— То есть все дело в технологии?

— Да, в ней. Собственно, для того, чтобы технологии наши держать в секрете, НТК и был создан. Пока ими владеем только мы, денежки от буржуев в СССР будут рекой литься.

— И поэтому вы отказались продавать технологию производства капрона…

— В том числе и поэтому. Но немцы уже приступили к строительству завода по его производству, американцы, думаю, тоже скоро спохватятся и начнут нейлон производить…

— Но их технологии будут хуже?

— Нет, в чем-то даже и лучше. Но они будут просто другими, а о том, какими мы пользуемся, мы рассказывать не станем.

— Но если их технологии лучше…

— Они лучше именно «в чем-то», по цене продукта у нас уровень одинаковый получится. Но… Вам Лаврентий Павлович пистолетом пластмассовым хвастался?

— Было дело, и он сказал, что пистолет в производстве обойдется вообще в семь рублей.

— Слегка так преуменьшил, в семь рублей обойдутся металлические части.

— А остальное? Ведь он из капрона сделан? Или из нейлона?

— Нет, там арамидная пластмасса, та самая, которая прочнее стали. А фокус здесь в том, что у нас технологии в некотором роде универсальные: на одном заводе можно и капрон делать, и нейлон, и арамиды разные, правда, после существенной переналадки оборудования. Так вот, если иностранцам, американцам особенно, показать такую универсальную технологию для производства нейлона, то они быстро сообразят, что некоторые ее этапы конечный продукт позволяют варьировать. И до арамидов додумаются — но при наличии такого техпроцесса они производство арамидов наладят не за много лет, а за несколько недель. А лично мне очень не хочется, чтобы у врагов появились такие же пистолеты, или даже оружие посерьезнее.

— Посерьезнее — это вы о чем?

— Например, ротный пулемет весом меньше трех килограммов. А для бойца каждый лишний грамм на марше и в бою — именно лишний!

— Тут соглашусь… а вы занялись производством чернил. Я понимаю, чернила тоже стране нужны…

— Наверное, я неправильно выразилась. Я не занимаюсь производством чернил, я их просто изобрела и передала тем людям, которые как раз производство их и готовят. Конкретно эти занимаются три аспиранта с моей кафедры, и даже с теми, кто оборудование для этих заводов делать будет, они сами договариваются. Я не знаю не то что какое им оборудование потребуется, я даже не знаю, где они чернильные заводы строить будут. И не хочу этого знать: они мне просто называют суммы денег, нужные им для выполнения задания, и я эти деньги изыскиваю.

— А обратиться в Госплан?

— Три причины этого не делать. Первая — у них денег нет, у них и так перерасход по запланированным производствам и стройкам чуть ли не в миллиарды. Вторая — у них планирование долговременное. Это, безусловно, правильно — но у меня-то идеи почему-то слишком быстро появляются, а ждать, пока новая пятилетка наступит, и мне не хочется, и стране не выгодно. Потому что те же чернила: стоят копейки, но за год они принесут миллионов десять-пятнадцать рублей, за которые еще пяток заводов выстроить можно. А зачем ждать, если можно не ждать? Ну и последняя причина — это секретность. Чернила, конечно, секретить глупо — а вот заводик оружейный… Однако оружейные заводы меня касаются только как объект финансирования, мне просто товарищ Тихонов говорит какие станки нужно тайно закупить…

— А заводы под карабин Федорова кто его уговорил строить, когда Владимир Григорьевич только думать начал над его конструкцией?

— Как кто? Вы, Иосиф Виссарионович. И не уговорили, а распорядились…

— С этого места, пожалуйста, поподробнее: я что-то такого не припоминаю.

— Это называется аберрация памяти. Не у вас, у Валентина Ильича. Вы на каком-то заседании, когда наркомат оборонной промышленности создавался, заметили, что у нас оружейных заводов маловато…

— Что-то я не помню, чтобы тебя на такое заседание приглашали.

— Меня никто не приглашал, верно. Просто после этого заседания мне Валентин Ильич жаловался, что вот нужно — а средств нет, и станков нужных у нас почти не делается. А тогда товарищ Афанасьев как раз в Москву прилетал, контракт с Кодаком подписывать — вот я товарищу Тихонову и сказала, что вопрос со станками решу, пусть он только корпуса заводов поставит и электростанции возле них соорудит. Ну и места подходящие назвала… там же Лесогорск в принципе недалеко, так что городки эти я уже знала. А у него в голове все это в кучу смешалось — и он сейчас думает, что это я ему эти заводы строить посоветовала. Хотя на самом деле все было не так.

— Ну, считай, отвертелась… ладно. Осталось два вопроса: тебе какой автомобиль новый делать и когда замуж выходишь. А то говорят, что ты уже к свадьбе готовишься, а мы и не знаем. Пока решили в качестве подарка новую машину тебе сделать — но, думаю, такую тяжелую, как у меня, ты ведь не захочешь?

— Это вы о чем сейчас? Кто вам такую глупость сказал?

— Ну, на ГЭСстрое нынче чуть ли не все знают, что тебе один инженер предложение сделал, и теперь бурно спорят о том, где вы свадьбу праздновать будете: там или все же в Москве…

— Иосиф Виссарионович, а если бы к вам кто-то из знакомых… например, с кем вы в Царицыне мельком встречались, пришел бы и предложил стать английским королем, нам всем что, уже и к коронации готовится нужно было бы? Мне таких предложений столько уже было… И чего меня все замуж-то спихнуть хотят? Что, других поводов для пьянки найти не могут?

— Не спихнуть, а… извини, опять мне непроверенную информацию подсунули. Тогда последний вопрос: мне сказали — тоже, возможно, наврали, потому и спрашиваю тебя, что ты из университета уходить собралась.

— Нет, просто отпуск решила взять, академический. На год, и год этот хочу науке посвятить. Есть кое-какие идеи, их проверить надо.

— Ладно, проверяй. А машину мы тебе все равно подарим. И не спорь: машину как мне, то есть не такую же большую, но чтобы из пушки ее не пробить было. Не уверен я, что Лаврентий всех взял, кто на тебя зуб точит, ох, не уверен…

— Спорить не буду. Вот только туда, куда я собираюсь отправиться, чтобы науку двигать, эти зубастые точно не попадут. И даже не потому, что их Лаврентий Павлович не пустит…

Весна тридцать пятого в деревнях и селах прошла весело: в феврале заработал еще один тракторный завод — на этот раз в Рубцовске, и новенькие гусеничные трактора с шестидесятисильным дизелем тоже дружно вышли на поля. А с такими тракторами очень неплохо поднималась даже дикая степь, так что совхозы НТК заметно увеличили посевные площади. И главным образом — в Прииртышье, где «лесные полосы» (главным образом, из желтой акации) поднялись уже выше трех, а местами и четырех метров, а так же в Забайкалье, где новенькие совхозы распахали почти половину Тугнуйской долины. Там место для новых совхозов было просто замечательное: огромный химкомбинат, выросший возле угольного карьера, среди прочего всего выпускал довольно много сульфата аммония, и этот «отход коксового производства» обещал более чем заметно повысить урожайность, да и производимая там «попутно» солярка не давала тракторам простаивать без дела. Опять же, электричество в новые села провести проблемой не было — так что перспективы вырисовывались довольно привлекательные и для переезжающих туда крестьян, и для страны.

Но так как химкомбинат выпускал не только «отходы», но и немало иной продукции (и музыкальные инструменты можно было даже не считать), то ближе к концу мая именно в городке при комбинате (получившем, наконец, официальное название Тугнуйск) стала строиться и новенькая фабрика по производству авторучек. Одна из двух таких фабрик, а вторая потихоньку поднималась вообще в Облучье — а столь отдаленные места для них выбрал лично товарищ Тихонов (в рамках программы по освоению Дальнего Востока).

Инициатором этой программы выступил Лаврентий Павлович, причем он и сам искренне верил в то, что именно ему пришла в голову эта светлая мысль. Как говорил когда-то Вере Андреевне Бруно, не нужно говорить человеку, что ему следует делать, нужно ему предоставить информацию, необходимую для того, чтобы человек сам понял, что иначе действовать просто невозможно. А еще лучше –сделать так, чтобы человек сам собрал нужную информацию для принятия необходимого тебе решения…