Однако Вера, упомянув в разговоре с Комаровым этот вариант, даже не предполагала, что «для советского человека нет преград» — а академик все это тщательно просчитал, подготовил все нужные бумажки — и с ними пришел на заседание комиссии Госплана. Где довел до изумленных плановиков результаты своих несложных вычислений: такой канал мог обеспечить водой свыше тридцати тысяч квадратных километров плодородной, но засушливой степи в таком объеме, что урожаи с орошаемых земель менее двадцати центнеров с гектара будут считаться вообще стихийным бедствием. А минимум шесть миллионов тонн зерна ежегодно в ближайшие десятилетия многократно все затраты на строительство такого канала окупят. Да что там, канал вообще за пару лет окупится!
К моменту избрания Веры действительным членом Академии уже и все геологические и гидрологические исследования по трассе будущего канала успели провести, а как раз осенью на Уралмаше началось изготовление первого роторного экскаватора, который должен будет этот канал копать. То есть роторные экскаваторы уже потихоньку в стране производились, но маленькие, на пятьсот кубометров в час — а теперь началось строительство могучей машины, способной выкапывать по десять тысяч кубометров за этот же час…
Витя, посмотрев принесенный Вере проект машины, лишь хмыкнул:
— В том, что они эту машину построят, у меня вообще сомнений нет. А вот в то, что она хотя бы сутки без поломок проработать сможет, я не верю.
— А ты откуда знаешь? То есть почему ты так уверен? Ты же по станкам специалист, а не по землеройным агрегатам.
— Вот потому и уверен. Станок — он работает… по крайней мере должен работать в относительной чистоте, а здесь — ну сама посмотри: тут опорные подшипники ротора будут постоянно в грязи. А песок, да и глина та же — это прекрасный абразив, тут подшипники земля съест за несколько часов.
— Я не думаю, что на Уралмаше полные идиоты в инженерном отделе сидят.
— Да, они там кругами бегают и кричат «а давайте что-нибудь эдакое придумаем»! Обрати внимание: на Ковровских экскаваторах все, что может землей повредиться, или отстоит как можно дальше от ковша, или на гидравлике сделано. Немножко масла при этом теряется, но это масло под давлением просто грязь внутри механизма не пропускает. А эти гении поставили электромотор прямо в центр ротора, да еще вентиляторы воздушного охлаждения сюда же воткнули: вся грязь будто специально вентилятором внутрь мотора засасывается.
— Ну так это-то поправить несложно…
— Ну да, нужно просто раз в два дня новый мотор на ротор ставить.
— А ты, между прочим, можешь рацпредложение подать и денежек немного на этом заработать!
— С твоей академической зарплатой нам только о денежках и думать приходится…
— Лишняя денежка никогда лишней не бывает.
— И какой будет моя рацуха? «Не стройте этот дурацкий экскаватор, хуже будет», так что ли?
— Не так. Вот смотри, мы возьмем трубу, по которой воздух будет в мотор закачиваться…
— И отведем воздухозаборник туда, где в воздухе пыли уже нет, то есть вообще за пределы карьера, или где он там землю рыть будет…
— Нет. Мы в трубу поставим вот такие дефлекторы, воздух будет при входе в трубу закручиваться со страшной силой, вся пыль и грязь размажется по стенкам — а в центре останется воздух чистый, как на вершине Килиманджаро.
— И это будет работать?
— Работает же. Точно такие автоциклонные воздухозаборники стоят на всех газоразделительных установках, на которых кислород из воздуха получают. Там, конечно, пыли поменьше, чем в карьере, так что нужно будет отдельно пересчитать систему ее удаления — но это пусть уже специалисты считают…
А специалисты все (ну, почти все) работали, себя не жалея: за перевыполнение планов по вводу новых предприятий премии и блага страна раздавала более чем щедро. И в том числе и за рубежом: за досрочный пуск на полную мощность металлургического завода в Монголии только орденов было выдано полтора десятка. Потому что Монголии было нужно много рельсов для прокладки железных дорог, а железные дороги требовались для перевозок очень много всякого чего. Насчет ценных металлов все еще было довольно терпимо, их геологи пока лишь пытались найти — а вот с углем все стало более чем интересно. Потому что сразу три геологоразведочных партии обнаружили в пустыне просто невероятные по размерам (и по качеству угля) месторождения. Вот только то, что они были найдены именно в пустыне, не очень радовало: все же люди без воды выживают с большим трудом, а уж тяжело трудиться, когда воды нет, и вовсе проблематично.
Так что пока планы на монгольский уголь оставались лишь планами, а металлургический завод работал на том, что было уже давно найдено — и шансов на его развитие пока не было. Зато нынешние, все же довольно скромные, потребности монгольского народа в металле он обеспечивал практически полностью. И даже «с запасом обеспечивал»: новенькая проволочная машина теоретически могла дать людям до пятидесяти тысяч тонн самой что ни на есть колючей проволоки в год. Но пока потребности такой не было, хотя колючка начинала пользоваться все возрастающим спросом, причем больше всего ее потребляли монастыри.
Уж неизвестно, как товарищ Чойбалсан уговаривал настоятелей этих монастырей, но они — настоятели — в конце концов объявили, что право на перерождение во что-то приличное получат лишь те монахи, которые в жизни нынешней вырастят минимум тысячу деревьев. Не посадят, а именно вырастят…
Деревья в Монголии вообще-то росли, и росли довольно неплохо. Та же сосна монгольская прекрасно себя чувствовала. Но только взрослая сосна: мелкую поросль в степи многочисленная скотина буквально под корень выкашивала, особенно козы этим отличались. Но деревья-то требовалось именно вырастить — и монахи (неизвестно, рассказал им кто-то или они сами догадались) свои небольшие «плантации» стали как раз колючкой и огораживать. Получалось неплохо, ни козы, ни коровы к молодым деревцам теперь добраться уже не могли.
Опять же, ни козам, ни коровам это особенно уже и не нужно стало: с каждым годом запасы сена на зиму лишь увеличивались. Просто потому, что и тракторов с косилками стало больше, и трактористов. Особенно трактористов: в армии каждого солдата учили водить трактор в обязательном порядке — а человек, способный за день обеспечить десяток коров кормом на зиму, уважением среди кочевников пользовался огромным.
Но, понятное дело, солдат трактора водить учили не только (и не столько) ради добычи сена: японцы, крайне раздосадованные тем фактом, что их непобедимых солдат просто разгромили какие-то дикие кочевники, постоянно совершали мелкие провокации на границе — и монгольская армия постоянно находилась в движении, причем передвигаясь вместе с большими обозами, перевозящими и пушки, и снаряды к пушкам, и патроны. И просто еду, палатки (точнее, все же юрты), прочий нужный скарб — так что возможность подменить на марше уставшего товарища за рулем трактора была суровой необходимостью.
И никто — ни в Монголии, ни тем более в Японии — не догадывался, что вся эта «механизация» буквально на глазах меняет и быт, и даже менталитет кочевого скотовода…
А «менталитет» советского народа начала менять «новая культурная программа». В частности, в области литературы. Иосиф Виссарионович с большим интересом прочитал Верины предложения, а потом еще с большим энтузиазмом спорил с ней до полуночи. Но результат проявился уже в сентябре: советских писателей — вообще вне зависимости от того, что и для чего они натворили — перед тем, как отправить в книжное издательство, стали отсылать в «литературные журналы». Которые писателям платили весьма умеренные гонорары — буквально, чтобы при упорной работе с голода не помереть. А затем уже…
То есть не затем. А если читатели этих журналов проявляли к публикации какой-то интерес, демонстрируемый заявками на подписки на те же произведения уже в книжном виде, то такие подписки открывались (во всех магазинах КОГИЗ) и печаталось книг лишь немногим больше, чем нужно было подписчикам. Больше — это чтобы и в библиотеки книги передать, и на случай, если кто просто подписку проспал, но книжку купить все же хочет…
