— Потрись об мой член, сладкий кролик. Заставь себя кончить.
Она прикусывает нижнюю губу, прежде чем поцеловать меня.
Она. Целует. Меня.
Покачивает бедрами у меня на коленях, и я чувствую ее тепло не только через ее брюки, но и через свои собственные. Стону, когда она двигается по моей затвердевшей длине. Это незрело, как два подростка, не готовых к сексу, но это так чертовски приятно. Не уверен, что это, но она трется взад и вперед, и это ударяет по головке моего члена каждый гребаный раз. Обнимаю ее за талию, притягивая ближе и пытаясь удержать ее от скольжения по головке, чтобы я не кончил. Я слишком стар, чтобы кончать в джинсы.
Ей так хорошо в моих объятиях, как будто она именно там, где должна быть. Мир становится туманным, пока все, что могу видеть, это ее и движения ее бедер и груди, когда она преследует свой оргазм.
Ее стоны. Эти чертовы стоны, когда она приближается, сводят меня с ума. Ее тело напрягается, и движения ее бедер становятся неровными.
— Кончай, кролик.
Она хватает меня за волосы и прижимается ко мне, тяжело дыша в ухо. Наклоняется ко мне и двигает бедрами неглубоким движением, когда толкает себя через край. Помимо едва заметного подергивания ее киски, когда она переживает свой оргазм, она остается неподвижной. Ее стоны и теплая пульсация на моих коленях почти заставляют меня тоже кончить.
Я целую ее и протягиваю руку между нами, чтобы почувствовать мокрое пятно, которое пропитало ее леггинсы и проникло в перед моих джинсов.
— Ты устроила такой беспорядок, — говорю я ей в рот. — Такая хорошая девочка. Такая чертовски мокрая.
Опускаю руку к ее штанам спереди, чувствуя, как сильно она кончила. Она смотрит на меня сверху вниз с самым милым и пресыщенным выражением, которое я когда-либо видел.
Она выглядит… счастливой.
Вытаскиваю руку из ее штанов и облизываю пальцы. У нее невероятный вкус. Всегда вкуснее, когда кончает. Я провожу влажными пальцами по изгибу ее шеи и завожу обе руки за нее. Прижимаю ее лоб к своему и держу ее там. Никогда не думал, что меня так привлечет такая женщина, как она. Избалована, но не испорчена насквозь. В ней все еще так много хорошего, разбитость, которая не дает ей стать тем, кого я ненавижу. Она стала тем, чего я хочу каждой клеточкой своего существа.
Будет так тяжело оставить ее, когда убью ее мужа, но жизнь в бегах не для такой, как она. Как бы не хотел оставлять ее, по крайней мере, я смогу уехать из штатов, зная, что она дома в безопасности. Она найдёт кого-то, кто заставит ее чувствовать себя также, как я, не будучи собой, собакой, которой она не может доверять, потому что он не может доверять себе.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Я не понимаю, насколько голодна, пока не доедаю все. Это первый плотный ужин, который я съела с той ночи, когда Лекс сел в мою машину. Моим последним большим ужином была пицца с остатками еды на грузовике в сверхурочную смену из ада.
— Наверное, мне следовало покормить тебя раньше, — говорит он сквозь смех.
Мои щеки пылают, когда понимаю, что, вероятно, выглядела как голодное животное. Ну, в значительной степени так и есть.
— Худший похититель на свете, — говорю я, шумно потягивая свой почти пустой напиток.
Лекс ухмыляется мне.
— Я не похититель. Ты просто невольный пассажир. Мы близко, не так ли? — спрашивает он, и я киваю. — Тогда ты поведешь. Высади меня в нескольких кварталах отсюда и скажи адрес.
Качаю головой. Мне не нравится этот план. Мне страшно входить в дом одной после всего этого. После всего, что мы сделали, и того, что сделаем в будущем.
— Что я вообще должна сказать ему о том, где была?
— Просто скажи ему правду. Что у тебя угнали машину.
— Я не хочу идти одна, — шепчу я.
— Ты должна. Я когда-нибудь позволял, чтобы с тобой случалось что-то плохое? — спрашивает он.
Я качаю головой, потому что он почти продал меня, и я бы сказала, что это было что-то чертовски плохое.
— Ты предложил меня в качестве оплаты за поддельное удостоверение личности.
— Я не позволил этому случиться, кролик, — говорит он. Выходит из машины, и мы меняемся местами.
Я поджимаю губы, когда сажусь на водительское сиденье. Мне не нравится эта идея. Ненавижу ее, на самом деле. Но он прав. Я не могу заехать на парковку с Лексом на пассажирском сиденье. Ему нужен элемент неожиданности, как только я войду в дом.
Мы молча подъезжаем ближе к моему дому. Мой желудок скручивается в узлы, сильнее, чем когда был первый секс с Лексом. Останавливаюсь перед тем, как мы въезжаем в фешенебельный район, который привыкла называть домом. Я больше не думаю так. Это похоже на незнакомую улицу. Чужую.
Я уже не та Селена, которая в последний раз проезжала по этой дороге.
Заглушаю двигатель, но мы не двигаемся.
— Дай мне ключ от твоего дома, — говорит он. Тянется ко мне с протянутой рукой, но я колеблюсь, прежде чем наклониться и снять ключ с брелка.
Передаю его ему и опускаю взгляд.
Он выходит из машины и наклоняется через открытую дверь, чтобы еще раз взглянуть на меня. Его рука роется в кармане, прежде чем достать перочинный нож. Он бросает его на пассажирское сиденье.
— Я буду рядом с тобой, как только смогу. Если что-нибудь случится, используй это, хорошо? — Его рука сжимает дверную ручку. Как будто не хочет оставлять меня, или как будто у него есть что-то еще, что хочет сказать.
Но он этого не делает.
Я смотрю, как он уходит, поворачиваю ключ в замке зажигания и направляюсь в свой ад. Дьявол ждет меня, и я хочу блевать от страха, сжимающего мой желудок.
Почувствует ли он на мне запах Лекса? Внутри меня? Узнает ли он, что я стала добровольным участником этого? У меня было так много возможностей сбежать, но я этого не сделала. Побег означал возвращение к кошмару, который разделяем мы с мужем.
Въезжаю на подъездную дорожку и смотрю на дом, который больше не кажется мне моим. Я чувствую себя в большей безопасности в машине. В безопасности с Лексом. Засовывая перочинный нож за пояс, выхожу из машины. В тот момент, когда ступаю на первую ступеньку, дверь распахивается. Туман окутывает меня, когда я смотрю на Брайса. Он выглядит таким холодным, и его застывшая маска не показывает никаких эмоций, даже беспокойства или волнения при виде меня. Это пустое ничто страшнее, чем его ярость.
Его лицо, наконец, искажается знакомым гневом — выражение, к которому я привыкла. На этот раз вижу это в новом свете, как будто теперь в центре его лба находится яблочко, и это почти заставляет меня смеяться. Мне нравится мысль, что это может быть его последний вздох, вызванный гневом.
Брайс хватает меня за руку и втаскивает внутрь. Острые кончики его пальцев впиваются в мою плоть, оставляя еще один синяк на моей коже.
— Где, черт возьми, ты была, Селена?
Я напрягаюсь в его хватке.
— У меня угнали машину, — говорю я сквозь стиснутые зубы.
— Чушь собачья. Прекрати, блять, врать мне.
Мои глаза наполнились слезами.
— Я не лгу тебе. Клянусь.
Не лгу, но и правды тоже не говорю. Да, у меня угнали машину, но потом вся эта поездка стала чем-то совершенно другим, чем-то, что заставило меня взглянуть на жизнь по-другому, и я пригласила Лекса в свой дом, чтобы избавиться от своих проблем.
— Прошло уже несколько дней. С кем ты сбежала? Ты решила поиздеваться надо мной?
— Я не убегала! — Делаю глубокий вдох, пытаясь отогнать чувство вины, которое пытается заглушить мой голос. — Я ничего не сделала.
— Чертова шлюха, — говорит он, скривив губы.
— Брайс, пожалуйста… — Я умоляю. Такой знакомый звук, но он никогда не заставлял его останавливаться. Мольба только злит его. Он ненавидит слабость.
Он молча размышляет, что хуже, чем когда кричит. Его кулак отводится назад, и, прежде чем успеваю среагировать, бьет меня по лицу. Сила отбрасывает меня к стене, и фотографии в рамках падают и разбиваются у моих ног. Поторопись, Лекс, думаю я, когда стекло разлетается по полу. Но не издаю ни звука, потому что знаю, что ему это нравится. Даже не могу протянуть руку и почувствовать жгучий жар на своей щеке.