— Про Шерлока Холмса?

— Нет, про профессора Челленджера. Обещала Сережке книгу найти и дать почитать. А меня попросила попросить перевести эту книжку переводчицу Волжину из «Интернациональной литературы», потому что, сказала, прежние переводы отвратительны.

— Взяла бы и сама перевела, — улыбнулся Тихонов, — все равно дома сидит, а языки она, небось, получше всяких переводчиков знает.

— Ей некогда, — нарочито «сурово» ответил Иосиф Виссарионович, — она коляски изобретает и вешалки. К тому же может она почерка своего стесняется, а у этой Волжиной он скорее всего профессионально-каллиграфический.

— Про Волжину не скажу, а Старуха пишет очень разборчиво. И очень, очень быстро — хотя временами кажется, что училась писать она… да, в Харбинской гимназии: когда она именно очень быстро пишет, то у нее и «яти» проскакивают, и «еры» в конце слов… иногда. Редко очень, но все же заметно…

— Мы не будем обсуждать ее школьную… жизнь. А вот по поводу книг для детей… Кто будет заказывать перевод этого Конан Дойля Волжиной? И не пора ли нам того же Жюль Верна снова детям дать? В хороших переводах, Лаврентий, ты, как будешь мимо проходить, спроси ее, какие переводы француза она считает лучшими. Думаю, что сделать такой подарок советским детям к началу нового учебного года…

— Не успеем за неделю.

— Но к Новому-то году успеем? А насчет того, что она написала, ты же читал то, что она Серго давала? Думаешь, стоит и ее книгу напечатать?

— Она пока еще до середины не дописала. Но если допишет, то почему бы и нет? Не знаю, как другим детям, а мне было интересно…

— Ну, для Старухи ты точно деть. Ладно, Валентин, по заводам — двум новым моторным заводам — готовь постановление, на заседании совнаркома еще раз обсудим и, надеюсь, утвердим. А по коляскам тогда… НТК без Совнаркома справится?

Разговор на совещании закончился книгами по понятной всем причине: книг в СССР печаталось много, благо с бумагой для издательств все уже стало довольно неплохо — но вот с «финансовой» точки зрения картина выглядела неприглядно. Потому что люди в своей массе большую часть книг попросту игнорировали, и до трети тиражей (а по некоторым изданиям и гораздо больше половины) попросту прямо из магазинов отправлялись в макулатуру. И особенно плохо дело обстояло с книгами для детей. Никому в руководстве страны «напрасно выкинутых денег» было не жалко, то есть было жалко, но все же не очень — но лично Иосифа Виссарионовича сильно беспокоило отсутствие интереса к чтению у людей. Главным образом, у молодых — тех, кто должен будет продолжать дело строительства социализма. А какое тут строительство, если молодежь читать не хочет и не стремится… ну хоть куда-то не стремится.

И он, запросив статистику по КОГИЗ, был вынужден согласиться с когда-то произнесенными Верой словами, что «Максим Горький — это дешевый популист, паразитирующий на советской литературе». Насчет популиста все же некоторые сомнения у Сталина оставались, а вот то, что из двухмиллионного тиража его книг, выпущенных в прошлом году, торговля реализовала от силы триста тысяч, а почти миллион экземпляров из изданных в предыдущие пару лет уже отправила на переработку, подтверждало ее мнение насчет «паразита». Но вот что дать людям вместо этого?

После нескольких дней раздумий он поднял трубку телефона:

— Старуха, не отрываю от важных занятий? У меня вопрос буквально на пять минут. Мне сказали, что ты там книги пишешь…

— Не книги, а книгу. Точнее, книжку.

— Неважно. То есть ты у нас человек грамотный и про книги что-то знаешь…

— Знаю, что их в типографиях печатают.

— Как была ехидиной, так и осталась. У тебя случайно нет мыслей о том, как сделать, чтобы народ книги покупал? То есть не так: как сделать, чтобы издательства печатали книги, которые народ читать будет, которые людям интересны, за которые народ готов будет деньги платить?

— С деньгами проблемы?

— Тьфу на тебя. Не с деньгами, а с культурой, в данном случае с культурой чтения.

— Мысль есть, и даже две мысли.

— Если две, то это вообще замечательно. Ты их можешь мне в письменном виде прислать?

— И когда?

— Желательно вчера, но я готов и до завтра потерпеть.

— Хорошо. Только вы прикажите там Даше, чтобы она меня со двора на полчасика завтра отпустила, я вам тогда писульку мою вам лично завезу.

— Обязательно лично?

— Думаю, что при ее прочтении у вас возникнут вопросы. А если только бумажками ограничиться — это будет как бокс по переписке: долго и безрезультатно.

— Мне сказали, что ты сына в девять вечера укладываешь. В полдесятого ко мне подъехать сможешь? В Кремль… договорились, буду ждать. Завтра вечером, в половине десятого…

Пятого сентября тридцать седьмого года в доме на улице Огарева состоялось «выездное заседание руководства НТК». То есть к Вере в гости пришел срочно приглашенный Валентин Ильич, а чуть позже к ней же зашел и сосед — за ним Вера лично зашла. Еще в гостях у Веры были два «молодых специалиста»: Верина аспирантка Наталья Журавлева с мужем. Собственно, Наташа пришла к научной руководительнице доложить о достигнутых за лето успехах — и когда «доклад был окончен», Вера и пригласила товарища Тихонова «все бросить и мчаться к ней в гости».

— Еще раз все здравствуйте, разрешите вас друг другу представить. Это моя аспирантка Наташа Журавлева, а это ее муж Степан. Вы уж извините, отчества я забыла, но вы все же уточните: вам, Валентин Ильич, на них представления на ордена писать придется, а вы, Лаврентий Павлович, будете им допуски оформлять и их работу от врагов охранять. Надеюсь, что Валентина Ильича и Лаврентия Павловича представлять не нужно? Итак, я вас всех сегодня пригласила…

В соседней комнате пробили часы, и Вера, вскочив и поглядев на стрелки, продолжила свою речь несколько неожиданно:

— Извините, мне сына кормить пора. Вы тут пока чаю попейте, я скоро вернусь. Витя, Даша, организуйте тут чай гостям…

Лаврентий Павлович, уже успевший привыкнуть к подобным ситуациям (все же в гости к соседке он заходил в последнее время достаточно часто), спокойно откинулся в кресле, а Валентин Ильич не выдержал и поинтересовался у «молодых»:

— Я так понимаю, что вы что-то очень важное придумали. Не расскажете вкратце, чтобы мы все же были хоть немного в курсе темы столь внезапного… собрания?

— Я думаю, что лучше все же подождать Веру Андреевну, — спокойно ответил ему Лаврентий Павлович. — Раз она сказала подождать немного, то лучше будет именно подождать: у Веры Андреевны иногда выводы из каких-то новых знаний бывают несколько… парадоксальными, так что молодые люди могут просто быть не в курсе ее очередной затеи.

— Варенье вишневое, — сообщил Витя, поставив на стол вазочку, — его мы с Верой больше всего любим. Но если кто-то хочет, то есть еще довольно неплохое яблочное, и… я даже на знаю как сказать, несколько необычное, наверное, виноградное.

— А калиновое уже закончилось? — спросил Берия. — Оно, конечно, на любителя…

— Сейчас принесу, Вера его тоже очень любит, но ей врачи не рекомендовали пока она кормит.

— Тогда не надо, а то она, учуяв запах, на деле сосредоточиться не сможет, — хихикнул Лаврентий Павлович. — Я лучше баночку с собой заберу и товарищей после собрания к себе приглашу попробовать: вдруг кому-то оно тоже понравится. Даша, а там калинового много еще осталось?

— Попробуйте лучше облепихивого, — ответила «капитан в штатском», — ей из Лесогорска два ящика прислали, оно по запаху на калиновое похоже и Вере врачи его есть не запрещали.

— А по вкусу?

— Я не знаю… мне одного запаха хватило… Виктор, принесите пожалуйста, а я пойду Вере помогу.

За такими пустыми разговорами прошло минут пятнадцать, после чего вернувшаяся в комнату Вера продолжила дозволенные речи:

— Итак, на чем мы остановились? Ах да, мы еще никуда не двинулись даже. Итак, вот эта милая девушка разработала новый аккумулятор на натрии. А Степан отработал у себя в институте технологию изготовления мембран для него. Сразу предупреждаю: технология разработана лабораторная, нужно будет отдельное технологическое подразделение создать на новом заводе, где такие батареи делать будут.