— Вера Андреевна, — меланхолично заметил Лаврентий Павлович, — мы пока о новом заводе ничего не знаем, и даже не знаем, будем ли мы его вообще строить.
— Будем. Сначала очень коротко о самой батарее: у нее емкость около девяноста ватт-часов на килограмм веса, она при работе ничего не выделяет, ее можно разряжать до нуля, выдерживает более шестисот циклов полной перезарядки.
— А если перевести эти вещи на человеческий язык? — попросил Валентин Ильич.
— Если поставить такие аккумуляторы на подводную лодку, то в лодке не будет никакой серной кислоты, не будет выделяться водород, под водой лодка сможет проплыть впятеро больше, чем со свинцовыми батареями. И сами батареи прослужат вдвое дольше.
— Действительно, мы будем строить новый завод, — улыбнулся Валентин Ильич, мы его уже с завтрашнего дня строить будем. Остается два вопроса: где и сколько это будет стоить?
— Стоить это будет дорого, а сколько точно, я не знаю. Да и знать не хочу: вот тут есть Степан, он все это по крайней мере примерно подсчитать сможет. А вас я пригласила не затем, чтобы обсуждать, нужен нам такой завод или нет, или даже выяснять, сколько нам средств потребуется. Я вас пригласила для того, чтобы обсудить, где нам набрать для этого завода хороших химиков, инженеров и как всех их аккуратно спрятать от пристального взора проклятых буржуинов.
— Давай, рассказывай твои предложения, — Лаврентий Павлович сел поудобнее и изобразил на лице глубокую заинтересованность.
— А нет у меня никаких предложений. Но вы-то специалисты, вот всю нужную для формирования таких предложений информацию из этой парочки аккуратно так извлеките, а потом сами предложения и предлагайте. Я вам для этого вообще не нужна, так что пойду с Женькой погуляю.
— Старуха, и из-за этого ты тут это представление и устроила? — возмутился было Валентин Ильич. — А до завтра подождать, нормально все вопросы обсудить…
— Сегодня у нас воскресенье и вы все же отдыхаете, варенье вон… облепиховое… наслаждаетесь, короче. И сегодня вы достаточно свободны от обычных ваших дел — а завтра вы будете снова по уши заняты с раннего утра и до поздней ночи. И всё, как вы говорите, обсудить раньше чем через неделю не сможете просто физически, а время-то не ждет!
— И не поспоришь… но прежде чем гулять уйти, на один вопрос все же ответь: все это, как я понимаю, влетит в немалую копеечку, возможно даже в валюте.
— Насчет копеечки вы правы, а про валюту — сразу нет. Никаких зарубежных заказов, все нужно будет самим делать. За рубли — а рублей у нас будет много. Я тут подумала: осень наступила уже, а потом зима начнется. На улице-то холодно будет.
— Ты куда-то в сторону уводишь… — заметил Лаврентий Павлович.
— Ничуть. Пустотелое семимикронное лавсановое волокно, штапелированное по тридцать миллиметров, после валяния и пропитки силиконовой эмульсией получается легче и теплее гагачьего пуха. А если его использовать в качестве подкладки в детские комбинезоны, сшитые из каландрированного капрона…
— А человеческим языком?
— Дмитровскую швейную фабрику нужно переводить на пошив детской зимней одежды. При рентабельности процентов в тридцать если она даст стране меньше тридцати миллионов в год, то можете меня вообще уволить за профнепригодность!
— Еще и Дмитровскую швейную… Валентин, решишь вопрос или мне помочь?
— Даже не подумаю решать: когда Яхромский филиал колясочной фабрике хотели передать, наркомат легкой промышленности завозражал — и пришлось ее забирать вместе с головным предприятием. А перевести на новую продукцию… Вера, у тебя выкройки или хоть эскизы этих комбинезонов есть?
— Я уже три для Женьки сшила, можете один взять в качестве образца… на время. Ну что, я могу идти? Ребенок ждет.
— Иди, — ответил ей Лаврентий Павлович. — А вы, молодые люди, быстренько нам расскажите, что для вашего производства потребоваться может… только давайте ко мне перейдем, не будем мешать молодой маме с ребенком возиться. Заодно и калиновое варенье попробуете…
Когда все разговоры завершились — уже сильно после обеда, и Наталья со Степаном ушли, Лаврентий Павлович заметил:
— Я, конечно, человек сугубо мирный. Но если людям военным на зиму такую же одежку соорудить, из этого искусственного пуха…
— У нас только одна фабрика его пока выделывать может.
— Тогда займись постройкой новых. Постарайся до завтра хотя бы вчерне прикинуть потребности, вечером с товарищем Сталиным обсудим.
— А по аккумуляторам этим?
— А это я тебе завтра скажу… то есть скажу где строить и какие требования по персоналу учитывать нужно будет. Думаю, что наши флотоводцы от восторга до потолка прыгать будут. Но не сразу: мы, пока завод не запустим, им ничего рассказывать не станем…
Тридцать седьмой год заканчивался в общем-то на мажорной ноте: в стране был собран очередной небывалый урожай, промышленность росла невероятными темпами. И не только промышленность, культура тоже буквально расцветала. Правда, несколько своеобразно, но народу этот расцвет очень нравился: ведь теперь любимых артистов кино люди могли увидеть не только на экране. А всё «реформа» товарища Дукельского: после того, как режиссерам, актерам, сценаристам и композиторам перестали выплачивать процент с проката фильмов, им пришлось изыскивать иные источники «постоянного дохода» — а таковыми для них остались лишь «личные гастроли» по городам и весям. Гонорары за съемки все еще оставались, как считала Вера, «неоправданно высокими» — но они уже не делали участников кинопроцесса очень сильно выделяющимися из народа богачами. Да, жили безбедно — но теперь лишь пока продолжали упорно трудиться. А с «упорным трудом» тоже стало не особенно сладко, так как товарищ Дукельский перестал бездумно отдавать новые проекту «заслуженным мастерам» и число этих самых сценаристов, режиссеров и композиторов (не говоря уже об артистах) стремительно росло — а бюджет Управления кинематографии наркомата культуры остался почти прежним. То есть немного вырос за счет выручки от проката фильмов, но на все «хотелки старых мастеров» его не хватало.
То есть для некоторых хватало, просто Семен Семенович знал, чьими молитвами он занял нынешний пост и — по «рекомендации» лично Иосифа Виссарионовича — старался прислушиваться к мнению «самого молодого академика в стране». Вера, давно уже занимающая, среди всего прочего, и должность заведующей лаборатории высокомолекулярных соединение Академии Наук (то есть, по сути, лаборатории своей собственной кафедры в университете) летом совершенно неожиданно для себя получила высокое звание: Владимир Николаевич Ипатьев все же «продавил» на очередной сессии Академии «прием нового члена». Аргументируя это в том числе и тем, что «заведующий академической лаборатории должен быть академиком». Ну и тем, что Вера — как он искренне считал — по сути основала собственную научную школу. А так как кандидатура была поддержана новым президентом Академии Комаровым, то избрали Веру единогласно.
Владимир Леонтьевич, будучи ботаником, очень высоко оценивал работу Веры Андреевны Синицкой именно с позиции ботаники: ее предложения по использованию полиакрилата калия при выращивании лесных полос в голой степи продемонстрировали невероятные результаты, а предложение сажать там монгольскую сосну тоже успело дать заметный эффект. То есть сосны-то еще совсем невысокие вырасти успели, но вот «снегозадерживающий эффект» от них оказался выше всяких ожиданий, да и с ветровой эрозией эти невысокие, но удивительно ветвистые деревца боролись очень неплохо.
Про эти сосны Вера в «прошлой жизни» вроде бы ничего не знала, но откуда-то помнила, что китайцы именно этими соснами превращали свои пустыни в плодородные земли. Конечно, если в пустыне воды совсем нет, то там что угодно сажай — толку особого не будет. Но если вода есть (или ее можно откуда-то доставить), то результат просто обязан быть хорошим!
Насчет «доставки воды» у нее тоже «сложился консенсус» с великим геоботаником. В свое время в СССР широко обсуждался проект переброски рек Иртыша на юг, и в рамках этих обсуждений прозвучало предложение о «повороте Ишима» в сторону Аральского моря. Тупенькое такое предложение, поскольку там нужно было полсотни кубокилометров воды как-то поднять на девяносто метров. А вариант прорыть канал длиной в тридцать пять километров вообще был поднят на смех: чтобы его прорыть, нужно было переместить больше двухсот миллионов кубометров земли!
