что я не могу дождаться, когда увижу тебя покрытой моей спермой, милая крольчиха.

— Мы больше ничего не сделаем, — говорю я, упираясь руками ему в грудь.

Лекс рычит — чувственный звук, который делает меня слабой.

— Мне нравится, когда ты думаешь, что я не окажусь внутри тебя. Возможно, мне придется разорвать тебя на части, чтобы попасть туда, но я все равно это сделаю. Сегодня я оставлю в покое твою уязвимую маленькую киску. Но скоро ничто не удержит меня от того, чтобы трахнуть тебя.

Он отпускает мои волосы и убирает руку между ног. Лекс похлопывает по свободной стороне кровати. Водоворот возбуждения, который я испытываю, смущает меня сильнее, чем когда-либо в жизни.

Он приподнимает одеяло и смотрит на меня, но я качаю головой. На этот раз есть еще одна кровать. Мне не нужно с ним спать. Я встаю и поднимаю одеяло на другой кровати, прежде чем лечь на нее. Как только я переворачиваюсь на другую сторону, то слышу шорох, а затем порыв холодного воздуха, когда мое одеяло поднимается… Его тепло окутывает меня, когда он ложится в постель позади меня.

— Если ты не хочешь идти ко мне, то я приду к тебе. Я тебе не доверяю. Ты можешь попытаться снова сбежать, маленький кролик.

Я не убегу, хотя все в моем теле говорит мне, что я должна, особенно влажность между ног.

Бежать не только от него, но и от себя тоже.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Я просыпаюсь в постели, совсем один. Сажусь и ищу Селену, уверенный в том, что она ушла. Видимо, она все-таки поняла, как быть тихим маленьким кроликом. Я расслабляюсь, когда слышу звук воды в душе. Хорошая девочка. Она может мыться сколько угодно, но это не последний раз, когда я покрою ее своей спермой. Возможно, она сняла трусики, но мне нравится, что она спала, по крайней мере, какое-то время — с моим освобождением на ее коже. Мне нравится, что ее так разрывает между желанием и ненавистью.

Но ей нужно учиться. Я не позволю ей носить трусики, если она не будет одета так, как этого хочется мне.

После того, как она вышла из душа, мы загружаем наши вещи в машину и снова отправляемся в путь. Несколько часов спустя она сидит рядом со мной, глядя в окно с пассажирской стороны на закат. Селена не разговаривала со мной с тех пор, как мы тронулись в путь.

— Ты действительно все еще злишься из-за своих трусиков?

Она не смотрит на меня.

— Дело не в том, что ты сделал, а почему.

О, она говорит.

— Тогда скажи мне, почему это тебя беспокоит.

Ее глаза закатываются, и это напоминает мне, насколько она молода. Какая наивная и невинная.

— Потому что ты хочешь владеть мной. А я не чья-то собственность.

— Ты понятия не имеешь, что будет, когда я захочу владеть тобой, милый кролик.

Ее глаза вспыхивают в моих, в них излучается страх.

— Мы не пойдем дальше. Ты принимаешь желаемое за действительное, но это не приведет тебя ко мне, Лекс. Шансов ноль, так что оставь это. — Ей так сильно хочется верить словам, слетающим с ее губ. Хочет, чтобы я тоже им поверил.

— Мне не надо принимать желаемое за действительное. — Я похлопываю по лапке кролика. — И мне не нужна удача. Я похороню свой член внутри тебя, прежде чем закончится эта поездка. Обещаю.

Ее щеки вспыхивают красным от моих слов. Несмотря на то, что я сдерживаю ту свою сторону, которая могла бы увлечь ее против воли, я выпущу эту сторону на волю, прежде чем мы доберемся до места назначения. Даже если бы мне не пришлось убивать ее, я бы удостоверился, что отпустил ее обратно к мужу с моей спермой, вытекающей из нее.

Сворачиваем на другую проселочную дорогу, а затем еще на одну. Это все, что мы делали, и из-за этого поездка кажется вечностью без какого-либо результата, который бы стоил наших негнущихся колен и онемевших задниц. Въезжаем на знакомую мне парковку. Я мог бы воспользоваться возможностью размять ноги, и мне нужно удостоверение личности, что-то, что я мог бы использовать, чтобы пересечь границу без подозрений. Я слишком большой, чтобы прятаться в чертовом багажнике.

Проведя в тюрьме десять лет до побега, у меня не осталось привычных связей, но я знаю человека, который умеет их создавать. Он был довольно неприятным персонажем, даже по моим стандартам, но у Родни есть средства, чтобы обеспечить то, что мне нужно. Я тащу нас к его порогу, надеясь, что он все еще живет в захудалом жилом комплексе. Если он не в тюрьме, то должен быть здесь.

Я стучу в тяжелую металлическую дверь, и она открывается после того, как несколько замков отпираются с другой стороны. Родни смотрит на меня так, будто увидел привидение, его лицо бледнеет на глазах.

— Лексингтон Роу, мои глаза меня обманывают? Я думал, ты на пожизненном, чувак!

— Не называй меня так, и забудь о моем сроке, — огрызаюсь я. Слышу вздох рядом со мной, когда Селена узнает секреты, которые мне еще предстоит раскрыть. Она должна была знать, на каком-то подсознательном уровне, что я бегу от закона. Но, вероятно, не ожидала, что мои преступления привели меня к пожизненному заключению.

Я не могу разбираться с ее чувствами прямо сейчас. Это не то место, где можно чувствовать себя и выглядеть слабым. Родни воспользуется этим. Попытаюсь объяснить ей это позже, когда мы не будем находиться в компании другого преступника. Тогда я смогу ответить на некоторые вопросы, которые, уверен, у нее возникнут. Такого разговора я бы никогда не завел перед гребаным Родни.

Я протискиваюсь мимо него, и он смотрит на Селену, как будто она стейк, выложенный перед ним. Может быть, даже лучше, чем стейк. Она такая аппетитная, что он не может отвести от нее глаз. По общему признанию, она выглядит чертовски аппетитно, с ее юной невинностью и чопорной внешностью, даже когда она не одета должным образом.

Я уверен в очень немногих вещах, но никто не получит от нее кусочка. Она моя еда, и я перережу горло мужчине, если он хотя бы понюхает ее сладкий аромат, прежде чем я сам смогу откусить от нее огромный кусок, чтобы наполнить себя. Я хватаю ее за руку и притягиваю к себе в защитном жесте. Обычно я себя так не веду, но я чувствую, что должен это сделать. Такая невинность нуждается в защите.

— А ей он тоже нужен? — Спрашивает Родни, его глаза все еще ползают по телу Селены. Он смотрит на моего маленького кролика, как койот смотрит на свою добычу. Выражение его лица ясно передает его мысли, и, насколько я понимаю, он может сразу отвалить.

— Только мне, — говорю я ему. — Чем ты вообще занимался? — Спрашиваю я, пытаясь отвести его голодный взгляд от Селены, чьи щеки покраснели под его пристальным взглядом. Мне больно смотреть на это. Как будто он никогда раньше не видел женщину во плоти.

— Воплощение мечты, — говорит он, отводя от нее взгляд, чтобы, наконец, посмотреть на меня. — Отсидел три года в округе по обвинению в мошенничестве, но я снова в деле. Мой племянник остался здесь и поддерживал порядок, пока я был взаперти.