Господин комиссар посмотрел на ту, что сидела рядом с ним, безучастно уронив руки на колени. Сумочка лежала у ее ног. Лицо девушки застыло. Казалось, она до конца не осознает — куда они едут, зачем, и кто с ней рядом. И, главное, почему она оказалась рядом с этим человеком. Да, подумал Фома, у нее и впрямь завод кончился.

Нет, он вряд ли забудет — как они познакомились. Если это можно так назвать… кхм.

…Господина комиссара впустили. Дюжее существо в белом атласе, лентах и оборках, дало знак следовать за ней. Они резво шли по дорожкам: то влево, то вправо, то снова влево-вправо-влево… как вдруг… Фома увидел жуткую картину.

В тени огромного дерева, чья крона была густо усеяна цветами, сидела не то девушка, не то кукла. Безвольно поникшая. Над ней высилась щарообразная фигура старухи. Нежно улыбаясь, она занесла над головой девушки длинный, узкий нож. Лезвие хищно сверкнуло в лучах солнца. Господин комиссар давно не бегал по улицам и пустырям — нужды не было. Другие люди бегали, помоложе. Но сейчас он рванул напрямик и напролом — прыгая через кусты и каменные ограждения, подныривая под склоненные ветви, перескакивая через пышные, густо засаженные клумбы, сбивая и топча все, что попадалось на пути. Кустарники цеплялись за его одежду, ветви деревьев хлестали его по щекам. Он ничего не замечал. Только бы успеть, успеть!

— Бросьте нож! Немедленно! — кричал он на бегу. — Бросьте нож!

Сердце чуть не выскакивало из груди, в боку нещадно кололо, но Фома не останавливался.

— Слышите меня?! Опустите нож!

И старуха заметила его, на щеках ее заиграли ямочки. Нож она опустила, но из руки — нет, не выпустила. Наконец, Фома, тяжело дыша, подскочил к ней, вывернул пухлое запястье и сжал его, что было сил. Старуха удивленно, громко ойкнула. Нож, со звоном, ударился о камни дорожки. И господин комиссар ногой отбросил его подальше. После чего, отпустив руку старухи, осторожно — двумя пальцами, поднял нож и упаковал в пакет.

— Добрый день, миссис Тирренс! Уголовная полиция, комиссар Савлински. Почему вы хотели ударить ножом эту девушку?

Старуха надулась.

— Вам, полицейским, только бы обвинить приличного человека! Хоть в гадости, хоть в убийстве, неважно.

— Миссис Тирренс! Я видел это своими глазами.

— Я просто хотела срезать цветок для моей гостьи. Милая малютка…

— … едва жива от страха, — перебил ее Фома.

— Уверяю вас, господин комиссар! Ничего подобного я не замышляла. Скромная учительница из провинции, мало что видела... вот я и развлекала ее по мере своих слабых сил.

Фома пристально взглянул на умильное лицо миссис Тирренс. А нормальна ли она? И почему считает его дураком… хотя это как раз понятно. Жаль, но придется оставить ее в покое. Разумеется, временно. Сейчас главное — увезти отсюда девушку. Что на уме у хозяйки сада — об этом он, Фома Савлински, подумает позже. Сейчас же — прочь, прочь отсюда! Он помог девушке — по-прежнему тихой и безучастной — встать.

— Велите вашей служанке принести вещи гостьи. Нет, постойте! Несите ее сумку — и довольно.

Безгласная великанша в белом атласе, неуклюже загребая ногами, помчалась в направлении у дому.

— Миссис Тирренс, официально заявляю — вы можете звонить моему начальству десять, тридцать и даже сто раз в день. Можете начать прямо после моего ухода. Это нич-чего не изменит, — подмигнул он старухе. — Думаю, мы скоро вновь увидимся. Из города пока не уезжайте. Не усугубляйте создавшегося положения.

Подбежавшая великанша протянула ему дамскую сумку. Сделала книксен — и застыла на месте.

— Не уезжайте из города, — повторил Фома, в упор глядя на старуху. — До скорой встречи!

И, поддерживая заторможенную, вялую девушку, быстро зашагал к выходу. Пройдя шагов десять, он внезапно обернулся.

— А, чуть не забыл! Анонимки мне посылать не стоит. Я не стану больше их читать.

В зрачках миссис Тирренс на секунду — не долее! — вспыхнули адские угольки. И тут же погасли, как будто их и не было. Морок, фантом, глюк.

Доктор Кларенс Уиллоби, предупрежденный звонком Фомы, ожидал на пороге клиники. За его спиной маячила дюжая медсестра, с намертво приклеенной улыбкой.

— Думаю, эта леди сполна расплатится с вами, господин доктор — чуть позже. Оставляю ее у вас. Я вам перезвоню — узнать о ее самочувствии.

Доктор быстро окинул взглядом Анну, прищурился, что-то мысленно прикинул — и кивнул: хорошо-хорошо. Буду ждать, господин комиссар!

— Ее нахождение здесь должно оставаться в секрете… пока. Никаких газетчиков. А то глазом не успеете моргнуть — налетят, стервятнички брехливые.

— Боже упаси, господин комиссар! Думаю, через три-четыре дня леди будет чувствовать себя гораздо лучше.

— Очень рассчитываю на вас, — улыбнулся Фома.

После его ухода, доктор Уиллоби провел Анну в свой кабинет и усадил в кресло. А потом - протянул ей, по-прежнему безмолвной и отрешенной, стопку бумаги и ручку.

— Понимаю, леди, что говорить вам сейчас тяжело. И не надо, — он осторожно прикоснулся к ее плечу. — Вылейте все ваши страхи на бумагу. Не держите их в своей памяти.

Он ободряюще улыбнулся.

— Х-хорошо, — неуверенно сказала Анна. — Хо-орошо.

— Вот и чудесно, — улыбнулся доктор Уиллоби. «Представляю, какие у вас, моя красавица, прелестнейшие кошмары. Предвкушаю! Что-нибудь обязательно пригодится для моей новой книги, прелестно-прелестно!» Он потер руки: день, когда в его руки попадает такой превосходный материал — это день особенный. Как тут не радоваться?! Доктор Уиллоби улыбнулся своим мыслям, на минуту, став похожим на везучего кота. Охота на чужие душевные мучения — это ведь охота не столько ради еды, сколько ради интереса, она ждет его, уже завтра… ах, как замечательно!

Сразу же после возвращения господина комиссара в Управление полиции, туда позвонил, а затем и прибежал… да-да, именно прибежал — охранник Петер из «Райских кущей». Взволнованный, с горящими глазами. Правой рукой он прижимал к груди здоровенный ком бумаги. Прижимал так, будто внутри его — сокровище.

— Возле забора нашел, где второй запасной выход, — сказал охранник. — Сто лет там не проверяли, а зря… как у нас еще все машины не поперли, удивляюсь. А заикнись я, криков будет, уй! И опять виноват останусь. Как всегда.

Он бережно развернул бумагу — и полицейские ахнули. Кто-то даже присвистнул. Надо же, что у них на земле валяется.

— Как такую вещь никто из клиентов не заметил и не попер, сам удивляюсь.

— Больно приметная вещица, — усмехнулся господин комиссар. — Такую вряд ли продашь быстро и легально, за полную стоимость, хвастаться ею — и то чревато.

Все сгрудились возле стола господина комиссара, разглядывая принесенный вещдок. Фома украдкой наблюдал за лицами своих подчиненных — и, в который раз, поражался: насколько они все разные. Лицо Майкла Гизли выражало сложную, гремучую и взрывоопасную, смесь возмущения и восторга. Еще двое парней — будто окаменели от изумления. Джон Доу, «живой труп и ходячий мертвец», глядел на содержимое пакета с недоверием — а вдруг мерещится? Бывают же коллективные, массовые галлюцинации. Может, и сейчас… оно того, а? И только лицо Самуэля Шамис оставалось абсолютно бесстрастным. Впрочем, как и всегда.

— Надо же, как грамотно упаковал. Молодец! — похвалил охранника господин комиссар.

Парень смущенно улыбнулся.

— Что я, дурак? И ж за вами наблюдал тогда… ну, сами знаете. Примечал все: вдруг пригодится? И в синема сто раз видел: то, что преступник обляпал своими руками — трогать нельзя. Никому.

Фома хмыкнул: точно, не дурак.

— Начальству, то есть брату, показывал?

— Хотел сначала… передумал. Еще отберет, а потом скажет, что я из чьей-то машины попер и заставит ему штраф уплатить, под угрозой увольнения. Подумал, что лучше вам отдать. Надежнее.

— Да, парень, ты определенно не дурак. Вот и дальше молчи. И мы ему ничего не скажем, не бойся.